Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 78
Я поздоровался на французском и проинформировал:
— Я русский.
— О, извините, месье! Из вашей станы у нас бывают редко, принял вас за вюртембергца. Многие наши клиенты оттуда, — произнес он.
Королевство Вюртемберг со столицей в Штутгарте сейчас как бы независимое, но входит в Германскую империю.
Клерк представился:
— Старший специалист Корсин Штайнер. Присаживайтесь, — показал на ближнее кресло, занял расположенное напротив и задал вопрос: — Чем наш банк может быть полезен вам?
Чуть не утонув в мягком кресле, изложил я цель своего визита:
— Хочу обменять русские рубли, — похлопал по своему черному портфелю, — на франки, приобрести на них надежные ценные бумаги швейцарских эмитентов и оставить у вас на обслуживание.
— Именно швейцарских? — задал он уточняющий вопрос. — Можем предложить более доходные и не менее надежные инструменты других стран.
— У меня на первом месте надежность, а у Швейцарии нейтральный статус. Это гарантирует, что мой вклад не сгорит в случае войны, — объяснил я.
— Какой войны⁈ Люди уже поумнели, не хотят убивать друг друга! — иронично усомнился беспросветный оптимист.
— Давайте вернемся к этому разговору лет через десять, когда весь мир сойдет с ума, — усмехнувшись, сказал я.
— Как скажите, — сразу согласился старший специалист. — Какую сумму хотите вложить?
— Первый транш будет сто тысяч франков, — ответил я.
Корсин Штайнер сразу внутренне сделал стойку, как охотничья собака, учуявшая крупную дичь, и сказал почти обворожительно:
— Можем предложить вам сорокалетние облигации нашего кантона с одним четырехпроцентным купоном в год. Они сейчас продаются на шесть десятых процента ниже номинала. Ничего надежнее вы не найдете во всем мире. Но если хотите что-нибудь более прибыльное и рискованное, то у нас есть бумаги многих швейцарских компаний с доходом от пяти до двенадцати процентов.
Продажа ниже номинала ясно говорила об отношении покупателей к облигациям кантона, но я знал, что в Швейцарии до, как минимум, начала двадцать первого века финансовых кризисов не будет, поэтому решил:
— На сто тысяч я приобрету облигации кантона Женева, а второй транш, который переведу из «Лионского кредита» в июле — восемьдесят две тысяч четыреста минус плата за транзакцию — и все следующие, включая ежегодный доход по купонам, передам вам в управление для создания портфеля из бумаг частных компаний среднего уровня риска.
— Очень разумное вложение, — похвалил старший специалист. — У вас есть какой-нибудь документ, удостоверяющий личность? И скажите адрес, на который присылать вам ежегодные отчеты.
Я вручил ему паспорт и визитку.
— Займусь составлением договора, а к вам пришлю кассира, чтобы принял деньги, — сообщил он.
— Мне не трудно подойти к окошку, — сказал я и объяснил такое пренебрежение статусом богатого человека: — Насиделся в поезде, хочется двигаться.
— Я вас понимаю! — заверил Корсин Штайнер, хотя по красноватым глазам было видно, что сам бы с места не сдвинулся, заставил бы обслуживать себя, как султана, и приказал кассиру: — Месье Нери, примите у нашего клиента русские рубли и переведите во франки на сто тысяч.
Привез я тридцать восемь тысяч рублей купюрами от неполной пачки сотен и вниз до десяток. Плешивый кассир быстро пересчитывал их по два раза, откладывая сумму на счетах с деревянными светло-коричневыми костяшками с таким усердием, что на лысине выступили капли пота. Закончив, удержал полпроцента за обмен.
— То, что больше ста тысяч, вернуть в рублях или франках? — спросил кассир Нери.
— Давайте во франках, — сказал я, уверенный, что еще не раз приеду сюда, и спросил: — Где тут неподалеку можно попить чая, пока будет готов договор?
— Я могу позвонить, чтобы вам принесли, — предложил он помощь.- Что именно хотите?
— Черный чай без молока с лимоном и какой-нибудь десерт к нему, — заказал я.
— У них очень вкусный карак, — подсказал кассир.
Я не знал, что это такое, поэтому не стал сильно рисковать, заказал всего один.
