Игра в смерть (СИ) - Алмонд Дэвид. Страница 7

И снова осуждающе на меня уставилась.

— А ты… — протянула она.

— Что я?

— Вот-вот! Именно! Что ты? Мистер Вежливость, мистер Паинька, мистер Тише-Воды. У тебя имеются какие-то планы на жизнь? Что ты собираешься делать после учебы? Поступишь на госслужбу или откроешь компьютерный магазинчик? Или… упаси Господи, кажется, я поняла… точно! Ты станешь учителем! «Да, сэр, мистер Уотсон»! «Нет, сэр, мистер Уотсон»! «Можно выйти в туалет, мистер Уотсон, сэр?»

Звонко хохоча, Элли вновь пнула чертополох. Облачко пушистых семян — во все стороны.

— Угадала? — спросила она, оглянувшись, и довольно хихикнула: — Ага! В самую точку!

Смеясь, Элли рванула к реке, у которой повалилась в высокую траву.

Когда я ее догнал, она уже сидела на берегу, катая во рту травинку. Я уселся в паре шагов от нее, но Элли надулась и не удостоила меня взглядом. Я смотрел, как вода текла мимо, как пенилась река там, у водоворотов.

— Ты уже умирала? — шепнул я.

Элли лишь поцокала языком.

— Умирала! — после долгой паузы ответила она.

— Правда?

— Один раз.

— На что похоже?

— Черт побери, Кит! — Элли сердито поерзала на месте, будто опять раздумывая, не сбежать ли. — Ну, ты и впрямь… И впрямь хочешь довести меня до белого каления.

Прикусила свою травинку, сплюнула стебелек.

— Да, — ответила наконец она. — Умирала. Только понарошку.

И заулыбалась вдруг:

— Хотя торопиться я не стала. И когда вылезла оттуда, почти все успели разойтись.

— И что ты им рассказала?

— Обычную чепуху. Ну, знаешь, про яркий свет в конце туннеля. Черные воды, черти и демоны. Поющие ангелы. Все такое прочее… — Элли усмехнулась, покачала головой. — В общем, эту роль я отыграла неплохо.

И повернулась ко мне:

— Знаешь, они все так и делают. Все до последнего.

— Разыгрывают роли?

— Ага. Притворяются. Уверяют, будто ничего не выдумывают, но так и есть.

— Откуда тебе знать?

— Просто знаю. Тупицы и жлобы только этим и занимаются.

Я поразмыслил о непроглядной тьме в подземном логове Эскью. О том, каково это — лежать там в одиночестве. Каково оказаться мертвым.

— Но ты ведь сама не уверена, — сказал я. — Правда же? Нельзя знать точно, говорят они правду или притворяются.

Элли сердито уставилась на меня:

— Нельзя, мистер Уотсон. Разумеется, вы абсолютно правы, сэр.

— Ты вообразила, будто знаешь все на свете, — поморщился я. — Думаешь, это всё лишь игра? Считаешь, весь мир предназначен только для твоего дурацкого развлечения?

Я ощутил, как по щекам катятся слезы.

— Люди взаправду умирают. Слышишь? Это по-настоящему происходит.

Я улегся на живот, уставился в траву. В голове у меня звучали дедовы песни. И далекий, едва различимый шепот бабушки.

— Люди умирают на самом деле, — тихо сказал я, и легкий ветерок, подхватив мои слова, разнес их по всему пустырю.

Элли придвинулась чуть ближе.

— Боже, — прошептала она, — я была права. Тебе все-таки нужна чья-то защита.

Я чувствовал на себе ее испытующий взгляд.

— Знаешь, что с тобою не так? — спросила она, но ответила сама: — Ты не отморозок, не тупица и не неудачник, вроде остальных. И занялся этим не развлечения ради, как я. Без присмотра ты скоро начнешь умолять Эскью выкопать яму и засыпать тебя в ней.

Согнутым пальцем она легонько постучала меня по затылку.

— Эй… — прошептала она. — Эй, мистер Уотсон. Мистер Наивность…

— Чего? — пробурчал я.

— Я всего-навсего присматриваю за тобой. Как этого хотела бы твоя бабка.

— Откуда тебе знать, чего бы ей захотелось?

Вздохнув, Элли снова поцокала языком.

