Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 27

— Хочешь летать втроем или один? — спросил подполковник Пивенштейн на следующее день, когда я доложил ему, что технический состав закончил ремонт моего самолета, готов к вылету.

— Лучше одному, — ответил я.

— Замётано! — решил он и произнес как бы в штуку: — Жаль, что без бомб запрещено вылетать. Как по мне, скидывай их, где угодно, а потом охоться на «худых». Ты мне делаешь прекрасную статистику. Вчера вечером на совещании командир дивизии похвалил меня за четыре сбитых самолета, поставил в пример другим командирам полка.

— Это мне просто повезло, — скромно сказал я.

— Нет, землячок, дело не только в фарте. Давно замечено, что есть летчики, которые умеют сбивать, таких всего процентов пять, а то и меньше, есть, которым иногда везет, и есть все остальные. Когда ты сообщил о первом, я подумал, что случайность, после второго списал на везение, а после третьего сделал вывод, что ты из тех, кому это дано свыше, — поделился он. — Удивляюсь, почему ты не пошел в истребители.

— У них слишком всё быстро, подумать не успеваю, — признался я. — Да и в штурмовиках больше пользы приношу. Тебе тоже со мной не так хорошо, как без меня плохо.

— Таки да! — улыбнувшись, согласился он.

В итоге я вылетел якобы бомбить колонны вражеской техники, а на самом деле на свободную охоту. Бомбы тоже взял, положенный «сталинский наряд». Возить их долго не собирался. Без груза на любом самолете летаешь быстрее и маневрируешь лучше.

Заметил эти танки, подлетая к линии фронта. Их было десятка три, пересчитывать некогда было. Они, развернувшись в две кривые линии для атаки на наши позиции, ждали, когда спешится пехота, приехавшая на грузовиках. Я проскочил над ними, развернулся, зашел с фланга на малой высоте и запустил с дистанции метров триста из скольжения вправо восемь реактивных снарядов РБС-82 (бронебойные). Один танк точно поразил, правда, не знаю, насколько серьезно. Согласно тактико-техническим характеристикам они пробивают броню толщиной пятьдесят миллиметров, если попадают по нормали к поверхности, то есть перпендикулярно. Поди угадай, была там эта самая нормаль или не очень. Я разворачиваюсь и захожу во второй раз на высоте четыреста метров, чтобы перейти в пикирование и скинуть на первую линию танков шесть фугасных «соток». Во время третьего захода, стреляя их пулеметов и пушек по грузовикам и пехоте, замечаю, что еще два танка горят, а четвертый откинул башню. Типа раздружился с ней. Захожу еще раз и стреляю до тех пор, пока пушки не замолкают. Решил, что заклинило, такое бывает иногда. С малокалиберными пулеметами на охоту на «мессеров» не ходят, поэтому вернулся на аэродром.

По прилету сказал оружейнику Баштыреву, что пушки заклинило, и пошел докладывать командиру полка.

На аэродроме Миллерово базировалось сразу четыре авиационных полка. Все хорошие помещения были заняты до нашего прибытия, поэтому наш штаб располагался в землянке, вырытой техническим персоналом. От жилых отличалась меньшим размером и столом у входа, чтобы днем освещался наружным светом. Вместо скатерти обычная простыня, сложенная вдвое и с довольно грязными свисающими частями, будто об них вытирали руки. На столе лежала карта нашего района боевых действий и две бумажные папки с приказами, наверное.

— Много танков подбил? — первым делом спросил подполковник Пивенштейн.

— Видел четыре. Плюс грузовики и пехоты не меньше взвода. Сам посмотришь, когда фотометрист проявит пленку, — ответил я.

— Тоже хорошо! — похвалил он. — Командование требует выбивать танки противника. Ты четыре, Айриев и Горбулько по столько же — день не зря прошел, будет, что доложить наверх.

Когда я вернулся к самолету, чтобы узнать, что случилось с пушками, оружейник, ухмыляясь, сообщил:

— Ты все снаряды расстрелял, вот и «заклинило»!

— Тогда загружайте по-новой, еще раз полечу, — приказал я и опять пошел в штаб, чтобы доложить, что самолет исправен, что сделаю еще один боевой вылет, пятнадцатый.

Считай, на ползвезды Героя Советского Союза налетаю.

