Повесть о благонравном мятежнике - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 8

В том, о чем они учили, не было, конечно, ничего благого. Ясно, что на самом деле Будда этим людям не покровительствовал, и после смерти они были брошены в самые дальние уголки ада.

Итак, Чжу Инсян приехал в Хуэйчжоу. Еще в пути он узнал, что Цзи Дан дослужился до поста начальника гарнизона, и тут же послал ему письмо с приказанием выступать против разбойников.

В день приезда нового начальника жители устроили большое празднество. Повсюду на улицах развесили надписи, сулящие счастье и изобилие. У городских ворот на высоком помосте состоялось приветственное торжество. Уважаемые лица города поднесли ему почетный зонтик и разные подарки. Чжу Инсян, не желая обидеть их отказом, принял зонтик со словами благодарности и проследовал в свою резиденцию.

Тут же он приступил к делам. Чиновники, кланяясь, доложили ему:

— За время вашего отсутствия в области развелись разбойники и негодяи, не соблюдающие пяти отношений, не питающие почтения к императору! Уверены, что одного вашего появления будет достаточно, чтобы нагнать на них страху!

Чжу Инсян был очень доволен неподдельной радостью, с которой его встретили в городе, но он хотел поподробней разузнать, как обстоят дела. Во время своей ссылки в Лянчжоу он не раз замечал, что об одном и том же чиновнике народ за глаза и в лицо отзывается по-разному, так что даже можно подумать, что речь идет о разных людях с одинаковым именем. И вот, пользуясь тем, что лицо его еще малоизвестно, на следующий день рано утром он снял свою чиновничью шапку, повязал голову простой темной повязкой, перепоясался пятицветным поясом монаха, взял в руки посох и чашу для подаяния и пошел поговорить с людьми.

Чжу Инсян был проницательный человек и сразу увидел, что в окрестностях засуха, и что крестьяне этим недовольны. Многие из них, еще ничего не зная о новом начальнике, сплевывали при его имени, а о старом выражались и вовсе срамно.

Чжу Инсян спросил одного из сквернословивших, не чувствует ли тот удовлетворения при мысли о том, что старый начальник области, казнокрад и мздоимец, заменен новым человеком, и тот, крякнув, отвечал: «Новая пиявка хуже старой, старая-то уже напилась!» Можно себе представить, как огорчился Чжу Инсян, услышав подобные слова.

В полдень Чжу Инсян зашел в заведение с красным флагом у входа и спросил себе чего-нибудь постного. Хозяин харчевни подал ему ароматного чаю, две чашки риса и чашку маринованных бамбуковых ростков. Вскоре в харчевню ввалился земледелец с корзинами на коромысле. Крестьянин составил корзины в угол, прислонил коромысла к стене и велел принести еды. Видимо, он проголодался, и поэтому, не дожидаясь, пока хозяин принесет пищу, отстегнул от пояса мешочек, высыпал из мешочка на стол горстку жужубов, и стал класть их в рот один за другим.

Вдруг поверх его головы протянулась грязная рука и взяла один жужуб. Владелец мешочка поднял голову, и увидел молодого человека в зеленом даосском халате. Он подивился, но ничего не сказал. Крестьянин взял один финик, и даос взял один финик. Крестьянин опять ничего не сказал. Крестьянин взял два финика и даос взял два финика. Крестьянин опять ничего не сказал и взял три финика. Даос тоже взял три финика. Крестьянин взял четыре финика. Тогда даос схватил целую горсть фиников и бросил себе в рот, а часть уронил на землю и растоптал.

Крестьянин вскочил, схватил коромысло и заорал:

— Ах ты дурак! Хоть бы ел, а то бросаешь!

Молодой даос усмехнулся и ответил:

— Дурак — это ты! Вот я взял у тебя каждый второй финик, и ты уже хватаешься за коромысло. А по какому праву берет у тебя каждый второй финик чиновник? И хоть бы ел — а то гноит в амбарах! Почему, когда у тебя забирают и финик, и рис, и курицу, и шелк — ты сидишь себе и молчишь?

Крестьянин озадачился, а даос повернулся и вышел из харчевни.

«Вот человек, который мне нужен», — подумал Чжу Инсян, подхватил свой посох и чашу и побежал за даосом.

Даос еще долго ходил по городу, вытворяя всякие штуки, и наконец скользнул в какую-то харчевню с зеленым флагом у входа. Чжу Инсян тоже прошел за ним в харчевню, шепнув человеку, стоявшему у входа, «Милефо».