— Давай договоримся, — предложила она. — Мы оба прекратим играть, ладно? Все равно эта дурь мне уже поперек горла. Осточертело забираться под землю с этими простаками и уродами. Подыщем себе другое занятие, что скажешь?

Я поднялся с земли и вытер слезы рукавом.

— Ты так ничего и не поняла, да? — с горечью спросил я. — А что если мне хочется играть? Что, если я действительно хочу знать, как это бывает?

Я быстро зашагал прочь от Элли — через пустырь, мимо играющей там детворы. И всю дорогу домой вытирал упрямые слезы.

Десять

— Взгляни-ка, — попросил дед.

Я сидел в своей комнате, кропал скучный доклад о разнице в часовых поясах между Англией и остальным миром. Этим промозглым вечером пустырь затянуло плотным серым покрывалом, и с небес нескончаемыми потоками падал дождь. Я то и дело отрывался от учебника, подолгу рассматривая струйки воды на оконном стекле, за которым мало что было видно. Я уже сообразил, что, перемещаясь с достаточной скоростью, можно прибыть в пункт назначения даже раньше, чем путешествие вообще началось. Но в докладе я об этом не упомянул, ограничившись самым необходимым — тем, что от меня требовалось. Простая арифметика: если часы в Стонигейте показывают столько-то времени, в Нью-Йорке сейчас столько-то. Тоска смертная. И тут в мою дверь постучал дед.

Войдя, он выложил на мой стол нечто диковинное. Прямоугольную угольную пластину, отполированную под стать фигурке пони. Я пробежал подушечками пальцев по глубоким бороздам на ее поверхности.

— Древесная кора, — определил я.

— Верно подмечено, это кора. Если колоть уголь осторожно, на многих кусках увидишь такие вот отпечатки.

— Уголь и есть древесина! — сказал я. — Точнее, он был ею за миллионы лет до нашей эры.

— Правильно, — кивнул за окно дед. — Их бы ты и увидел, сидя тогда на этом самом месте. Огромные деревья. Болота. Все эти миллионы лет тому назад.

Он поднял пластину, покачал на весу.

— А как тебе это?

На стол легла еще одна черная окаменелость. Закрученная спиралью морская раковина.

— Попробуй угадать.

— Какое-то животное? Что-то, жившее одновременно с теми деревьями?

— Верно. Аммонит. Это остатки его ракушки, а само существо жило внутри, прямо как улитка или рак-отшельник. Я вынес его из шахты, как и уголек со следами коры.

Я взвесил раковину на ладони, поднес к глазам.

— Вся штука в том, — добавил дед, — что они морские обитатели.

В моем воображении аммонит, судорожно петляя, полз по песчаному дну, волок на себе раковину.

— Давным-давно море вторглось сюда, затопило все и повалило деревья. Шло время, и на дне возник слой осадочной породы, который потом окаменел… Земля тряслась, извергая лаву, слой камня постоянно рос и со временем все сильнее начал давить на древние деревья и остатки живности… Время шло себе, шло, и через много-много лет превратило их в уголь. — Дед тихо рассмеялся. — Но ты и так об этом знаешь, да? В школе рассказывали?

Я кивнул, и дед удовлетворенно хмыкнул:

— Когда мы неслись в своей клети ко дну шахты, нам казалось, что мы летим сквозь само время. Миллионы лет — всего за минуту. Шахтеры. Путешественники во времени…

Дед погладил ладонью разворот моей тетради.

— Опрятный почерк. И ответы все верные, даже не сомневаюсь. Тебя ждет большое будущее, внучек.

Я опять уставился за окно, представляя себе, как море затапливает кишащие жизнью леса с высокими деревьями, луга и болота, — но, моргнув, увидел привычный пустырь за плотной пеленой дождя.

— Странное дело, — сказал дед. — Свет и солнечное тепло позволили этим деревьям вырасти. Потом они миллионы лет провели в кромешной тьме, глубоко под землей, сами черные как смоль. Наконец пришли мы и подняли их на поверхность. И ради чего? Ради тепла и света, которые дает нам уголь…

Дед дотронулся до отпечатка коры:

— Эта вещица темнее самой темной ночи, но хранит в себе жар и свет древнего солнца.