Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография - Юдин Андрей Андреевич. Страница 77

Показательным было участие «чижей» в некогда популярном «МузОбозе». Отвечая на анкету телепрограммы, Чиж откровенно валял дурака: «Прежние занятия: Не судим. Любимые певцы: Крокодил Гена и Чебурашка. Любимые напитки: Полный стакан. Любимая одежда: Женская нижняя. Любимые композиторы: Грибоедов».

Впрочем, упреки можно адресовать и самим «чижам». Если персональные интернет-сайты в 1995–1996 годах были еще в диковинку, то никто не мешал группе завести своего пресс-секретаря, который сумел бы грамотно манипулировать коллегами по цеху. Вспоминая свою работу с «Наутилусом», поэт Илья Кормильцев рассказывал: «Однажды вдруг стало понятно, что главный способ получить нужную публикацию — сделать грамотный пресс-релиз, потому что все равно 90 процентов журналистов будет просто переписывать то, что там написано, настригать и комбинировать».

Но, конечно, встречались журналисты, с которыми Чиж старался быть по-настоящему открытым.

— Возвращаемся с концерта в гостиницу, — вспоминает Юля Лебединова, — стоит человек в вестибюле: «Я корреспондент газеты “Красный серп”. Дайте мне интервью». Серега мог отказать, а мог сказать: «А пойдем!..» Другой вопрос, что он не всю правду говорил. Но всё было в руках журналиста. Если его «допустили к телу», дальше всё зависело от того, насколько он сможет Чижа разговорить. Но одно то, что человек пришел и выждал в вестибюле, было достойно нашего уважения.

Подтверждая исследования американского социолога Дэвида Рисмэна, с журналистками Чиж был всегда более вежлив, чем с журналистами: «Дверь открылась, и перед нами предстал длинноволосый парень с обаятельной улыбкой, из одежды на нем были только наколки и узкие трусики. Мы посмотрели на потолок и попросили разрешения войти».

Особняком среди множества подобных публикаций стоит большущая, на целый разворот, статья Валерия Пастернака в журнале «FUZZ», которая вышла под псевдонимом «А. Иоссариан» в марте 1995 года. Только из нее многие поклонники пусть пунктирно, но всё же узнали реальную биографию Чижа. Это была беседа двух музыкантов, знающих что почем, и поэтому обошлась без лапши, рассчитанной на дилетантов.

Расставшись с группой Colney Hatch, Пастернак в поисках заработка стал сотрудничать с журналом «FUZZ». Для начала он написал о своих любимых группах Pearl Jam и Alice in Chains. «Почему только о западных? — сказали ему в редакции. — Напиши о ком-нибудь из наших. Может быть, о Чиже?»

— Перед визитом на Миллионную я позвонил Чижу: «Завтра хочу к тебе прийти». — «Чего пить будем?» — «А если я приду просто с тортиком?» — «Блин, ну наконец-то!.. Хоть один человек придет, и мы просто чаю попьем! Каждая скотина норовит водку принести. Я уже не могу!..»

Неприкрытый негатив со стороны прессы Чиж испытал один-единственный раз.

— По-моему, в Томске. Это был год 96-й. Нас всем бэндом пригласили на телевидение, и мы сразу поняли, что «попали». Этот мальчик-ведущий откровенно рисовался: «Вот вы, типа, деньги зарабатываете, а студенты не могут билетов купить... А чего, раньше картошку жрали и радовались, а сейчас вам уже и пиво подавай? Как же так, вы же хиппаны?» В середине этой передачи я сказал: «Если еще рот откроешь, получишь п**ы от всего коллектива. В больницу тебя не положат, потому что класть уже будет нечего». Мы встали и гордо ушли.

Со временем Чиж закалился, и булавочные уколы перестали его волновать. «Но я отношусь к журналистам с уважением. У нас своя работа, у вас — своя». Другое дело, что сегодня практически в каждом городе ему приходится иметь дело с т. н. «информационными спонсорами» — радиостанциями, газетами и телеканалами, которые анонсируют концерты, а взамен получают через промоутеров билеты на шоу и беспрепятственный «доступ к телу» гастролеров.

