Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 34

Неторопливо прогуливаясь по фойе, я наткнулся взглядом на лицо девушки из гостиницы «Бристоль» и кивнул чисто на автомате, приученный здороваться со всеми знакомыми, соседями. Она была в черной низкой шапке с откинутой наверх вуалью, темно-сером глухом длинном платье с белым кружевным воротком и черных высоких ботинках со шнуровкой. На шее серебряная цепочка с небольшим янтарем в форме продольной половинки груши. Серое пальто с заячьим воротником было перекинуто через левую руку. Видимо, решила сэкономить на гардеробе. Узнала меня не сразу, а потом улыбнулась и изобразила что-то вроде легкого кивка. Я по инерции прошел дальше, решив завести с ней разговор на обратном пути, но тут в первый раз зазвонил колокольчик, приглашавший в зал тех, у кого места посередине ряда. Девушка последовала его призыву, но направилась на галерку, чтобы, наверное, встать в первом ряду. При ее среднем женском росте было важно не оказаться позади дылд. Я подождал второго звонка и еще немного и пошел на свое место в партере рядом с проходом, стоившее полтора рубля. Если что-нибудь пойдет не так или станет скучно до невмоготу, покину зал, не беспокоя соседей.

Я видел телеспектакль по этой оперетте, помнил сюжет и даже некоторые яркие фразы, но вживую оказалось интереснее. Может, потому, что соскучился по таким зрелищам, а может, потому, что актеры играли с душой. Они увлекли зрителей за собой в иллюзию, которая казалась реальнее жизни.

В антракте я пошел в буфет, в котором, к моему удивлению, не было давки. Наверное, цены отпугивали, которые здесь были на уровне шикарного ресторана, хотя подавали только холодные закуски и сладкое. Видел, как несколько зрителей жевали принесенное с собой, прогуливаясь по фойе. Я занял место за круглым столиком со скатертью в красно-зеленую клетку.

Ко мне мигом подлетел молодой официант с прилизанными, черными, короткими волосами и гусарскими усами:

— Чего изволите-с?

— Чай с лимоном и бисквит женуаз, — ответил я, не зная, подают ли здесь такой.

— Кофейный или лимонный? — задал он уточняющий вопрос.

— Принеси оба, — потребовал я, — чтобы в следующий раз знать, от какого отказаться.

— У нас все свежее, лучше не найдете нигде! — заверил он.

— Я передам твои слова шеф-повару из «Фанкони», — шутливо произнес я.

Это самое знаменитое в городе кафе-кондитерская, расположенное на Екатерининской. Я бывал в нем пару раз, обратив внимание, что там неприлично много мужчин для заведений подобного рода. Смягчало их вину то, что занимались не столько кофе и сладостями, сколько заключением сделок.

— Только не ему! — шутливо взмолился официант.

Теперь можно не сомневаться, что принесет мне лучшее. В Одессе во все времена шутка — самая ценная купюра. За них мне в суровые советские времена продавцы давали товар из-под прилавка, не для всех, и даже контролер в трамвае, в котором я ехал «зайцем», отпустил без штрафа, потому что заспешил к телефонной будке, чтобы рассказать всей Одессе новую хохму. Хоть убей, не помню, что сказал тогда, но ржал весь вагон.

Погруженный в воспоминания, я не заметил девушку из ресторана «Бристоль», встряхнувшись только, когда услышал рядом ее мелодичный голос:

— Угостите даму чаем?

— Конечно. Присаживайтесь, — пригласил я, вставая, и показал два пальца официанту, который наблюдал за нами от барной стойки.

Он кивнул: дополнительный заказ принят.

— Не сразу вспомнила, где видела вас раньше, — призналась она, сев напротив меня.

— Ничего страшного, — сказал я, после чего представился и предложил перейти на «ты».

— Стефани́, — сделав ударение на последнем слоге на французский манер, назвала она свое имя.

Наверное, зовут Стефания или даже Степанида, но тот сейчас не русский, кто не хочет, чтобы его считали французом.

— Ты не одесситка, — угадал я по говору и поинтересовался: — Учишься здесь?

