Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 70

Бальдер посмотрел на Тарика, и тот кивнул: он в жизни не слышал о таком напитке, да и ежевику редко пробовал.

— Несите, — сказал Бальдер и, когда хозяин проворно удалился, тихо поведал Тарику: — Подворовывает, конечно, как все дворянские управители, но так искусно, что вряд ли когда попадется. А поскольку он вольный со стороны, вовремя уйдет со службы с набитой мошной и хорошо устроится — может, даже в столице...

Вскоре хозяин сам принес на подносе пузатый кувшин и две пузатые чарки — все фарфоровое, белое, расписанное зелеными листьями и сиреневыми (совершенно как глаза Тами) ягодами ежевики. Роскошная посуда, какую и на королевский стол, пожалуй, поставить не стыдно... Да, таверна не для бедного народа, но вряд ли цены такие уж ошеломительные: иначе Ямщик, знавший, что у Тарика всего-то пять золотых, предупредил бы. «Садимся это мы в роскошной таверне, и приносят нам ежевичный жергень, а это, надобно вам знать, редкостное питье...» — так и будет рассказывать на старой мельнице. Любопытно, а Бальдер берет малую долю с этого Кульдара за каждого седока, которого сюда привозит? О таком писалось в голой книжке — ну что же, ничуть не предосудительная ухватка, дело житейское...

— Первый раз в жизни пробую, — сказал Бальдер, наполняя сначала чарку Тарика, а потом свою. — Но пахнет заманчиво...

— Очень даже, — поддержал Тарик искренне.

Пахло и в самом деле приятственно — ягодами, лесной свежестью, еще чем-то вкусным. После долгих разговоров и пения у Тарика чуточку пересохло в горле, и он осушил чарку до дна.

Все перед глазами завертелось и поплыло, он еще успел осознать, что падает лицом на белую скатерть с такой же росписью, что и посуда, — и тут окружающий мир пропал...

...Он разлепил глаза. Казалось, ничего и не произошло, и он всего лишь вынырнул из сна — Тарик всегда просыпался быстро, моментально стряхивая сновидения. Во рту стоял какой-то странный привкус, а в остальном все как обычно. Без труда поднял голову и огляделся.

И решительно не понял, куда угодил.

Небольшая, но явно богатая комната, ничуть не похожая на нумер постоялого двора, пусть даже дорогого. Потолок расписан синими, алыми и черными орнаментами, стены обиты узорчатой тканью (вроде бы недешевым тисненым ситцем), низкая кровать, на которой он лежал без ботинок, в одних носках, из темного дерева — лакированного, покрытого искусной резьбой; такой же шкафчик при ней и два табурета. Никогда не бывал в дворянских домах, но подозревал, что они должны выглядеть примерно так, такими их описывают голые книжки: спокойная, ничуть не аляповатая роскошь...

Так... Его башмаки стояли у постели. Единственное окно задернуто свисающей до пола тяжелой портьерой (кажется, аксамитной) в тех же орнаментах, что на стенах и потолке... Окно!

Тарик вскочил с застеленной постели, с радостью отметив, что голова не кружится, перед глазами не плывет и чувствует он себя в общем как обычно, если не считать этого странного привкуса во рту, которым можно и пренебречь...

Бросился к окну, отдернул портьеру — и легче не стало...

За окном, близко, зеленеют густые липы. Как-то они упорядоченно растут, так что похоже на ухоженный парк дворянина или богача. (Тарик таких парков немало видывал в столице: дворянские, конечно, с улицы, а в тех, куда открыт доступ всем политесно одетым горожанам, бывал.) Именно что не дикий лес, а благоустроенный парк — ну да, вон в круге из невысоких фигурных плиток клумба с георгинами, которая может быть только плодом усилий садовника. Судя по теням и положению солнца, уже перевалило за полдень, день клонится к вечеру, так что в беспамятстве он пробыл не менее четырех-пяти часов...

А за стеклом — решетка. Ничуть не напоминает грубую тюремную с железными прутьями крест-накрест, но все же они толщиной с указательный палец взрослого мужчины. Хотя решетка выполнена в виде узоров из веток с листочками (кажется, кленовых), но выглядит столь же надежной, как тюремная...