— Чтобы не подвести организаторов, их уже невозможно послать, — говорит Чиж. — Я это прекрасно понимаю. Я еду. В лучшем случае — после обеда. Поскольку пацанам делать нечего, я их зову с собой. Но они не очень охотно едут. Они лучше в гостинице спокойно полежат, телевизор посмотрят, а потом сразу на саунд-чек. На хрен им это нужно? Всё равно вопросы задают мне...

Едва ли стоит сильно осуждать Чижа за то, что в Брянске, например, как сообщила газета «Московские новости», он «разговаривал с диджеем, положив перед собой кроссворд и ни разу не подняв глаза на собеседника».

В мае 1996-го, спустя год после выхода альбома «Перекресток», в Москве прошла акция «Серебряная калоша». Как и премия «Овация» (по сути, копия штатовской «Грэмми»), антипремия «Калоша» была придумана столичной радиостанцией «Серебряный дождь» с оглядкой на западные аналоги — в частности, на «Золотую клюкву». Ей решили отмечать самые сомнительные достижения в отечественном шоу-бизнесе. «Победителей» в 12 номинациях выявляли якобы по опросам известных музкритиков. Но, как писал репортер-очевидец, «невооруженным глазом было видно, что “калоши” раздавались самым безобидным персонажам музыкальной тусовки».

Чиж стал победителем в номинации «Плагиат года». Из динамиков в зал, где собрались участники церемонии и зрители из московской богемы, звучала музыкальная фраза из «Black Magic Woman», а сразу вслед за ней, встык, была вмонтирована фраза из «Перекрестка». Публика реагировала смешками и аплодисментами.

Правда, часть критиков с пеной у рта доказывала, что Чиж «содрал» свой «Перекресток» вовсе не с «BMW», а с «Sensitive Kind» Джей-Джей Кейла. Или с «I Loved Another Woman» в версии Гэри Мура.

— Нападки на Чижа, — говорит Дмитрий Дибров, — это, видимо, эдипов комплекс: то, что любишь вначале, особенно сильно хочешь отдрючить в конце. «Не правда ли, “Перекресток” — это “Sensitive Kind”?..» Угу. А еще я скажу, что эта вещь напоминает мой любимейший блюз «Who’s Been Talking», который появился вообще лет за двадцать до Джей-Джей Кейла и Питера Грина. Так куда ж теперь деваться? Это блюз. Безупречный русский блюз.

Разговоры о Чиже-плагиаторе приводили к забавным курьезам. Буквально через полмесяца после начала ротации «Перекрестка» у группы «Калинов мост» вышел альбом «Травень» с песней «Девочка летом». Это был честный кавер кейловской «Sensitive Kind», записанный с русским текстом. Когда Ревякин стал предлагать его радиостанциям, ему всюду вежливо отказывали: «А у нас уже есть “Перекресток”».

Впрочем, мишень для критических стрел подготовил сам Чиж. Его взгляды на творческие заимствования нередко изумляли журналистов и коллег по ремеслу. «Если моя музыка похожа на чью-то, то это оттого, что я так хочу, — говорил он. — Если бы я хотел замаскировать, то сделал бы это по-честному. Но я хочу так. Вот в коде “Дополнительного 38-го” идет просто кусок из “Lay Down Sally” Клэптона. Я в этом не вижу ничего страшного. Люди, знающие Клэптона, только порадуются. И всё равно, что ни играй, всё равно скажут, что на что-то похоже. Если уж и Харрисона обвиняли в плагиате [108], то о чем тут говорить».

На белгородском «Rock-FM», куда Чижа пригласили на интервью, диджей сразу после «Перекрестка» выдал в эфир «Sensitive Kind», показывая, что не лыком shit — типа, мы-то знаем, откуда вы, мистер Чиграков, черпаете свое вдохновение...

Со временем, правда, всё стало значительно проще. Когда Вячеслава Петкуна, лидера группы «Танцы Минус», обвинили в том, что в своей песне «Иду» он цитирует целый куплет суперхита Элтона Джона «Don’t Go Breaking My Heart», он дал такое объяснение: «Я — непрофессиональный композитор, меня “прибило” на кухне, я взял гитару и написал песню. Мне неважно, похоже это на что-нибудь или не похоже».

1996: Пятый член