Пленительное воспоминание - Хэсли Одри. Страница 16
Он еще раз взглянул ей в глаза, а потом, с трудом найдя в себе силы отвести взгляд, произнес:
— Пойдем, а то еще метрдотель подумает, что мы так и не придем, и отдаст наш столик кому-то другому. Обидно будет, правда же? Да, кстати, я не знаю, как тебе, но мне дьявольски хочется есть.
Глава 7
Дела Дэна пошли отнюдь не так гладко, как ему бы хотелось. Эмма Пирсон была не из тех женщин, кого можно застать врасплох и долго пользоваться плодами побед, особенно в делах любовных.
Она быстро взяла себя в руки, к ней вернулось ее обычное хладнокровие. Хотя Дэн и не обольщался с самого начала. Он восхищался ее самообладанием. Эмма казалась совершенно спокойной в тот момент, когда они входили в ресторан. Она выглядела вполне обычно, от румянца не осталось и следа, а голос был таким же ровным, как и всегда. Такая выдержка, как правило, большинству женщин не свойственна. Эмма была особенной, не такой, как все, и именно ее необычайность так увлекла Дэна. Она могла быть какой угодно, но только не слабой. Слабости она не признавала, и Дэну это нравилось.
— Какой замечательный вид открывается отсюда, — восторженно сказала Эмма, когда официант удалился за заказанным для начала белым вином. — Это лучшее место во всем зале!
На Дэна красота пейзажа, конечно, тоже произвела впечатление, но далеко не такое сильное. Эмма занимала его мысли гораздо больше. Все его внимание было поглощено ею. Эмма же сидела напротив, любуясь видом из окна. Случайно их взгляды встретились, и Дэн еще раз убедился в том, что она давно уже пришла в себя и вновь уверена в своих силах. Но он знал, что ему следует делать, чтобы ее невозмутимость пропала, уступив место желанию, чтобы чувственность этой женщины вновь проснулась. Нужно лишь поцеловать ее. Ни одна женщина — а их у него было совсем немало — не отвечала на его поцелуи с такой пылкостью и жадностью, как она восемнадцать месяцев назад. Он не забыл, как она таяла от его поцелуев и ласк, и сколько страсти было в ее стонах.
Вернувшийся официант поставил бутылку вина на стол и застыл, ожидая следующего заказа. Дэну пришлось оторваться от приятных, но опасных воспоминаний и пригубить холодное бодрящее шабли. Благодарно кивнув официанту, он устроился на стуле поудобнее, а тот долил бокалы, поставив бутылку в блестящее ведерко со льдом, и отошел.
— По-моему, тебе самое время начать рассказывать свою историю, — заметила она, едва официант удалился.
— Боюсь, ты будешь рыдать от жалости, — пошутил он.
— Поверь мне, ты не увидишь ни слезинки. Я не из слезливых.
Дэн уловил в ее голосе нотки подлинного интереса и решил подчиниться ее желанию. Кто знает, а вдруг Эмма решит ответить откровенностью на откровенность и расскажет ему все о себе?
— Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать, — замялся он.
— Тогда я буду спрашивать, а ты — отвечать. Давай так? Сколько тебе лет?
— Тридцать два.
— Скажи мне, пожалуйста, а твои родители еще живы?
— Мама— да, а папа умер несколько лет назад. С тех пор мать одна в том самом доме, где они с отцом жили всегда.
— Готова спорить на что угодно, что ты — единственный ребенок в семье.
— И проиграешь. Нас трое братьев, и я самый младший. Двое старших женаты и теперь плодятся как кролики. Точнее, почти как кролики. У Дэвида — двое детей и еще трое — у Гарри.
— А ты никогда не был женат?
— Нет.
— Просто живешь с кем-то?
— Опять не угадала.
— Значит, встречаешься с кем-то?
— Снова мимо.
Дэн посмотрел ей прямо в глаза и отрицательно покачал головой. Тут Эмма взяла бокал, и допрос на минуту прервался. Выпив, она вздохнула и поставила бокал на сверкающую белизной скатерть. Дэн, не отрываясь, наблюдал за ней. От него не укрылось, что рука Эммы слегка дрожит. Правда, ее взгляд был все так же бесстрастен, когда она смотрела ему в глаза, а на ярких полных губах играла легкая улыбка.
