Гримстоун (ЛП) - Ларк Софи. Страница 34

— Лучше, чем могло бы сделать большинство детей. Это все, кем ты была — ребенком.

— Мне пришлось слишком рано стать взрослой, и теперь я чувствую, что я вообще никогда не была взрослой. Я пропустила много вещей, обычных вещей... Никогда не училась в колледже. Никогда не путешествовала самостоятельно. Никогда не работала в офисе... — она смеется. — Но мне бы это не понравилось.

Поток всего того, чего я никогда не делал, захлестывает меня. Сначала это было солнце, ненавистное солнце, а потом я оказался в тюрьме нового типа... цепи, которые я выбрал добровольно, с благодарностью, пока они не начали душить и в конце концов не утащили меня в ад, который до сих пор ощущается как рваная, темная дыра в моем мозгу, место за пределами памяти…

— О чем ты думаешь?

Реми пугает меня своим присутствием, крепким и теплым на моей руке. Черт, я не привык к компании. Я все еще теряюсь в собственной голове.

— Было много вещей, которые я хотел сделать… Я тоже ничего из этого не делал.

— Еще не слишком поздно, — говорит Реми. — Кстати, сколько тебе лет?

— Сорок один.

— Вот видишь, ты даже не прожил половину.

— При условии, что я доживу до восьмидесяти двух.

— Похоже на надежную ставку, — Реми ухмыляется. — Я уверена, что ты следишь за своим кровяным давлением.

— Я не такой старый, — говорю я, хотя я отслеживаю свое кровяное давление еженедельно.

— Ты не собираешься спросить мой возраст?

— Я уже могу догадаться — двадцать семь.

— Как ты узнал? — кричит она.

— Простое умозаключение, ты сказала, что Джуду было десять, когда умерли твои родители. Тебе тогда было восемнадцать, а сейчас он как два года окончил школу...

— Неужели прошло два года? — удивленно спрашивает Реми. — Время летит незаметно.

— Ты действительно думаешь, что сможешь принудить его поступить в колледж?

— Это не принуждение, — хмурится Реми. — Ему нужно идти.

— Потому что ты этого не сделала?

— Туше, — она вздыхает. — Но это не поэтому.

— Конечно, не поэтому.

— Не поэтому! У него никогда не было возможности по-настоящему использовать свои мозги…

— И почему это изменится в колледже?

— Потому что это будет настоящим испытанием! Ему было скучно в школе, в этом была проблема... — она замолкает. — Чему ты улыбаешься?

— То, как ты защищаешь его.

— Это не так! Джуд невероятен, когда узнаешь его поближе — он колючий, но он самый умный человек, которого я когда-либо встречала, и он забавный и милый по своей сути. Ты увидишь.

Что я на самом деле вижу, так это любовь на лице Реми — ту безумную, всепоглощающую любовь, которая формирует все, что она видит, и все, что она делает.

Именно эта способность любить заставила меня так сильно захотеть ее. Я видел, как это горело на ее лице. И я подумал, что никто никогда не любил меня так. Так, как они любили бы меня, несмотря ни на что.

Я хотел этого.

Я жаждал Реми.

И вот она здесь, у меня под рукой.

Смотрит на меня не совсем с любовью, но с яркостью, которая затмевает любое солнце, которое я когда-либо видел.

— Что? — она улыбается.

— Мне нравится, как сильно ты его любишь.

Она лучезарно улыбается мне.

— Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы мне стало так хорошо. Некоторые люди говорят гадости о Джуде, и это меня действительно расстраивает. Я знаю, у него есть свои недостатки, но он мне как ребенок, как брат. Гидеон никогда этого по-настоящему не понимал.

— Какой он, этот Гидеон?

— О, ты не захочешь об этом слышать, — она опускает голову. — Я и так слишком много говорила о своем бывшем.

— Я же говорил тебе, я невыносимо любопытен. На самом деле, вплоть до безумного.

По крайней мере, когда дело касается Реми — я хочу знать о ней все.

Она делает глубокий вдох.

— Ну, я думаю, Гидеон — это определение хорошего на бумаге: красивый, отличная работа, помнит годовщины, мил со своей мамой...

— Чем он зарабатывает на жизнь?

