Игры судьбы - Матвеева Любовь. Страница 21

– За такой-то подвиг Ивану Горбаню присваивается звание Героя Советского Союза! – а позже ещё раз мне встретилась фамилия бывшего же-

Ниха, в списках погибших после войны… К тому времени, оказывается, он стал ТРИЖДЫ ГЕРОЕМ! Я долго плакала, а муж, Харламов Виктор Фёдорович, вернулся живой, но израненный, контуженный. Стали мы снова налаживать мирную жизнь. В 1948 году случилась беда. На месте, где в 1934 году снесли большой собор, в районе нынешней центральной площади, образовалось большое озеро, где купались мальчишки. Один стал тонуть, мой Толя полез его спасать. Тот выплыл, а мой двенадцатилетний сын утонул… Через четыре года, в 1950 году, родился Борис.

Двадцать два года проработала Шура телефонисткой на станции связи, вела большую общественную работу. Характер у неё не изменился – крутой остался, и не одна соседка прибегала в случае нужды за помощью, когда мужья бушевали после пьянок. А бывало тогда это нередко.

– Сынок рос, я продолжала работать телефонисткой, к тому

времени у нас уже собственный дом был – на ДСРе, свет проводили во все

дома, радио, и главное – я сама была хозяйкой! Водопровод первая на участок провела, ох и сад у нас был! Белым-бело весной, а осенью яблок – море! Я ничего не продавала – у нас специально во дворе у дома были вкопаны столы, скамейки – для соседей. Навалим яблок, ягод – приходите, ешьте на здоровье!

Я по-прежнему ничего не боялась. Чуть что у соседей случится, ко мне бегут – помоги! Одна из соседок – сестра Первого Секретаря ЦК Казахстана Кунаева, бывало, ночью со всеми шестью детишками прибежит ко мне – муж разгулялся! Я их накормлю, постелю, спать положу, сама схвачу палку – и на мужа её! Он матерится, а я хлещу его! Я высокая, он маленький, мой сын Борька кричит:

– Не бейте, мама, убьёте!.. – но больше всего сосед боялся, что я Кунаеву позвоню. Бывает, приду к ним, а соседка больная лежит, ребятишки плачут, печь холодная, дров нет. Я опять мужу нагоняй даю – слушается!

В другой раз сосед-ингуш разгулялся. В трусах, пьяный, среди ночи во дворе жену бьёт! Отобрала у него палку и его же отходила, мужика! В другой раз сосед-белорус пьяный дом поджёг. Я вместе со всеми побежала тушить пожар, а он в ведро бензина налил и хотел в огонь вылить. Я как ударила

ногой – весь бензин на него и опрокинулся. Он испугался, что сам загорится, и убежал. Потом был суд, посадили его на восемь лет.

У меня звание было – младший лейтенант связи. Как члена женсовета меня везде знали – и в обкоме, и в горкоме, и в милиции. В НКВД – само собой, там все свои были, знакомые. Пойдём, бывало, в Рабочий посёлок, обходить нуждающиеся семьи – там будь начеку, бандитов много! А на всякий случай я ремень в сумочке носила… Присмотрела однажды там сруб недостроенного дома, где банда собиралась, вызвала милицию, всех забрали! Муж за меня боялся:

– Ты когда-нибудь нарвёшься! – говорил.

Сын Борис отслужил в армии, стал работать корреспондентом в бишкульской газете, потом выучился на юриста и уехал в Магадан. Муж, с которым я прожила 35 лет, умер. В 58 лет осталась одна. Решительности было не занимать – продала дом, раздала всё нажитое, и с одним чемоданом прибыла к сыну – в Магадан! Борис в то время работал на ответственной должности. Хотя на пенсию могла спокойно жить, но не сиделось дома —

не из таковских. Нашла себе работу, да какую! Как раз по характеру, – и моя собеседница с удовольствием вспоминает то время, когда взялась заведовать общежитием, где жили 70 молодых мужчин.

И каких – бывшие «власовцы»! Осуждённые после войны и отбывающие срок наказания, тоскующие по дому, в её лице они обрели настоящую мать. Под её грозным оком в общежитии прекратились пьянки и матерщина, в комнатах стало чисто и по-домашнему уютно. Зарплата «слабых духом» подопечных ею конфисковывалась безоговорочно, и ложилась на их сберкнижки, которые у неё же и хранились. У «мамочки», как называли её и бывшие вояки, и матёрые уголовники. Команды её строго выполнялись – с ней было лучше не связываться, на руку она была тяжела.

