Повесть о благонравном мятежнике - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 7

— Сначала сними меня, а потом спрашивай, — возразил чиновник.

Оказалось, что Чжу Инсян висел на балке в женских покоях дома Цзи Дана: немудрено, что он не узнал этого места, хотя и бывал два раза у подчиненного. Что же касается служанки, то она была совершенной дурой: разве бывали случаи, чтобы вор лез в дом, чтобы подвесить себя в сетке на балку? Даже если бы вор задумал такую штуку, он вряд ли мог бы ее выполнить.

Чжу Инсяна развязали, и Цзи Дан, извиняясь, выставил угощение. В это время к дому Цзи Дана подъехали люди, и они рассказали о том, что произошло у ворот дальше.

Как только Чжу Инсян исчез в кадушечке, монах выпрыгнул из нее вновь. А инспектор сорвал свой головной убор и громовым голосом воскликнул:

— Эй, слушайте все! Я — Фань Чжун, и первый раз я явился, чтобы освободить моего брата, а второй раз я вернусь за головой того негодяя, который оклеветал мою семью. А этот монах-даос — просто бамбуковая палка!

С этими словами он махнул рукавом, монах упал на землю и превратился в кусок бамбука. К инспектору с неба спустился белый журавль. Тот сел на журавля, вытащил из кадушечки своего брата, посадил его позади себя, и они оба взмыли в небеса.

— А я-то думал, что колдовства не бывает, — вскричал, выслушав все это, изумленный Чжу Инсян.

А Цзи Дан совсем оцепенел от страха. «Сомнений нет, — думал он, — это был Фань Чжун, но откуда же он выучился колдовать? Вот уж воистину, — я думал, что лгал, выставляя его колдуном, а оказывается, я говорил правду!»

Фань Чжун между тем прилетел в разбойничий лагерь на журавле. Подбежавшие разбойники помогли братьям спуститься с птицы. После этого Фань Чжун прочитал заклинание. Птица превратилась в кипарисовую шишку, и Фань сунул шишку в рукав.

Фань Ши упал на колени и залился слезами.

— Брат, — сказал он, — ты меня обесчестил! Я клялся, что ты не умеешь колдовать! И хотя я, конечно, все равно бы клялся в этом, как ни обстояли дела на самом деле, но мне неприятно, что ты не сказал мне правды!

— Я и вправду не умел колдовать еще неделю назад, — отвечал Фань Чжун, — но видишь ли ты этот колодец во дворе усадьбы?

Фань Ши оборотился и увидел колодец.

— Случилось так, — продолжал Фань Чжун, — что, опущенный в этот колодец, я убил большого павиана и пролез в сундук, который он сторожил. В этом сундуке была целая гора всяких волшебных вещей. Кроме того, я встретил в сундуке отшельника, который помог мне увидеть сущность этого бренного мира, выучил искусству заклинаний и напоследок подарил мне волшебную книгу.

И с этими словами Фань Чжун с необыкновенной легкостью извлек из рукава книгу, толщиной своей напоминающую скорее каменную плиту в храме Земли и Неба, и исписанную старинными письменами.

— Как тебе не стыдно лгать, — возразил Фань Ши, — ты ленивый и легкомысленный юноша, книгу такой толщины тебе и за год не одолеть!

— Ты совершенно прав, — ответил на это Фань Чжун, — я изучал ее под руководством моего наставника три года, но когда я вернулся обратно, оказалось, что у вас за это время прошло всего три дня. Ты и представить себе не можешь, как я за это время остепенился и поумнел.

А теперь мы пропустим несколько лет, — в самом деле, не всякую же мелочь должен рассказывать рассказчик, но только то, что может служить примером или уроком.

После гибели семьи Фаней дела Чжу Инсяна пошли очень хорошо. О нем прошел слух как о чиновнике, который, заботясь о народе, не боится вступить в борьбу с богачами. Ван Аньши вызвал его в столицу и поручил ему исполнение планов, связанных с возвращением государственных земель, незаконно захваченных частными лицами. Этот отъезд спас его от мести Фань Чжуна, ибо Чжу Инсян уехал в столицу, отстоящую от разбойничьего лагеря на тысячи ли, и какому-то колдуну, конечно, было не так легко перемещаться по стране, как снабженному подорожной чиновнику.