Шпингалеты сверху и снизу поддались легко, и створки бесшумно распахнулись. Обеими руками Тарик взялся за крашенные в зеленый ветки, попробовал потрясти — не получилось: решетка осталась незыблемой. Надежно вмурована в каменную оконницу, такую не своротит и ярмарочный силач. Наружу, на волю, рука если и пройдет, то только до локтя. На воле — покойная тишина, пахнущая листвой и цветами...

Не теряя времени и без единой еще мысли в голове Тарик пробежал к резной двери (почему-то на цыпочках, не производя ни малейшего шума).

На высоте его груди на двери — железная коробка толщиной в палец, и на косяке есть такая же, только гораздо уже. Замочной скважины не видно, но очень похоже на врезной замок, что отпирается только снаружи, — у батяни на амбарчике при лавке точно такой же. Судя по трубкам-петлям, дверь открывается внутрь... Осторожно взявшись за вычурную дверную ручку из начищенной бронзы, Тарик попробовал отворить дверь в обе стороны — и ничуть не удивился, когда она не поддалась. Пусть и роскошная, но темница, расположенная, судя по высоте окна и парку с клумбой, на первом этаже богатого дома...

Отойдя от двери, Тарик уселся на удобный широкий табурет. Появились первые мысли, догадки и предположения. Поначалу они хаотично метались, мешая друг другу, но понемножку пришли в порядок, как оно и бывает в минуты опасности — а он определенно в опасности...

Не оставалось никаких сомнений, что в таверне его чем-то опоили и бесчувственного привезли сюда, то есть неизвестно куда. И появились сильные подозрения, что без Ямщика Бальдера тут

не обошлось: он знает хозяина, он завез Тарика в таверну, и здесь явно какой-то заговор...

Зачем? Он читал о похожем в голых книжках и слышал от груза-лей. В тавернах морских портов такие штуки в ходу: подходящему человеку подсыпают или подливают сонного зелья, бесчувственного волокут на корабль («Подвыпившего товарища ведем, господин Стражник!») — и невезучий бедолага приходит в себя в открытом море, где бежать некуда, так что поневоле приходится служить Матросом, пока не подвернется удобный случай сбежать. А если корабль окажется китобойцем, на сушу попадешь не раньше чем через годик, а то и поболее. Именно эта беда и приключилась с капитаном Фаулетом, когда он решил пуститься в морские странствия, сбежав из родительского дома, где жизнь была не мила, и попал на заметку портовым людоловам. Правда, корабль, на который его продали, не был китобойцем, и уже через два месяца в первом же порту Фаулет сбежал от зверя-капитана, тирана и скряги — с этого его приключения и начались...

Людоловы орудуют и на другом поприще — дурманят сонным зельем красивых девушек, за которых явно некому заступиться, и продают их в Бадахар. Но этот гнусный промысел процветает в иных местах, откуда до Бадахара гораздо ближе, — везти беспамятную девушку слишком долго и слишком далеко опасно, попасться можно и получить по полной...

Но Тарик-то не красивая девушка и не здоровый детина, как нельзя лучше пригодный для тяжелой матросской работы! Далековато отсюда до моря, да и нет нужды опаивать зельем: его годовичков-Юнгарей — точнее, желающих попасть в таковые — и так переизбыток...

Есть еще голая книжка, где знаменитый сыщик Роля-Прыткий преследовал шайку людокрадов, что похищала годовичков Тарика, а то и совсем маленьких детей, а потом требовала с родителей богатый выкуп. Но далеко не все, о чем пишут в голых книжках, является отражением жизни, и потом, там речь шла о детях дворян и богатеев, способных ради любимого чада отсыпать золото

горстями. Роля-Прыткий точно выяснил: похитители сначала долго изучали, могут ли родители раскошелиться на щедрый выкуп. А у батяни накопления невелики...

Если отбросить и то и другое, остается третье, о котором не хочется думать, но придется...

Ковен. Нашли лазейку, позволяющую обойти нерушимую клятву. За хорошую денежку наняли самых обычных людей вроде Бабрата и этого Карзубого. Известно ведь: черные способны оборачиваться не только пантерками, но и всяким зверьем и мелкими птицами. О замысле поездки в Озерный Край он говорил только в ватажке и в спальне Тами. На старой мельнице не было, скажем, летучей мыши, но среди мирных голубков, гугукающих на стропилах, могло оказаться... Обычно голуби изгоняют чужаков из мест своего постоянного обитания, но распространяется ли это на оборотней? В спальню Тами никто не залетал, но за обоями могла прятаться, например, необычная крыса. Любопытно, почуял бы ее Лютый?