Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 56

— Мне надо отвезти Вероник на каникулы к маме в Кишинев, — закинула мне Стефани утром девятнадцатого июня.

— Куплю билеты, — заверил я, догадавшись, почему завела этот разговор.

— Говорят, нет их, люди по несколько дней не могут уехать, вагоны битком, — сообщила она.

— В первом классе места есть всегда, возьму плацкарту, — пообещал я и предложил: — Можешь остаться с ней в Кишиневе до начала учебного года.

— А ты будешь здесь один? — как бы равнодушно, в порядке общей информации, поинтересовалась она.

— Я поеду заграницу. Есть там дела кое-какие, — успокоил ее.

Держать в сейфе украденное было рискованно. Мало ли, вдруг кто-то из подельников попадается и сдаст меня? Они не знают, кто я такой, но Станислав Цихоцкий в курсе, где примерно я живу. Если у меня найдут столько пятисотенных и иностранной валюты, совпадающей по ассортименту и сумме с похищенным в банке, объяснить ее происхождение будет очень трудно. Я ее перепаковал, связав белыми тесемками в пачки не по номиналу, а по стране, и заодно узнал курсы обмена. Оказалось, что греческая драхма, болгарский лёв и египетский фунт не такой же мусор, как в будущем. Первые две валюты обменивались по тому же курсу, что и французский франк (тридцать семь с половиной копеек), а третья и вовсе была привязана к английскому фунту стерлингов, как ноль целых девятьсот семьдесят пять тысячных к одному и обменивалась на девять рублей семьдесят копеек. В итоге оказалось, что я обменял девять тысяч рублей на двадцать с лишним. Подельникам не призна́юсь в этом, не поверят в доброту моих намерений.

Павлин отвез Стефани, высадив меня у чайной раскольников, в Одесский институт благородных девиц, чтобы предупредила сестру, что завтра утром уезжают, была готова в полвосьмого, потому что поезд в девять двадцать пять, после чего отправилась в меблированные комнаты упаковать вещи и сообщить, что покидает их до конца августа. Вечером мы поужинали в ресторане гостиницы «Бристоль», где впервые встретились, после чего поехали ко мне, чтобы оставить ее вещи, которые не будут нужны в Кишиневе, и заодно, так сказать, застолбить место на следующий учебный год.

Стефани завела будильник на шесть часов и сразу, неприласканная, метнулась в ванную. У нее чувство времени отсутствует практически полностью, поэтому боится опоздать, выезжает задолго до назначенного срока и при этом каким-то чудом умудряется не успеть. Я сказал ей, чтобы завела для меня будильник на восемь и отрубился. Сквозь сон слышал, как она, ожидая прибытие Павлина, который задерживался из-за комендантского часа и проверок, металась по квартире, проверяя, всё ли взяла?

Будильник прозвенел в половину восьмого. С началом каникул отвык просыпаться так рано, поэтому пожелал Стефании счастливого пути, но в другую сторону, выключил его и полусонный поперся в ванную. Холодная вода привела меня в чувство. Побрившись и умывшись, отправился на вокзал пешком, удивив дворника.

— Газету не привозили? — спросил на всякий случай.

— Нет, барин, бастуют, — доложил Аристарх или как там его.

— Так им и надо, — без злости пожелал я.

На вокзале было людно. Такое впечатление, что вся Одесса подалась в бега. Я хотел купить билеты вчера, но оказалось, что продажа на поезд номер два «Одесса-Кишинев-Корнешты» начинается за два часа до отправления. Есть еще вечерний номер четыре, с которым та же ситуация. Так что, если сестры не уедут сейчас, то будут гостить у меня до вечера или даже следующего утра. Для пассажиров первого класса отдельная касса. Очереди к ней не было. Кассиром был пожилой мужчина в пенсне и с бородкой, видимо, выслужившийся проводник.

— Есть два билета до Кишинева? — спросил я.

— Да, сударь, — обрадовал он.

— Два с плацкартой, — попросил я.

— В этом поезде все билеты с плацкартой. С вас десять рублей шестьдесят две копейки, — потребовал он.