Вскоре, однако, по желанию Сына Неба Ван Аньши ушел в отставку, и Чжу Инсян оказался в числе благородных мужей, не встретивших судьбы. Он удалился в небольшое поместье близ Лянчжоу и проживал там, стараясь не скорбеть о минувших днях. Он утешал себя тем, что одинаково позорно не преуспеть в государстве, где соблюдают справедливость и преуспеть в государстве, где справедливости не соблюдают.

Проведя в изгнании около трех лет, он, однако, почувствовал тоску и возвратился в Северную столицу, где множество старых друзей стало просить за него. Он даже встретился с Су Ши, который был возвращен из Хуанчжоу и назначен начальником ведомства наказаний. Тот принял его очень благосклонно. После его ухода Су Ши, однако, сказал:

— Это человек больших дарований и талантов, однако ради своей карьеры он погубил моего родственника по матери: можно ли простить такое?

Вскоре новый министр услышал, что в провинции Цзяннань свирепствует шайка разбойников. Он встревожился и пожелал узнать подробности.

Су Ши доложил ему:

— Некий Фань Чжун собрал в горах тысячи людей: этот человек грабит крестьян и чиновников, понуждает всех торговцев области платить ему пошлины. Стремясь обманными действиями завоевать доверие народа, разграбил казенные хранилища, о которых так хлопотал бывший министр, и снабдил зерном народ. Вот уже шесть лет этот человек разбойничает на северо-востоке области Хуэйчжоу. Когда у Фань Чжуна была тысяча людей, он назывался главарем разбойников. Когда у него стало три тысячи людей, он назвался гуном. А когда у него стало десять тысяч людей, он назвался ваном.

В чем же причина такого успеха? — изумился министр.

— Чиновники Цзяннани лихоимствуют, берут от народа много, дают ему мало, — оттого в провинции развелось множество разбойников. Это восстание не вылечишь одними войсками: надо переменить начальника области, дабы он искоренил его причину!

— Если дела обстоят так, как вы говорите, и разбойники столь популярны в народе, — заколебался министр, — то как бы новый начальник области, не запятнанный преступлениями, не стал бы на их сторону!

Су Ши поклонился и доложил:

— Есть один человек, по имени Чжу Инсян, честности необыкновенной. В свое время из-за его доблести погиб отец предводителя разбойников. Почему бы не послать его в Цзяннань? Нет никакой опасности, что он сговорится с разбойниками.

Министр в восторге захлопал в ладоши.

На следующий день Су Ши призвал Чжу Инсяна и сказал:

— Вы — человек деятельный и дальновидный. Нынче на северной границе столпились варвары, область Хуэйчжоу кишит разбойниками, — почему бы вам не привести все в порядок?

— Я в восторге от этого назначения, — заверил его, кланяясь, Чжу Инсян.

Тут же Чжу Инсян был назначен правителем области Хуэйчжоу.

Когда чиновник ушел, один из подчиненных промолвил Су Ши:

— Это не такое уж почетное назначение, и не боитесь ли вы, что в Цзяннани его захватит и убьет Фань Чжун?

Су Ши не понравилось, что его намерения так легко разгадать, и он гневно ответил:

— Как ты смеешь мне приписывать такие подлые мысли!

Так, спустя много лет после своего первого назначения, Чжу Инсян вновь вернулся в Цзяннань.

Как мы помним, в свое время Чжу Инсян, будучи введен в заблуждение, не выполнил указа об искоренении еретической секты, и за десять лет эта секта размножилась, как тля на дубовых листьях.

Члены секты носили белые одежды и длинные волосы, возжигая ладан, обманывали народ, чудесами обманывали людей.

Эти люди утверждали, что Майтрейя скоро спустится на землю, дабы править Поднебесной. Уверяли, что приближается последнее время, когда дух насилия охватит землю и зальет ее кровью. Только присоединившиеся к еретикам избегут гибели. Те, кто это сделают, при жизни станут ванами и гунами, приобретут безграничное богатство и высокое положение. Те, кто помогал много, станут высокими чиновниками, те, кто помогал мало — станут малыми чиновниками, а те, кто не помогал вовсе, будут истреблены.

Эти люди фабриковали священные тексты, ложно выдавая их за слова самого Майтрейи. Вместо того, чтобы соблюдать безбрачие, устраивали непотребства и принимали в секту без разбора мужчин и женщин. Главари сект передавали свой титул по наследству. В это время главаря секты в Цзяннани звали Сяо Ли, и он уверял, что происходит из рода Ли и является воплощением самого Лао Цзы. Эти люди отвергали общепринятые нормы поведения, не почитали предков, и учили о спасении через страдание и самопознание.