Игра в смерть (СИ) - Алмонд Дэвид. Страница 25

— Теперь понимаешь? — спросил я.

— Что?

— Колдовские чары. Рассказывать истории — тоже волшебство. В этом есть своя магия.

— А мисс Буш твоего рассказа еще не видела?

— Нет. Покажу, когда все будет готово. В любом случае я пишу не только для нее, но и для Джона Эскью.

— Эскью?

— Да, для него. Я говорил ему, что пишу рассказ и жду от него иллюстраций.

— Если только он вернется. Если не произошло самого худшего.

— Да, если он вернется и худшего не произошло.

— Будем надеяться, — кивнула Элли.

— Обратная сторона той же магии, — сказал я.

— Ты о чем?

— Думаю, если Лак с сестренкой будут в порядке, то и у Эскью все сложится хорошо. И наоборот: если он останется жив, то и мои герои не пострадают.

Элли распахнула глаза:

— Боже, Кит! Как это?

— Не знаю точно, — признался я. — Но не сомневаюсь: все так и есть.

Двадцать четыре

— Несчастная заблудшая душа… — вздохнула мама.

Выглянув в окно, я увидел вдали мать Эскью с ребенком на руках. Она бесцельно, безнадежно брела через промерзший пустырь.

— Бедняжка… — опять вздохнула мама. — Ты ведь не сделаешь с нами ничего подобного?

Я помотал головой:

— Нет.

— Знаю. Но от этого знания страх не исчезает… Ну что, едем? Собирайся.

Был воскресный вечер, время для нового визита в больницу. Мы забрались в машину, направились прочь из Стонигейта. В руке я держал свернутый в трубочку рисунок Эскью. Аммонит в кармане, истории — в голове.

В больничной палате мы расселись тесной группой. Разлили чай по чашкам. Дед пристально смотрел на нас и сквозь нас. Однако сидел он ровно, руки больше не тряслись, а глаза больше не пугали пустотой.

— Пап? — позвала мама.

Дед моргнул, сфокусировал взгляд заново и слабо нам улыбнулся — каждому по очереди.

Коснулся руки моего отца:

— Привет, сынок… — слабо, едва слышно прошептал он.

Когда отец встал обнять его, слезы блеснули в его глазах.

Шепча наши имена, дед дотронулся до каждого. Поднял свою чашку в тощих, скрюченных пальцах и откинулся на спинку стула.

— Совсем истрепался… — прошептал дед. Глухой, слабый смешок в самой глубине горла. Он подмигнул нам, медленно и неуверенно, вновь рассмеялся. — Опять эльфы меня похищали, да?

— Далеко же они тебя завели, — улыбнулась мама.

— Что уж теперь… — вздохнул дед, поднося к губам чашку.

— Деда, я тебе кое-что принес, — сказал я. Развернул рисунок, показал ему.

— Ну, надо же…

Взгляд деда шарил в темноте на рисунке.

— Малыш Светлячок… — прошептал дед. — В точности каким был.

— Это тебе, деда. Если хочешь, его повесят над твоей кроватью.

— Отлично. Просто отлично… — Дед улыбался, поглощенный рисунком. — Вот он, маленький озорник.

Затем подался вперед с приложенным к губам пальцем.

— А Светлячок-то является мне по ночам, знаете ли, — сказал дед. — Приходит повидаться в снах. Хочет уберечь, не дает заблудиться…

Подмигнул, поднял палец повыше:

— Только не говорите про это здешним ребятам в халатах. А то решат еще, что я из ума выжил.

Мы смеялись, но в наших глазах стояли слезы.

Потом дед уснул. Видно было, как быстро его глаза движутся под тонкими, трепещущими веками. Мне сразу представилось, что Светлячок сейчас там, рядом с дедом, присматривает за ним и не дает в обиду. Поговорив с кем-то из врачей, мой отец выяснил, что деда можно будет забрать домой на Рождество. За окном сгущалась темнота, а мы все сидели и смотрели на него. Свернутый рисунок я положил ему на колени.

Когда мы уходили, дед бормотал во сне:

— Быва-ал я молод…

Уже у самого дома мы встретили возвращавшуюся с пустыря мать Эскью.

Мама дотронулась до ее плеча, подержала за руку.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Уверена, у Джона все в полном порядке.