— Из Кишинева. Закончила Институт благородных девиц, теперь учусь на Женских педагогических курсах, — рассказала она и добавила с горькой иронией: — Если доживу до их окончания, буду преподавать французский язык в женской гимназии.

Преподаватели гимназий, даже частных, считаются государственными служащими десятого ранга (коллежский секретарь) и получают, в зависимости от образования (с высшим — больше; женские курсы считаются средним специальным), в первые пять лет от семисот пятидесяти рублей в год при двенадцати уроках в неделю. За дополнительные часы доплата. Плюс после каждых пяти лет службы повышение оклада. Поработал пару часов в день — и получил раза в два больше, чем работяга, который пашет по десять-двенадцать. Есть шанс выслужиться, как папенька Ульянова, который Ленин, и получить потомственное дворянство. В общем, одна из самых престижных профессий в Российской империи.

Подошел официант с подносом, поставил перед нами по чашке чая, почти черного и ароматного, с желтым кружком лимона и тарелочке с парой пирожных. Посуда была фаянсовая, красиво разрисованная переплетающимися, золотыми линиями.

Пока он расставлял, я спросил даму на французском языке:

— Тебе еще долго учиться?

Радостно улыбнувшись, будто услышала голос старого знакомого, она ответила на довольно приличном, по русским меркам, французском:

— Я на втором курсе. Всего четыре, — и похвалила: — Ты говоришь так же хорошо, как наш преподаватель месье Шапеллон!

— В юности пять лет прожил в Марселе, — соврал я и предложил как бы в шутку: — Могу давать тебе уроки.

— Мне сейчас не до репетитора, сама зарабатываю этим, обучаю недорослей из богатых еврейских семей, — поделилась она и, глядя мне в глаза, произнесла многозначительно: — Я ищу ЛЮБУЮ подработку.

Я правильно понял ее и перешел на деловой тон:

— Готов продолжить наши отношения на коммерческой основе. Встречаться будем у меня, а тебе сниму комнату и буду давать на расходы тридцать рублей в месяц.

— Сорок, — потребовала она.

Видимо, ожидала меньшую сумму, поэтому проявила скромность.

— Хорошо, — согласился я, после чего чайной ложечкой из мельхиора, который сейчас называют никелевым серебром, отделил кусочек лимонного бисквита и попробовал на вкус.

Нежный, тающий во рту, с легкой кислинкой. Ничего так, а под кисловато-сладкий чай и вовсе отлично. Кофейный мне понравился меньше.

Зато моя теперь уже содержанка начала со второго. Старалась кушать не спеша, но я догадался, что очень голодна. Проблем с фигурой у нее пока нет. Значит, дело в отсутствии денег. Кстати, среди женщин уже началось повальное поветрие — похудеть любой ценой, которую выдержит муж.

Мы встретились со Стефани в фойе и вместе вышли из театра. Черная вуаль была опущена, придавая женщине недосказанность. Такой маленький клочок дырявой материи — и такой сильный эффект!

Морозный воздух резанул по ноздрям и выгнал из головы остатки иллюзии, вернув в суровую реальность. На площадке пред входом стояло несколько пар богачей, ожидавших свои кареты, которые подзывали швейцар и два подростка-конкурента, ругаемые им безбожно. Каждая карета старалась подъехать первой. Они сталкивались, кучера обзывали друг друга нехорошими словами. На дороге стоял городовой с шашкой на боку, регулировал движение гужевого транспорта, как умел, грозясь напихать кучерам полные пазухи и не только. Гам был, как на базаре напротив в утренние часы.

— Пойдем на Дерибасовскую. Там легче найти извозчика, — предложила Стефани, взяв меня под руку.

— У меня свой, — сообщил я, после чего обратился к одному из подростков, показав головой в сторону темной части переулка: — Позови Павлина.

— Павлина⁈ — удивленно переспросил он.

— Да, тот еще гусь, — шутливо подтвердил я.

Подросток сбежал на проезжую часть, протиснулся между парой лошадей одной кареты и задом другой и, сложив руки рупором у рта, проорал в указанную мной направлении:

— Павлин!

— Еду, барин! — послышалось оттуда.