Минут черед пять в операционный зал влетел юноша лет пятнадцати, худощавый, с костистым лицом, словно собранным из треугольников, в не застегнутой, черной, короткой курточке с покрытым золотистым лаком подносом в руках и перекинутой через левую скатертью. Поздоровавшись, поставил поднос на соседний столик, застелил скатертью тот, за которым я сидел, расставил на нем приборы для чая, белые с золотыми полосками и каемками, и блюдце с круглым песочным пирожным, покрытым сверху зеленой глазурью.
— Сколько? — спросил я.
— Один франк двадцать два сантима, включая доставку, — ответил юноша.
Значит, скатерть в счет не входит.
Пирожное оказалось тарталеткой, начиненной ганашем — смесью из шоколада, сливочного масла и молока — и покрытой глазурью на основе абрикосового джема. Есть можно.
Я допивал вторую чашку чая, когда появился Корсин Штайнер с отпечатанным на машинке на французском языке договором на трех страницах в двух экземплярах. Внимательно прочитал документ, не нашел скрытых ловушек, после чего подписал. Интересно, если меня перекинет с этим документом лет на сто десять вперед, будет ли существовать банк и, если да, сколько к тому времени накопится на моем счете и какие доказательства от меня потребуют, чтобы не отдавать такие деньжищи?
85
Поезд из Женевы добирался до Анси почти полтора часа, хотя расстояние между городами километров сорок. Ехал он быстро, но стоял подолгу на каждом полустанке, выгружая и загружая почту. Вагон первого класса с сильно потертыми плюшевыми диванами был пуст. Я еще подумал, кто их так испортил, если пассажиров нет? Видимо, на эту линию ссылают старые с загруженных. Ни швейцарских, ни французских пограничников я не увидел ни по пути в Женеву, ни обратно. Видимо, на коротких местных линиях они не предусмотрены. Знал бы, захватил с собой Лилиан Годар, у которой не было паспорта. С тех пор, как пересек франко-германскую границу, этот документ потребовался мне только в банке, где речь шла об очень крупной сумме.
Лилиан Годар на платформе не было. Я отправил ей вчера, как договорились, телеграмму из Женевы со словом «Четверг». Этот день недели сегодня. Поезд оттуда приходит один, и он не опоздал. Я подождал минут десять, посмотрел на белые почти до подошв горы. На полях вокруг города снег попадался местами, хотя температура была ниже нуля. Как-то мне перехотелось кататься на лыжах. Узнав, что поезд на Лион отправляется через два часа, пошел в вокзальный ресторан, где расплатился с носильщиком — сутулым суетливым пожилым мужичком с бравыми набриолиненными усами, который поставил мой чемодан и саквояж возле столика. Зал небольшой и холодный. Официант был в черной вязаной шапке и теплой коричневой куртке. До полного счастья ему не хватало только перчаток. Обедать в такой обстановке не хотелось. Я заказал рюмку кирша, который крепкий, как водка, хорошо разгоняет кровь. Дернув его залпом, сидел и думал, ждать поезд или отправиться в отель и завтра уехать утренним? Оба варианта казались плохими.
— Привет! — послышался за моей спиной женский голос.
У Лилиан Годар выработалась дурная привычка пикировать на меня сзади.
— Уже решил, что ты передумала, собрался ехать в Лион, — пожаловался я.
— Телеграмму получила мама и не сказала мне. Я случайно узнала, встретив почтальона на улице. Хотела предупредить, что жду важную телеграмму, а он сказал, что приносил вчера, и вспомнил, что было написано. Я сразу побежала на вокзал без вещей, думала, не успею, — рассказала она.
Губы девушки расползлись в улыбке, вспучив малость покрасневшие от бега щечки, а в светло-карих глазах стояли слезы.
— Успела, — успокоил я и жестом подозвал носильщика, который прятался в зале ожидания от холодного ветра с гор.
Извозчик довез нас до отеля «Савой», расположенного в центре Анси. Впрочем, город маленький, здесь всё в центре, включая железнодорожный вокзал. Многие дома построены несколько веков назад. Такое впечатление, что попал в Средневековье. Меня не покидало чувство, что был здесь раньше, но не мог вспомнить, так ли это и когда именно. Как рассказала Лилиан, раньше здесь была резиденция графов Женевских, а позже герцогов Савойских, замок сохранился. Не припомню, чтобы был знаком с первыми или вторыми, хотя пересекаться с кем-нибудь из них мог.