Я дал одиннадцать, получил два билета и сдачу и отправился в зал ожидания первого класса, где, как меня заверили, в буфете подавали отменное немецкое пиво, предупредив швейцара на входе, что вот-вот должны подъехать мои сестры:

— Сразу узнаешь: они красивее меня.

Пиво оказалось, действительно, превосходным. Попробовав, я тут же заказал второй бокал и вареных раков и сразу расплатился, потому что большие настенные часы с белым циферблатом и красными цифрами и стрелками, показывали без десяти девять.

Стефани влетела в зал ожидания через двадцать минут, когда я, расправившись с последним краснопанцирным, допивал второй бокал. Предполагаю, что не опоздала, только благодаря Павлину, который загнал коня. Увидев меня, расслабилась и пошла медленнее.

— Есть билеты? — первым делом спросила она.

— Конечно, — ответил я.

— Тогда пошли быстрее, а то опоздаем, — потребовала она.

— Не опоздаешь, не надейся, — пошутил я.

Стефани не врубилась и насупилась.

Возле выхода из зала нас поджидал здоровенный косолапый носильщик с двумя фанерными чемоданами, обшитыми тканью, и небольшим тряпичным саквояжиком на тележке и красивая девушка лет пятнадцати, похожая на среднюю сестру разве что цветом и густотой волос и ростом. Глаза у нее были бирюзовые и побольше, а сиськи просто больше и ноги длиннее или так казалось из-за высоко приталенного длинного серого платья, простенького, не для первого класса. Пожалуй, я бы отдался ей.

Вероник смотрела на меня, как маленький ребенок на пьяного Деда Мороза. Не знаю, что ей рассказала сестра на свиданиях в присутствии классной дамы, но явно что-то из-под одеяла.

— На свободу с чистой совестью? — спросил младшую сестру.

В смысл, вложенный мной, Вероник, конечно, не въехала, потому что из другой эпохи, и ответила, как примерная школьница:

— Я аттестована по всем предметам.

— Она у нас парфетка, — сообщила средняя сестра и, увидев удивление в моих глазах, объяснила: — От французского parfait (прекрасный, совершенный).

— Если бы у меня были такие же красивые глаза, я бы тоже был парфеткой, — отвесил я комплимент и заодно пошутил, смутив Вероник и рассмешив Стефани. — А как называются противоположности?

— Моветки, от mauvais (дурной) и еще девочек из младшего класса называют кофушками, потому что у них платья кофейного цвета, — ответила средняя сестра.

Перед багажным вагоном стояли весы, на которых взвешивали чемоданы пассажиров. Носильщик помотал головой на немой вопрос весовщика, и мы прошли без остановки. Каждому пассажиру разрешено без доплаты провозить шестьдесят фунтов (двадцать четыре килограмма), детям вдвое меньше. В багажный вагон сдали оба чемодана. Я заплатил двугривенный и получил две квитанции, которые передал Стефани. Еще одну такую же монету вручил носильщику возле входа в первый вагон, синий.

Купе было предпоследним. Значит, слухи об отсутствии билетов не безосновательны. Представляю, что творится в третьем классе. Двухместное купе скромнее, чем в поезде «Киев-Одесса», не говоря уже о транссибирском, но на дам, ранее путешествовавших только в зеленых вагонах, произвело впечатление. Ехать им всего восемь часов.

В годы моей советской молодости электричка добиралась в два раза быстрее, но и не стояла от десяти минут до полчаса на станциях, чтобы пассажиры второго и третьего классов сбегали в вокзальный туалет и буфет. Курсанты всех одесских мореходок — тогда форму носили в «вышке», трех «середухах» (торгового, рыбного и технического флотов) и двух профессионально-технических училищах, называемых «шмоньками» по предыдущему их названию школа морского обучения (ШМО) — ездили бесплатно в первом вагоне, заполняя его до отказа. У двух контролеров не хватало безрассудной отваги и сил, чтобы высадить черных (цвет формы) «зайцев», поэтому даже не заходили, а отыгрывались, поймав одинокого в других вагонах.

Я положил саквояжик сестер на сетку над диваном, подсказал, где туалет, как посетить вагон-ресторан.

— Мы взяли еду с собой, — сообщила Стефани.

Живя за свой счет, надо быть экономной.

Мы с ней вышли в проход, где я дал четвертной: