Убийца Войн - Сандерсон Брэндон. Страница 47

Сзади сидели трое других. Жаворонок – слева, а Животворец – бог исцеления – в центре. Правдозов, бог природы, сидел далеко справа, одетый в узорный плащ и темно-бордовый с белым мундир.

Три бога представляли собой вариации на одну тему. Если бы Жаворонок не знал их прекрасно, затруднился бы различить. Каждый был ростом почти семь футов с шарами-мускулами, которым позавидует любой смертный. Впрочем, у Животворца были каштановые волосы, у Стихийника – светлые, а у Правдозова – черные. Но у всех троих – одинаковые черты: квадратные челюсти, безукоризненные прически и врожденная идеальная грация, по которым в них узнавали возвращенных божеств. Разнообразие вносили только наряды.

Жаворонок отпил своего напитка.

– Благословить ли мне твой бросок, Стихийник? – спросил он. – Разве у нас не состязание?

– Полагаю, оно, – ответил бог, подбрасывая деревянный шар.

– Тогда с какой же стати мне тебя благословлять, если ты играешь против меня?

Стихийник лишь ухмыльнулся, затем отвел руку и метнул шар через площадку. Тот подпрыгнул, прокатился в траве и в итоге остановился. Эту часть внутреннего двора превратили в широкое спортивное поле, разделенное канатами и шестами. Жрецы и слуги бегали по краям, записывая результаты и ведя счет, чтобы богам не пришлось утруждаться самим. Тарачин – игра, в которую играли только состоятельные. Жаворонок так и не потрудился выучить правила.

Играть веселее, когда понятия не имеешь, что делаешь.

Его бросок был следующим. Встав, он выбрал из штатива тот деревянный шар, что совпадал по цвету с его напитком. Подбросил оранжевый мяч, поймал и, никуда специально не целясь, запустил в поле. Шар залетел намного дальше, чем, вероятно, был должен; Жаворонок обладал идеальным и сильным для метателя телом. Отчасти поэтому поле было так велико. Его разбили для богов, и потому, когда шла игра, им требовался балкон, чтобы играть и следить за игрой с возвышения.

Тарачин считался одной из сложнейших игр. В нем требовались сила для правильного метания шара; острый ум для понимания, куда бросать; координация для подобающей меткости и превосходное знание стратегии, чтобы правильно выбирать снаряд и господствовать на игровом поле.

– Четыреста тринадцать очков! – объявил слуга, получив отчет от трудившихся внизу писцов.

– Еще один великолепный бросок, – сказал Правдозов, заерзавший в раскладном кресле. – Как ты это делаешь? Мне бы и в голову не пришло использовать для такого броска реверсивный шар.

«Так называются оранжевые?» – подумал Жаворонок, возвращаясь на место.

– Тебе нужно просто понимать игровое поле и проникать в сознание шара, – объяснил он. – Думать и рассуждать, как он.

– Рассуждать, как шар? – переспросил Животворец, вставая. На нем были просторные одежды его цветов, синего и серебристого. Он выбрал зеленый шар и уставился на него. – Но как же деревянный шар рассуждает?

– Я полагаю, кружным путем, – беззаботно заявил Жаворонок. – И это по совпадению мой излюбленный способ. Наверное, поэтому я так хорошо играю.

Животворец нахмурился, открыл рот для ответа, но в итоге захлопнул его, сконфуженный замечанием Жаворонка. Увы, превращение в бога не улучшало умственные способности – только физические данные. Жаворонок не переживал. Для него истинный азарт тарачина никогда не зависел от места приземления шара.

Животворец выполнил бросок, потом сел.

– Я вот что скажу, Жаворонок, – улыбнулся он. – Я расцениваю это как комплимент, но твое общество утомительно.

– Да, – согласился Жаворонок, отпивая из чаши. – В этом смысле я настоящий комар. Правдозов, теперь твоя очередь?

– Вообще-то, она снова твоя, – сказал Стихийник. – С последним броском ты вышел в финал – забыл?

– Ах да, как это я запамятовал, – ответил, вставая, Жаворонок.

Он взял новый шар, бросил через плечо на зеленое поле и снова сел.

– Пятьсот семь очков, – объявил жрец.

