Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 70

До городских властей наконец-то дошло, что надо принимать срочные меры, иначе город захлестнет анархия. В воскресенье утром университет был оцеплен солдатами. Они выпускали всех, но никого не впускали. Бунтари разбрелись по соседним улицам и принялись возводить баррикады. В город ввели дополнительные войска — и начались уличные бои. Стрельба и взрывы бомб слышались в основном за пределами Города. Полиция арестовывала стрелков и бомбистов, большая часть из которых оказалась гимназистами. Вечером в городской управе посовещались и приняли наимудрейшее решение освободить их с формулировкой «они же дети», после чего даже трусливые ботаны решили, что им можно всё.

В понедельник семнадцатого октября император Николай Второй пошел на уступки, чтобы усидеть на троне после поражения в войне — был опубликован «Высочайший манифест об усовершенствовании государственного порядка». Народу были дарованы неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов, избирательное право для всех сословий и принятие законов только после одобрения Государственной думой. Правда, император имел право разогнать Думу, которая откажется принять нужный ему закон, что, как я помнил, Николай Второй и будет делать на свою голову, пока, оставшись без трона, не получит пулю в нее. До одесситов эта новость дошла во второй половине дня. Во вторник занятия в Императорском Новороссийском университете отменили, потому что все, студенты и преподаватели, начали праздновать победу над самодержавием. По городу расхаживали толпы с хоругвями, иконами, имперскими или красными флагами, распевали «Боже, царя храни!», поздравляли друг друга с освобождением от гнета. При этом больше всех радовались те, кто по службе занимался угнетением.

К вечеру начались погромы. В первую очередь били студентов и гимназистов с красными лентами, большинство из которых были ашкенази. Постепенно погромы переместились в районы, где жил средний класс. Нищие ашкенази никому не мешали, а богатых охраняли отряды самообороны. Не сомневаюсь, что это был ответ на погром в порту. «Православный» капитал возвращал отнятое у него летом. Толпы идиотов, подстрекаемые обеими сторонами, уничтожали и грабили друг друга, но осенью православные оказались более организованными. Пострадавшие летом сделали правильные выводы, провели работу над ошибками, лучше подготовились к схватке. К тому же, власть была на их стороне. Если в июне полиция и армия сперва бездействовали потому, что были захвачены врасплох, растерялись, не сразу поняли, что надо предринять, то в октябре самоустранились намеренно. Подозреваю, что был договорняк «православного» капитала с властью, тем более, что четкой границы между ними не было, и чиновники высокого ранга заодно являлись акционерами многих успешных компаний.

Во вторник утром я отвез Стефани в ее меблирашку и заглянул в университет. Не поучусь, так позавтракаю. В чайной было малолюдно. За дальним столиком сидел Игнат Картузов, доедал принесенный с собой бутерброд с брынзой, запивая купленным здесь чаем. Я заказал половому большую тарелку бургеров и подсел к новому приятелю.

— Думаешь, сегодня будут занятия? — спросил его.

— Вряд ли, — ответил он. — Зашел сюда по пути. Мне предложили охранять магазин колониальных товаров на Греческой. Платят по три рубля в день.

— Бывшие друзья подогнали заработок? — поинтересовался я.

— Какие они мне друзья⁈ Сначала убийцу подсылают, а как припекло, сразу предложили помириться, чтобы охранял их, даже наган обещали подарить! — злобно произнес он.

— Наверное, дом какого-нибудь богатого еврея предлагали защищать? — задал я вопрос.

— Нет, свои дома они сами охраняют, а мне предложили побыть до конца погромов в Бессарабско-Таврическом банке. Обещали снабжать едой и платить по десять рублей в день. Послал их к чертовой матери! — довольно эмоционально поведал Игнат Картузов наверное, потому, что оказался на растяжке между червонцем и трешкой в день.

— Неужели в банке нет собственной охраны⁈ — удивился я.

— Была, но перевели ее на защиту домов хозяев. За свою жизнь они трясутся больше, чем за деньги! — рассказал он.