Вы спросите, откуда он знал, что надо шепнуть? Дело в том, что вслед за даосом в харчевню вошли еще два или три человека, и Чжу услышал, что они сказали привратнику именно это слово.

Чжу Инсян прошел харчевню насквозь и очутился в небольшом персиковом саду. Между старыми деревьями, в отдалении стояла полуразрушенная часовня. Чжу Инсян осторожно подкрался к часовне, провертел в масляной бумаге дырочку и стал смотреть.

Вся часовня изнутри была выложена нефритом, и в нефритовых колоннах сверкали, ломаясь в пламени светильников, серебряные вставки. Посереди часовни стоял огромный алтарь. На алтаре стояла золотая чаша, в которой плавали лотосы и ветви ивы. По обеим сторонам чаши стояли курильницы, а перед ней — табличка со слоновой костью. На табличке красной киноварью было написано имя бога-покровителя храма и имена его подчиненных. В храме было множество народу, мужчин и женщин. Вскоре на помост поднялся человек в белой одежде, с волосами, связанными в пучок красным шнуром. В одной руке он держал короткий меч, а в другой — свиток с заклинаниями. Это был ни кто иной, как Маленький Ли.

Молодой человек, который утром мутил народ в одежде даосского монаха, кланяясь, доложил:

— Согласно приказаниям, отданным небесной стихии, во всей области царит засуха. Люди недовольны начальством. По всем этим признакам можно заключить, что время Справедливости близко. Однако, когда глядишь на людей, которые страдают от жажды, сердце разрывается от боли! Не стоит ли пожалеть народ?

Мятежник Ли нахмурил брови и объяснил:

— Глупый народ имеет привычку повиноваться начальству. Люди всегда терпят от правительства гораздо больше, чем мыслимо терпеть! Только исключительные страдания могут заставить их вступить на путь справедливости. Заставляя народ умирать от засухи, мы приближаем время справедливости.

Нахмурился и прибавил:

— Однако на северо-востоке области вчера шел дождь: следует выяснить, в чем дело!

После этого мятежник Сяо Ли распустил волосы и произнес заклинания. Раздался звон, налетел порыв ветра, пламя свечей и дым от курений затрепетали, и в воздухе показался клубящийся дракон.

Мятежник замахнулся на дракона мечом, и тот взвизгнул.

— Разве я не запретил тебе, — сказал сурово мятежник Ли, — проливать дождь иначе как в соответствии с моими приказаниями? Почему ты ослушался меня? Что это за дожди на северо-востоке?

— Фань Чжун, — отвечал, дрожа, дракон, — приказал мне поднять воды озера и полить его владения! Я не в силах был противиться его требованиям! К тому же несчастные жители области, мне кажется, достойны сострадания.

Мятежник Ли прочитал заклинание, и свиток в его руках превратился в кнут. Он стал бить дракона кнутом и заорал:

— Да что ты, золоченый червяк, понимаешь в путях справедливости!

Дракон заметался над алтарем, видимо не в силах вырваться из магического круга, а мятежник Ли сорвал со своего пояса тыкву-горлянку и вскричал:

— Негодяй! В третий раз ты ослушался моих приказаний! Если ты ослушаешься их в четвертый раз, я запру тебя в этой тыкве, и даже роса перестанет выпадать на поля. А теперь проваливай отсюда!

Дракон исчез, и нестерпимое сияние в храме померкло. Мятежник Ли взмахнул в раздражении плеткой: кончик ее намок в зеленой крови. После этого мятежник Ли оборотился ко всем и сказал:

— В древности преступления Ван Мана прогневали Небо, и Небо повелело изгнать его. Пастух Лю Пенцзы занял Чанъянь, облачился в императорские одежды, поменял девиз лет правления. Слой пепла от сожженного риса достигал пяти цуней! Но войска его предавались излишествам, от которых погибло восемь десятых населения великой равнины, и Небо отобрало у него мандат на правление. Впоследствии Чжан Цзюэ сумел собрать сотни тысяч человек, лечил людей и наставлял их на правильный путь. Отобрав мандат на правление у великой Хань, сам он, однако, не успел завершить начатое. Когда истек срок, отпущенный великой Тан, Небо послало на землю Хуан Чао. Хуан Чао занял Лоян без боя, три года носил императорские одежды. Люди его врывались в дома богачей, разували их и гнали босыми по колючкам, раздавали обездоленным ценности и шелка. Вследствие голода Хуан Чао, однако, пришлось покинуть столицу.