— Коммерческая недвижимость, и он действительно хорош в этом. Но это было частью проблемы. Я никогда не зарабатывала и вполовину столько денег, сколько он, и во всем, что связано с Джудом — Гидеон всегда говорил, что я должна найти работу получше. Я думаю, что ему не нравилось, что большинство людей, с которыми я работаю — мужчины. Или что моя обычная униформа — джинсовые шорты, — она невесело смеется. — Ему действительно не нравилось, как я одеваюсь. И я понимаю, я выгляжу как самый молодой наркоторговец в скейт-парке…

— То, как ты одеваешься, сексуально.

Реми приподнимает бровь.

— Так и есть, — настаиваю я. — То, как ты одеваешься — это ты, и ты чертовски сексуальна.

Не имеет значения, что неделю назад я ненавидел ее одежду.

Именно столько времени мне потребовалось, чтобы вдоволь насмотреться на сильное и умелое тело Реми, на ее бронзовую кожу и маленькие упругие сиськи, на ее андрогинность и женственность — мощное сочетание в ее рваной мальчишеской одежде.

У Гидеона ужасный вкус.

Держу пари, девушки, с которыми он изменял, безвкусны, как Чудо-хлеб.

Реми краснеет, как закат, что делает ее самой красивой из всех, кого я видел.

Через мгновение она признается виноватым голоском:

— Я спросила Эмму о Лайле. Она показала мне фотографию.

Мое сердце холодеет, и мне приходится бороться с желанием отдернуть руку.

Даже одного звука ее имени достаточно, чтобы меня скрутило.

— Прости... — бормочет Реми, наблюдая за моим лицом.

Я заставляю себя заговорить.

— Что сказала Эмма?

— Немного, — теперь Реми не может встретиться со мной взглядом. — Она показала мне фотографию, на которой Лайла была тыквенной принцессой. Она была такой невероятно красивой...

Я слышу тоскливое сожаление в ее голосе и вижу это выражение беспомощной печали, взгляд любой девушки, которой когда-либо приходилось стоять рядом с Лайлой.

— Не могу обвинить тебя в том, что у тебя есть типаж, — говорит Реми, опустив голову.

— Ты не такая, как... Лайла, — я заставляю себя произнести ее имя вслух. — Но это хорошо.

Была только одна Лайла.

И есть только одна Реми. Вот что прекрасно и трагично в людях — к лучшему это или к худшему, ни одного из них нельзя заменить.

— И внешность тут ни при чем, — добавляю я. — Разве я только что не говорил тебе, насколько ты сексуальна? Разве ты не чувствуешь это каждый раз, когда мы целуемся?

Я целую ее сейчас, глубоко и тепло. Я позволяю ей почувствовать мое влечение к ней в том, как я прижимаю ее к своему телу, в том, как я вдыхаю ее дыхание и ощущаю вкус ее губ.

Когда я отпускаю ее, глаза Реми медленно открываются.

— Вау... — выдыхает она, и ее улыбка вспыхивает в ответ. — Я, должно быть, сексуальна, потому что это был самый жаркий гребаный поцелуй.

Я смеюсь.

— Я же говорил тебе.

Мы дошли до хозяйственного магазина.

— Ты зайдешь? — немного раздраженно спрашивает Реми.

— Беспокоишься, что тебя увидят со мной?

— Нет! Только... — она краснеет. — Ронда точно не твоя фанатка. Но мне все равно, я хочу, чтобы ты вошел! И в любом случае, я знаю, что ты можешь постоять за себя.

— Я к этому привык.

Я толкаю дверь, над головой звенит колокольчик.

Леди с кошачьими глазами выглядит еще более раздраженной при моем повторном появлении, особенно когда видит, что мы с Реми вместе. Я закрываю зонт и вешаю его на руку, следуя за Реми по проходам, пока она наполняет тележку продуктами.

— Для чего это? — спрашиваю я, когда она останавливается перед выбором длинных тонких планок из тикового дерева.

— Это? — она выглядит слегка смущенной. — Просто небольшой побочный проект. Если у меня когда-нибудь будет время.

— Хорошая идея, — я торжественно киваю. — Ты должна постараться занять себя.

Реми смеется.

— Иногда я не слишком устаю по вечерам.

— Делать что? — я нажимаю.

— Мне... нравится делать мебель, — говорит Реми, как будто это что-то постыдное.