Подошел половой, расставил мой заказ. Я подвинул тарелку с бургерами на середину стола, предложил собеседнику угощаться, что тот с радостью и сделал.

— Как учеба? — налив ему и себе чая, сменил я тему разговора.

— Потихоньку. Хожу на лекции, делаю вид, что записываю. Преподавателям это нравится. На самом деле мне записывать не надо, память хорошая. Иногда слово в слово повторяю то, что услышал на лекции несколько месяцев назад, — похвастался Игнат.

— Это здорово! Мне бы такую! — похвалил я.

Обычно к началу лекция возле главного входа собираются студенты. Сегодня всего пара человек тусовалась, наверное, первокурсники. Поняв, что занятий не будет, я подвез Игната Картузова до большого магазина заморских специй и пряностей на Греческой рядом с базаром и приказал Павлину ехать в Александровский парк.

День был теплый, и Станислав Цихоцкий играл в бильярд на открытой террасе с каким-то таким же расфуфыренным пижоном. Я кивнул ему и молча прошел в закрытый зал, пустой, где велел пожилому официанту принести кружку немецкого пива.

— Санценбахера или «Клестер браун» Енни? — задал он уточняющий вопрос.

— Енни, — ответил я, хотя основатель этого завода был швейцарцем.

Если центральна часть парка ассоциируется у меня с вином, то эта — с пивом. При советской власти в начале улицы Энгельса, ныне Маразли, будет пивной бар без названия. Мы частенько забегали туда с самоподготовки и по выходным дернуть кружку, а перед баней, расположенной в Сабанских казармах, куда нас водили раз дней в десять, затаривались в банку трехлитровую, чтобы распить после процедуры омовения. Располагался пивной бар в полуподвале, куда вели три ступеньки, поэтому трезвые называли его «Раз, два, три», а пьяные — «Раз-з-з!».

Поляк подошел минут через пять и тоже заказал пиво Енни.

— Есть одно интересное место. Ночью там не должно быть охраны, а если будет, попробую решить вопрос, — сообщил я. — Надо будет сперва открыть входную дверь.

— Открыть смогу, а насколько быстро — зависит от замка, — предупредил он.

— И нужен надежный извозчик. Можно взять того же, что в прошлый раз, но придется делить на четверых и ему десятую часть, а так на двоих разобьем, — выдвинул я второе условие.

— Знаю толкового хлопака, мой краян (земляк), работает извозчиком на хозяина. Хочет вернуться домой, как только денег заработает, — сказал Станислав.

Мы договорились, где и когда встретимся, после чего я вернулся домой. В обед съездил в ближайший ресторан, после чего отпустил Павлина. Вечером позвонил Стефани. В Одесских женских педагогических курсах тоже отменили занятия. Девицы сидели по домам, боясь попасть под раздачу. Я сказал, что вечером ездить опасно, что заберу ее к себе завтра утром, а сейчас пусть не выходит из комнаты, хотя на еврейку не похожа и в центре Одессы погромов нет.

76

Бессарабско-Таврический земельный банк располагался в двухэтажном здании на улице Херсонской, дом двадцать пять, рядом с Императорским Новороссийским университетом. Ночью это довольно тихое место, а сейчас и вовсе безлюдное и темное. Газовые фонари не горели на всех улицах южнее Преображенской. Наверное, потому, что юго-восточнее, в кварталах рядом с Молдаванкой, время от времени стреляли из короткостволов и иногда из охотничьих ружей. Шел интенсивный передел собственности, сопровождавшийся расчисткой жизненного пространства. Пока ехали сюда со Старой Порто-Франковской, где подобрали меня, не увидели ни одного полицейского, не встретили ни одного казачьего разъезда. Значит, управа дала добро.

Извозчик высадил нас напротив главного входа в банк и поехал дальше, чтобы вернуться через пятнадцать минут. Так и будет приезжать сюда с противоположной стороны каждые четверть часа, стоять пару минут возле соседнего дома и отправляться на следующий круг.