– Я их жалела, ведь это начальство сдало их немцам. Разве их спрашивали? А они скучали по матерям, и меня любили – то и дело в своей тумбочке я обнаруживала подброшенные конфеты, печенье, мармелад. Ещё у меня две уборщицы в распоряжении были, и тридцать семь квартир, где надо было следить за порядком. Хоть и было мне уже под шестьдесят, ох и шустрая я была!

Семь лет с ними проработала, а потом пришлось уйти – переехала в другой посёлок, там же, под Магаданом. Опять на работу устроилась, сторожем около какого-то склада. Он всегда закрытый, что охраняла – не знала. Однажды меня завели внутрь и говорят: «Посмотри, что охраняешь». Я ахнула: горы золотого песка, несчитанные связки пушнины… Подобрала там негодного мужичонку, очистила, отмыла, стала за него зарплату получать. Накупила ему одежды, обуви, год возилась! Женила его, да на другой день дочь его «невесты» выгнала из дома. Что делать?

В это время я надумала домой в Петропавловск ехать, а мужичок-то мой подшефный – из Борового. Решила взять его с собой, семье вернуть.

Так-то он хороший был, только нужна была ему крепкая рука. Приехали в Боровое, какая-то бабка на улице узнала его:

– Мыша! Да який же ты гарный! Вин николы таким не був! Вот так баба! – встретились мы с его женой и детьми. Отец Михаила был по золоту в Магадане директор, и сам он был на хорошей должности, пока пить не стал. А пить он стал оттого, что жена гулящей была. Уехала она с детьми из Магадана, но и до сих пор, в Боровом, за ум не взялась. Дети порадовались за отца, но сказали, что с их матерью он пропадёт. Он и сам, увидев запившуюся жену, отказался.

– С тобой, – говорит мне, – жить хочу!

Так я в шестьдесят с лишним снова женой стала и прожила с Михаилом Васильевичем Козловым 25 лет. Шесть лет назад у меня умер сын пятидесяти трёх лет, а через год – муж, теперь я одна. Внучки живут на Камчатке, я их сама воспитала! Вот, стараюсь от дома далеко не отходить, вдруг позвонят? Нет, не звонят! Молчат… Только государство не забывает, всё мне бесплатно. И на телефонной станции не забывают.

Связала я своими руками 56 половиков, немного продала, а больше дарю. Хочешь, и тебе подарю? Стою как-то у магазина с половиком, пытаюсь

продать, а какой-то мужчина с меня глаз не сводит – мне же больше семидесяти не дают (ей в это время было 86). «Давай, говорит, вместе жить!» – а у самого ноги нет, а другой ещё есть – без руки, такие у меня теперь женихи… Недавно племяннице отдала 7000 тенге, ей нечем детей кормить. Ну а я, если умру, надеюсь больше на государство – похоронят! А то ещё поживу. Зиму-то почти пережили, ну а летом грех умирать!

Пожилая, но ещё красивая, крупная женщина перебирает снимки, на которых – вся жизнь её семьи, семьи, от которой никого не осталось. А я смотрю на неё и думаю: «Воистину, мудр не тот, кто много жил, а тот, кто много видел». На её глазах, с её участием родилось, сформировалось,

а потом разрушилось огромное государство, изменилась система человеческих ценностей, сформировалось поколение новых людей с другим мировоззрением. А, главное, свою большую и многотрудную жизнь прожила она достойно!

Воспоминания А. Н. Козловой, 1913 г.р.

СЫН БОРИС

Я была знакома и с сыном своей соседки Шуры, Борисом Харламовым. Знала от него, что женился он на детдомовской девушке – дочери репрессированных родителей-москвичей Людмиле Матюшенко. Видела много её детдомовских снимков: сначала подмосковных, потом петропавловских, видно, и детей целыми детдомами ссылали в пятидесятые годы – подальше от столицы с глаз долой.

Вместе они уехали в Магадан – тогда все по комсомольской путёвке

или по зову сердца ехали на большие стройки. У них родилось три девочки. Жена умерла рано, Борис дорастил дочерей, поставил на ноги, потом снова женился на женщине с тремя детьми, поставил и их на ноги. Всё это было уже