35

Когда заканчивали снаряжение моего самолета, вернулись шесть истребителей «Лагг-3». Я не поленился прогуляться к ним, спросить, где видели «худых». Сказали, что в районе Старобельска. Вот я и полетел в ту сторону.

По пути запустил реактивные снаряды и скинул бомбы на колонну грузовиков, нагруженных ящиками с боеприпасами. По крайней мере, один из них точно вез что-то, сдетонировавшее так, что раскидало автомобили возле него. Легонько прошелся из пушек и пулеметов по уцелевшим, чтобы заодно зафиксировать результат, и начал набирать высоту.

Небо было чистое, видимость прекрасная. Я наслаждался полетом под убаюкивающий рокот двигателя. Такая себе воздушная прогулка за счет государства.

Удовольствие продолжалось недолго. Я не заметил, как вражеские истребители подкрались сзади снизу. Среагировал на звонкий перестук внизу фюзеляжа и увидел впереди вылетевшие из-под него трассера. Тут же пошел на разворот со скольжением и заметил проскочившую вперед пару «Ме-109». Пока они разворачивались, спикировал к земле, приготовился дать отпор. В кабине резко завоняло гарью и появился водяной пар. Стрелка давления масла упала влево, ниже нуля, а температуры воды — вправо, за предел. Значит, двигатель скоро сдохнет. Я лег на кратчайший курс к линии фронта. Теперь не до дуэлей, дотянуть бы. Открыл на всякий случай фонарь. Иногда при слишком резком приземлении его перекашивало, заклинивал. Вытянул из-под сиденья сагайдак.

«Худые» зашли во второй раз сверху сзади и от души полили свинцом. Я маневрировал только рулями. Летел медленно, чтобы не перегревать двигатель, поэтому стреляли по мне не долго, проскакивали вперед и делали вираж, заходя по-новой. «Мессеры» сваливаются на малой скорости, а при высоте всего метров десять даже незначительное проседания могло стать роковым.

Из патрубков двигателя начали выплевываться черно-красные сгустки огня и дыма. Держись, родимый, держись! На земле впереди стояли подбитые немецкие танки. Если это «свежие», то линия фронта где-то рядом. Сразу за ними увидел окопы, солдаты из которых не стреляли в меня, а дальше были позиции противотанковых пушек, стволы которых направлены в сторону подбитых танков. Затем нарисовалась широкая балка с черной каёмкой в верхней части и светло-коричневая ниже, а за ней еще одна линия окопов.

Я перелетел еще с километр, пока не увидел впереди убранное поле со стогами соломы, плавно уходящее вверх. Попробовал выпустить шасси. Не сработало ни от электричества, ни после того, как потянул рукоять аварийного выпуска, которая механически открывает замки, удерживающие опоры. Начал плавно прижиматься к земле.

Как шутят летчики, если на поле, на которое совершаешь вынужденную посадку, растет хотя бы одно дерево, обязательно врежешься в него. Стогов на поле было много, стояли вразнобой, не разминешься со всеми, поэтому я не сильно заморачивался по этому поводу. Увидел длинную прогалину и плюхнулся на нее «брюхом». Предполагал, что удар будет жестче. Самолет со странным визгом и скрипом заскользил по земле, быстро скидывая скорость. Из двигателя выхлопнуло вверх пламя и жирный черный дым. Самолет зацепился правым крылом за стог соломы, верхняя часть которого съехала на нос и кабину, повернул резко вправо и замер. Перед лобовым стеклом загорелась, радостно потрескивая, солома. Я расщелкнул замок на груди, схватил сагайдак и довольно резво выскочил на левое крыло, с которого спрыгнул на землю и ломанулся к лесополосе на краю поля. Могут рвануть снаряды в пушках и топливные баки, так что лучше оказаться как можно дальше от самолета. С перепуга не сразу вспомнил, что надо снять парашют, чтобы бежать быстрее, а когда дошло, был уже достаточно далеко.

Навстречу мне неслись два молодых солдата без оружия в выгоревших пилотках, гимнастерках и галифе. Запыленные кирзовые сапоги у обоих гармошкой.

— Живой, летчик? — спросил подбежавший первым, у которого на лбу былабольшая темно-коричневая родинка, напоминающая индуистскую бинди (третий глаз).