Если забуду тебя, Тель-Авив - Кетро Марта. Страница 35

Прогулка в войну

Весна, нежный мой Тель-Авив обстреливают арабские ракеты, а я аккуратно записываю, очень любопытно наблюдать, как рассудок реагирует на опасность.

С нервами плохо настолько, что признать страшно. У нас тут заканчивался срок квартирной аренды и надо было написать хозяину, что мы хотим продлить договор. Всё.

Ну и я месяц не могла это сделать, БОЯЛАСЬ, ЧТО ОН ОТКАЖЕТ. Так-то об этом лучше было узнать заранее, чтобы сразу начать искать новое место, но я не могла взять телефон и написать, когда есть риск узнать плохую новость и снова погрузиться в бездомность. По этому случаю весь месяц металась в поту, удушье и ежедневной панике. Трус боится не того, что происходит, а того, что может произойти.

И вот вчера, когда до конца срока осталась неделя, друг позвонил и живо договорился, что сегодня мы отдаём чеки на следующий год.

И когда я услышала эту новость, меня почти совсем отпустило (полностью – когда чеки заберёт), стало так легко, и тут, кстати, заорала сирена воздушной тревоги – затянувшийся конфликт на Храмовой горе наконец-то разрешился салютом. И я, счастливая, поскакала на этаж ниже прятаться от ракет и улыбалась все полчаса обстрела. Я, конечно, всё ещё могу остаться без крыши над головой, но только в том случае, если её пробьёт случайный снаряд, а ведь это совсем другое дело. Тогда служба тыла о нас позаботится, и квартира найдётся как-нибудь без меня.

И в ночи пару раз просыпалась от тревожных снов о предстоящей встрече, а от сирен – нет, не просыпалась. Так и пропустила самую красоту, когда горящие осколки сыпались на соседний дом.

А вы говорите – «не псих».

P.S. Подруга написала: «Аренда в Тель-Авиве хуже войны». О да, война здесь обычно дня на три, ну шесть, а аренда – вечный ад.

Очарована собственной психологической защитой: поскольку страх смерти для меня неодолим, приходится совершенно обесценивать обстрелы. Чисто отрицатель ковида, только ракет.

Рассказывала всем и каждому, что в Газе исключительно «фаджры» с дальностью 75 км, для Тель-Авива поэтому безопасные (до нас семьдесят). Притом смотрела на карту военных действий, где красным сполохами покрыто сплошь на сотню, до самой Нетании. Но, нет, уверена была настолько, что ночные воздушные тревоги меня не будили – то есть безо всякого позёрства не опасалась.

А потом полистала новости и узнала, что на Тель-Авив падают вполне убедительные ракеты, их перехватывают, но и сбитые они впечатляют. Вот и муж из окошка видел фейерверки над нашей улицей. И да, новая модель – не знаю, сами построили или наши опять им продали. Не тутошние наши, а другие наши – Россия. И много их чего-то, в первые сутки 850 прилетело, в среднем было бы раз в двадцать секунд, но сейчас уже реже, раз в двадцать пять.

К счастью, в Тель-Авиве с обеда стало тихо на небесах и на земле, Алленби и Ротшильд безвидны и пусты, только в соседнем Флорентине обещали еврейские погромы, но обманули.

И когда вчера, уже после небольшого дневного обстрела, я выходила из подъезда, то обнаружила, что железная входная дверь нараспашку. Это, при нашей близости к наркоманским гнёздам и Яффо, недопустимо – заперла. На обратном пути смотрю, опять открыта. И только дома для меня дошло, что это нормальная цивилизованная практика – оставлять свободный доступ в подъезды во время атак, чтобы прохожие могли спрятаться от осколков.

Но! Но обещали ночные беспорядки, мы практически Флорентин, а квартирные двери у всех картонные.

И сразу надо выбирать, хипстер ты дружелюбный с европейскими ценностями или тварь дрожащая; прохожих спасаешь или свой покой. Это почти как «кого ты больше любишь, маму или папу» – себя приличного, или себя в безопасности.

И ты такой: ну, в соседнем доме есть арка… ну, можно в начале обстрела спуститься и открыть… И при этом помнишь, как непобедимо страшно на пустой каменной улице звучит сирена… а про погромы и вовсе бабка надвое сказала… Самое худшее в трусости, когда из-за возможной опасности ты выставляешь других людей под огонь, иногда в прямом смысле.

Остановилась в конце концов на том, что вернулась не последней, не мой выбор. И ночь проходит спокойно, но с утра за ценности как-то неловко.

Нашла у порога осколки ракеты, всем показывала, и на испуганные комментарии отвечала со скромным мужеством: «Пустяки, мне не страшно». Пока один знакомый, покачав сочувственно головой, не заметил, что раньше жил в Ашкелоне. На них из Газы сыплются тысячи ракет и не просто распадаются на красивые сувениры, а разрушают дома и убивают людей, которые, как и я, собирались жить вечно.

Перестала показывать осколки. Но ношу один на ключах в качестве брелока, пригодятся как напоминание, что расслабляться всё-таки не нужно. А приеду в Москву, там и похвастаюсь.

Есть особое удовольствие в чтении сетевых споров о правоте Израиля или Палестины в момент, когда сидишь на полу в той части квартиры, которая относительно защищена от осколков (если вдруг), а вокруг орёт сирена воздушной тревоги. А ты такой: вот сейчас решат, что мы тут неправы, и чё. В качестве жеста раскаяния выйти под обстрел?

Коты справляются с войной каждый на свой лад: Веничка оборудовал убежище под креслом, Моника эмпатично сопровождает меня в безопасном закутке под дверью, Арсений же выбрал антресоли, хотя я предупредила, что если прилетит в крышу, то он несколько рискует.

Но в целом все трое спокойны – они пережили празднование Дня независимости возле бульвара Ротшильд, теперь им всё не так уж и громко.

Никому из нас не страшно, о чём бы там ни визжало железо на головой, мы с котами бессмертны.

P.S. Жители Тель-Авива как всегда.

Фото в сообществе «Secret Tel Aviv»: террорист, вероятно, в этом доме, не выходите из квартир!

Комментарий: за субаренду в этом районе с него должны брать сто шекелей в час.

Прогулка в очках

На дневную прогулку надела очки с диоптриями, зря что ли купила. В принципе, ничего особенного, могла бы и дальше жить без, но одна хорошая новость появилось. Оказалось, все эти безупречные ляжки в шортиках отнюдь не безупречны. Нет никакой особой расы голоногих девиц без целлюлита, большая часть всё-таки в ямочках.

И ещё разглядела мужчину такой красоты, что встала посреди дороги, отвесила челюсть и растопырила руки. Сидит себе возле кафе, похожий на всех тридцатилетних мальчиков, по которым я помирала в детстве – как если бы они зашли к не очень старательному гримёру и попросили состарить лет на десять для рекламы L’eau D’issey pour homme.

Вот же, думаю, умеет израильская земля, если поднатужится, не только толстощёких мотеков^[35], но и прелестные узкие черепа атланто-средиземноморского типа. И вдруг, пока я любовалась, пришёл какой-то дядька и всё испортил: «Мишель! – закричал он, – Мишель!» Ну точно, привозной, голь французская, а наши так и не научились. Мишель тем временем поднялся на бесконечные ноги, и я вспомнила столетней давности разговор.

Встретилась тогда с подругой и её мужиком, который всем хорош, но ростом с сидящую собаку, и тут проходит мимо такой же Мишель московского разлива, тоже её знакомый. Мужик перехватывает взгляд подруги и мрачнеет, а она всё правильно понимает и пожимает плечами:

– Ничё так, но длинноваты ноги, слабая половая конституция.

Тут уже мрачнею я, обманутая в лучших ожиданиях, и потом украдкой спрашиваю:

– Что, правда у него слабая?

– Ну что ты, – тихо и ласково отвечает она. – Как у коня. Но зачем же своего мужика огорчать.

Лучшее приобретение последнего времени – очки шанель, хорошенькие, зелёные, проясняющие окружающий мир. Я в темных очках делаюсь ещё более слепой курицей, чем обычно, а тут вижу всё ясней прежнего. Куплены в Подмосковье, и недорого, всего 350 рублей, наверное, от старой коллекции остались. Эти последние были, а так магазин «для всей семьи», возле рынка, там разные есть, если кому надо.