Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 43

– Не стоит продолжать этот разговор, – сказал Арзо.

Заур уехал рано утром, разминувшись буквально на полчаса с еще несколькими командирами, которые приехали домой к Арзо.

Совещание их началось в одиннадцать утра и продолжалось почти пять часов. К вечеру одиннадцать человек, собравшихся в доме Арзо, выбрали план и дату вторжения в республику Северная Авария-Дарго и распределили между собой участки фронта. Точнее, это не называлось вторжением. Из одиннадцати человек двое были аварцы, еще двое – лакцы, и еще один был лезгин, и они просили помочь своих чеченских братьев освободить их родину от ига неверных.

* * *

В августе 99-го года небольшой отряд во главе с Арзо Хаджиевым перешел административную границу Чечни и Аварии и подошел к старой ракетной базе Хиндах, брошенной еще в девяносто первом году. Базу вывезли дочиста, оставив только колючку да Доски Почета, а что не вывезли русские, растащили жители соседнего села.

Арзо зимовал на базе три года назад. Тогда он использовал ее как убежище, но сейчас, размышляя вместе с другими командирами, он определил эту базу как идеальную точку сосредоточения сил вторжения. Она господствовала над окружающей местностью, перекрывая подходы к трем пограничным селам, а ленивые русские пограничники, знавшие, что на базе ночуют мелкие группы боевиков, не заморачивались на эту тему – себе дороже.

Однако, когда Арзо заявился на базу, его ждал сюрприз: часть базы была отремонтирована и отгорожена, и возле алюминиевых ангаров бродила охрана. Охрана при виде чеченцев разбежалась, а в ангарах оказались склады да линия по розливу водки.

На следующее утро часовой увидел несколько джипов, подъезжающих к базе. Когда первый джип затормозил у ворот, из него выпрыгнул Джамалудин, в спортивках, но с автоматом в руке. Они не виделись с тех пор, как Арзо отказал Кемировым в руке Мадины.

Арзо вышел к нему в окружении своих людей.

– Салам алейкум, Арзо! – сказал Джамалудин, – наши рабочие прибежали к нам и сказали, что ты напал на цех моего брата. Я приехал проверить, правда ли это.

– Ваалейкум ассалам, Джамал, – ответил Арзо, – это совершенная глупость. Я просто хотел пожить несколько дней на этом месте и даже не знал, что оно принадлежит твоей семье.

– Ну что ж, теперь ты это знаешь, – сказал Джамалудин, – и тебе придется уйти отсюда.

– Это вряд ли, – сказал Арзо.

– Ты уйдешь. Потому что если ты здесь останешься, то сюда придут федералы и разгромят наш цех. Да еще скажут, что я с тобой заодно.

– Я заночую там, где хочу, – ответил Арзо, – а если ты попробуешь мне помешать, тебе придется стрелять по твоему же цеху.

– Клянусь Аллахом, – ответил Джамалудин, – если ты не уйдешь, я сожгу этот цех вместе с тобой, а потом я спрошу его цену с тех, кто уцелеет, и с родичей тех, кто уцелел. Иди ночуй в другом месте.

Надобно сказать, что Джамалудин сильно хвалился, произнося эти слова. Людей у него было столько же, сколько у Арзо, но его люди стояли внизу у подножья скал, на открытой местности, а люди Арзо целились в них из-за валунов и бетонных стен сверху. Арзо Хаджиеву ничего не стоило расстрелять весь кортеж Джамалудина. Но Джамалудин был его кунаком, и его слушались три района, которые чеченцы собирались освобождать от российского гнета. Было бы неправильно начинать операцию по освобождению от русских с убийства самых уважаемых людей района. Это бы плохо кончилось.

Поэтому Арзо помолчал и сказал:

– Хорошо. Я найду себе другую ночевку.

Бойцы Арзо ушли, ничего не тронув и не спалив, а Джамалудин вместе с Хагеном взобрались на горку чуть справа от базы, улеглись на нагретые солнцем камни и смотрели в бинокль, куда идут чеченцы.

– Сдается мне, – сказал Джамалудин, – что им нужна вовсе не ночевка. Возьми-ка ты Ташова и проследи за ними.

– А не стоит ли нам предупредить федералов? – спросил Хаген.

– Это наша с тобой земля, – ответил Джамалудин, – если чеченцы полезут на нашу землю, клянусь Аллахом, мы сумеем отстоять ее и без помощи русских.