– А теперь ты выпендриваешься, – сказал Правдозов.

Жаворонок промолчал. По его мнению, это вскрыло неисправимый изъян игры: тот, кто знал меньше, всегда играл лучше. Однако он усомнился, что остальные с ним согласятся. Все трое были крайне преданы своему виду спорта и играли еженедельно. Тарачин стал благословенной добавкой к обыденному времяпрепровождению.

Жаворонок подозревал, что его продолжают звать лишь из желания опровергнуть его непобедимость. Узнай он правила, попытался бы слить игру, чтобы больше не приглашали. Однако ему нравилось раздражать товарищей победами, хотя, разумеется, они неизменно вели себя прилично. Так или иначе, в сложившихся обстоятельствах он подозревал, что не сумеет проиграть и при желании.

Правдозов наконец поднялся для броска. Он всегда предпочитал воинственный стиль в одежде, и багряное с белым богу природы очень шли. Жаворонок подозревал в нем постоянную зависть из-за того, что ему не вменили в придворную обязанность командование безжизненными и поручили взамен надзирать за торговлей с другими королевствами.

– Я слышал, Жаворонок, что несколько дней назад ты беседовал с королевой? – спросил Правдозов, совершив бросок.

– Да, было дело, – подтвердил Жаворонок, потягивая напиток. – Должен сказать, она чрезвычайно мила.

Стихийник негромко хохотнул, очевидно усматривая в последнем замечании сарказм, и это слегка раздосадовало Жаворонка, ибо он сказал искренне.

– Весь двор гудит, – заметил Правдозов, поворачиваясь и ставя на место козырек. Затем он прислонился к балконным перилам, ожидая, когда подсчитают очки. – Идрийцы, можно сказать, нарушили договор.

– Принцесса не та, – согласился Стихийник. – Это развязывает нам руки.

– Да, но для чего? – задумчиво произнес Правдозов.

– Для атаки! – ответил Животворец в своей обычной тупой манере. Божества природы и бурь взглянули на него, покоробленные.

– Выгадать можно гораздо больше, Животворец.

– Да, – кивнул Стихийник, лениво высосав остатки вина из своей чаши. – Мои планы уже, конечно, осуществляются.

– И что же это за планы, божественный брат? – осведомился Правдозов.

Стихийник улыбнулся:

– Не стану же я портить сюрприз!

– Смотря какой, – ровно сказал Правдозов. – Не помешают ли они потребовать от идрийцев большего доступа к торговым путям? Я готов поспорить, что некоторый… нажим на новую королеву способен склонить ее к такому предложению. Говорят, она довольно наивна.

Жаворонка начало подташнивать. Он знал, как божества строили заговоры, вечно интриговали. Они играли в свои шары, но не менее важная причина для встреч на этих соревнованиях – обозначение позиции и заключение сделки.

– Невежество может быть притворным, – заметил Животворец в редкую минуту прозорливости. – Ее бы не прислали, будь она и впрямь настолько неопытна.

– Она идрийка, – пренебрежительно сказал Правдозов. – В их крупнейших городах населения меньше, чем в маленьком пригороде Т’Телира. Бьюсь об заклад, она едва ли вообще понимает, что такое политика. Они привыкли общаться с овцами, а не с людьми.

Стихийник кивнул:

– Даже если по их меркам она «подготовлена», вертеть ею здесь не составит труда. Главное, не подпустить к ней первыми остальных. Какое у тебя впечатление, Жаворонок? Она встанет перед богами на цырлы?

– Я честно не знаю, – ответил он и подал знак принести еще сока. – Вам же известно, меня не сильно интересуют политические игрища.

Стихийник и Правдозов насмешливо переглянулись. Как большинство при дворе, они считали Жаворонка безнадежным, когда речь заходила о делах практических. А «практическое» в их понимании означало возможность «получить преимущество».

– Жаворонок, – с бестактной честностью заявил Животворец, – тебе и правда не мешает побольше интересоваться политикой. Это бывает презабавно. Да знал бы ты, в какие тайны меня окунают!

– Мой милый Животворец, – ответил Жаворонок, – пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что не желаю знать, куда тебя окунают. Не интересны мне и твои тайны.