Миссис Эскью опустила голову. Из свертка теплых покрывал в ее руках светилось детское личико.

— Зайдите и выпейте с нами чаю, — предложила мама.

Та покачала головой.

— Не сейчас, — сказала миссис Эскью. — Малышке пора домой, в кроватку…

Обведя наши лица рассеянным взглядом, она шагнула ко мне и схватила за руку, чтобы с жаром прошептать:

— Верни его домой. Верни мне моего сыночка, слышишь? — Ногти и кольца больно впились в мою кожу. — Верни его!

И, поспешив прочь, скрылась в сумерках.

Двадцать пять

Долгожданный вечер премьеры. Мы шли в школу, и луна заливала пустырь своим мертвенным светом. Она затмила собою звезды. Заставила снежное поле светиться изнутри. Она заставила блестеть наши глаза, протянула тени от деревьев в садах, разложила их в дорожных выбоинах и колеях. Наши собственные тени беззвучно вышагивали рядом. Из поднятых воротников, из-под намотанных на шеи шарфов мы выдыхали серебристые облачка пара. Нас собрались десятки: семьи Стонигейта покидали теплые дома, чтобы увидеть, как Снежная королева бросит льдинку в глаз Элли, уронит семечко зла ей в душу. Самые младшие из зрителей возбужденно смеялись и подпрыгивали, не выпуская родительских рук. Пожилые пары шагали не спеша, с осторожностью нащупывая верную дорогу и опираясь на трости с резиновыми набалдашниками. За школьной оградой манило к себе теплом ярко, нарядно освещенное здание.

За дверью первоклассники в блестящих костюмчиках из серебристой фольги вручали входящим программки. Из этих буклетов мы узнали, что нынешнее представление не подходит для маленьких детей без сопровождения. В холле висело множество картин и фотографий с изображениями ледников и плавучих льдин. Там были и рисунки с полярными медведями и пингвинами. Спины китов взламывали полярные льды. Карты наглядно показывали, как низко опускались границы ледников в далекую эпоху их безраздельного владычества. Укутанные в звериные шкуры, у костров отогревались пещерные жители, — под наскальными картинами, запечатлевшими животных, которых они боялись, на которых охотились и которым поклонялись. Играла музыка: визгливые свистульки со скрипками, иногда с далекими заунывными напевами, а иногда — с громким, хищным рыком.

Чемберс дежурил в холле, управляя потоками зрителей. Он улыбнулся нам, приветствовал моих родителей рукопожатием и заметил, что я все же взялся за ум после той прискорбной истории с играми в подземельях. Наш географ мистер Доббс тоже подошел поздороваться. Он подмигнул мне, пожал моим родителям руки и тихо сообщил, что школа возлагает на меня большие надежды. Вместе мы прошли в зал: тусклые огни над рядами стульев, обращенных к ярко освещенному ледяному миру на сцене. Едва мы заняли места, как весь свет погас, оставив зал в кромешной темноте. Дети дружно ахнули в притворном ужасе, и «Снежная королева» началась.

Двое детей заблудились по дороге домой: перепутали поворот и оказались потеряны в этом ледяном мире. Одетые в красное и зеленое, они крепко держались за руки, в страхе и удивлении осматриваясь по сторонам. Они говорили о потерянном милом доме, о любящих родителях, о зеленых холмах и долинах родного края. Как они могли так сбиться с пути? Мальчик плакал, а девочка его успокаивала, а потом принялась высмеивать за слабость и нехватку мужества. Указав на далекие горы, она уверенно произнесла: «Наш дом в той стороне». Брат продолжал хныкать: «Откуда тебе знать? Откуда?» Они поссорились. Сестра пригрозила бросить его на произвол судьбы. Глядя на него сверху вниз, она улыбалась. «Посмотри на себя, — шептала она. — Только посмотри на себя». Затем к краю сцены подкатила в своих санях сама Снежная королева, и тот взгляд, которым она обменялась с Элли, заставил меня содрогнуться.

Сойдя с саней, королева заключила детей в холодные объятия. Она ворковала с ними, успокаивая. Сказала, что им нечего бояться. Укутала в белые меха. Погладила по щекам, по волосам. «Такие милые детишки…» — прошептала она.