* * *

Седьмого августа Магомед Хасанов, бывший колхозный тракторист из села Хосол, праздновал в селе свадьбу своего сына Асхаба. Асхаб был одним из самых завидных женихов села. Он был отличником в школе, кандидатом в мастера по боксу, и мастером спорта по альпинизму. Пять лет назад, когда началась война в Чечне, Асхаб ушел из дома. Все знали, что он воевал в отряде Хаджиева.

По матери Асхаб Хасанов приходился дальним родственникам Кемировым.

Асхаб вернулся домой совсем не такой, каким обычно с войны возвращались солдаты. После его возвращения никто не слышал, чтобы он матерился или был невежлив с родителями. Он привез с собой новенький цветной телевизор, а старый, черно-белый, стоявший у родителей, отдал соседям. «У нас два телевизора, а у них ни одного», – объяснил он матери.

Он молился теперь пять раз в день, и хотя он был еще очень молод, когда он молился вместе с другими, его всегда просили cтоять имамом.

В начале мая двадцатипятилетний Асхаб посватался к шестнадцатилетней красавице Нарижат, и свадьбу сыграли по очень строгим правилам. На свадьбе не было ни спиртного, ни плясок, и женщины на этой свадьбе сидели отдельно, а мужчины – отдельно.

Коран на свадьбе читал не местный имам, а молодой аварец по имени Сайгид. Он учился в Сирии, а потом воевал вместе с Арзо, и поэтому никто не удивился, что вместе с Сайгидом на свадьбу приехало много чеченцев, а в день свадьбы в селе появился и сам Арзо Хаджиев. Арзо обнял Асхаба и громко сказал:

– Аллах, Господь Миров, сказал: не будет счастья тем правоверным, что живут под властью кяфиров. Брат! Ты сражался за свободу моей родины. Если будет на то воля Аллаха, я смогу вернуть тебе долг.

Чеченцы, окружавшие Арзо, одобрительно закричали, а глава администрации села и его брат, начальник местной милиции, которые тоже были среди гостей, спрятали глаза подмышку.

Хосол было крупное высокогорное село на самой границе Аварии и Чечни; в отличие от ракетной базы, оно не господствовало над местностью, но при желании было совершенно неприступным. Десять лет назад Хосол был райцентром, но в начале 90-х Хосольский район присоединили к Бештойскому.

После свадьбы Сайгид и Арзо остались в доме Хасановых, и в пятницу Сайгид произнес после молитвы прекрасную проповедь, на которую собрались полторы тысячи человек.

Людей Арзо все прибавлялось и прибавлялось, и вскоре начальник местной милиции, прихватив жену, отъехал из Хосола в Торби-калу, и из милиционеров в селе остались только десять русских омоновцев из Смоленска. Омоновцы заперлись в здании милиции и выходили в магазин только группой. Мальчишки забрасывали их камнями, а люди Арзо смотрели на это и смеялись. Как-то раз камень, брошенный мальчишкой, чуть не выбил начальнику отряда глаз. Начальник отряда позвонил в Торби-калу и попросил подкрепления. После этого из Торби-калы позвонили главе администрации.

– Что там у вас происходит? – спросил глава МВД.

– Да ничего, – ответил тот, – эти омоновцы все время пьют. Ребятишки перед магазином играли, так их пьяные русские чуть не перестреляли.

Глава администрации боялся, что если он признается в том, что происходит на самом деле, то с ним случится что-то плохое. Либо Арзо его застрелит, либо Торби-кала его уволит. Глава администрации не знал, что именно, – но на всякий случай предпочитал молчать.

В Хосоле жили пять тысяч человек, а там, где живут пять тысяч, редкая неделя обходится без похорон, и так как все пять тысяч человек друг друга знали, похороны всегда бывали многолюдные.

Вот и на этот раз получилось так, что на восьмой день после прихода Арзо в Хосол у бывшего бухгалтера колхоза умер брат, и все село пришло на соболезнование.

Бухгалтер хотел пригласить читать над братом Коран Сайгида, но его жена и вдова брата были против. Если бы на похороны пригласили Сайгида, то покойника на кладбище пришлось бы нести бегом, а через три дня Сайгид потребовал бы снять траур. Кроме этого, Сайгид бы не взял денег за похороны и вообще потребовал бы малых расходов, а женщинам не хотелось, чтобы про них говорили, будто они экономят на мертвых.