— Во всяком случае, я не ошибусь, если скажу, что в школе ты был знаменитостью и лучшим учеником.
— Не совсем так. Знаменитостью — да, а вот что касается успехов в учебе… Не считая, пожалуй, физкультуры — я в свое время был помешан на футболе. А так… Мне постоянно не хватало усидчивости. В моем дневнике полно замечаний типа: если соберется, то добивается своего… Но я уже в тринадцать лет хотел стать профессиональным фотографом, и учеба для меня немного значила.
— А почему именно фотографом?
— На двенадцатилетие отец подарил мне фотоаппарат, и я заболел этим делом. Как выяснилось, у меня получались очень неплохие портреты. Я обнаружил, что на этом могу прилично заработать, что у меня есть способности… Ну и пошло…
Дэн улыбнулся, вспоминая прошлое.
— Я делал такие удачные портреты наших школьных красавиц и мускулистых ребят, что снимки расходились просто «на ура» и мне удалось сколотить небольшой капитал. Я даже выпускал каждый год по календарю. Все шло замечательно, но в один прекрасный день в наш класс заявились налоговые инспектора и потребовали у меня декларацию.
Со смехом Дэн продолжал:
— А между тем все мои сбережения лежали в банке под кроватью. В конце концов, мне удалось втолковать им, что мое занятие — всего лишь безобидное хобби, а на вырученные деньги я покупаю оборудование.
— Разумно, — заметила Эмма.
— Конечно же, разумно. Я не гений, но жизненного успеха добиться сумел. Такие вот дела, — неожиданно жестко закончил он. Эмма нахмурилась и принялась разглядывать скатерть. Дэну ее молчание не понравилось, и он поднял бокал. — Может быть, выпьем за что-нибудь? Например, за мой успех… или же за твой.
Она посмотрела ему в глаза. Ее грустная усмешка испугала его.
— Ты надо мной смеешься?
— И не думаю. Только над собой — ведь это действительно смешно.
— Смешно для всех или же только для тебя самой? — Он выжидающе смотрел на нее, прекрасно понимая причины ее иронии. Кажется, теперь наступила его очередь задавать вопросы. Но он и не предполагал, что это произойдет так быстро.
— Не знаю. Но что-то есть комичное во всем этом, — Эмма обвела рукой вокруг столика, — во всей этой… торжественности, да и в наших разговорах.
— Но почему?
— Потому что мы с тобой…
— А разве уже можно говорить про нас «мы»?
— Пока нет, но скоро, думаю, будет можно. Во всяком случае, в области моды, — прибавила Эмма и, прикрыв глаза, отпила еще немного вина.
— Объясни, пожалуйста, что значит «в области моды», Эмма.
Она пожала плечами. Несмотря на то, что ей изо всех сил хотелось показаться беззаботной и беспечной, Дэну удалось заметить, что это ей удается все хуже.
— Дэн, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты собираешься соблазнить меня сегодня вечером — и не отрицай этого. Но ведь утром наступит новый день, если, конечно, ты не захочешь продолжить эту романтическую комедию еще и завтра. Но ведь как бы то ни было, вечером ты сядешь в свою машину, я — в свою, и наши дороги опять разойдутся.
Дэн едва не раздавил бокал, так сильно сжались его пальцы от этих слов.
— Ты в этом уверена? — выговорил он, не пытаясь отнекиваться.
— Уверена, — выдохнула она.
Ее покорность и грусть заворожили его.
— Ты говоришь так, словно кто-то все это время решал за тебя, а тебе оставалось лишь покорно подчиняться, — сердито бросил он. Она, наверное, считает, что ему нужна лишь одна ночь с ней, да еще предлагает ему себя. Да как она смеет так думать о нем!
Эмма посмотрела на него в упор, и в бирюзовой глубине ее глаз он увидел неприкрытое страдание. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказать:
— Нет. Не всегда.
Дэн не знал, что и сказать. Мысли путались, он не мог понять, что происходит. Эмма по-прежнему оставалась для него загадкой, она явно не собиралась посвящать его в свои тайны. Порою ему казалось, что она— нимфоманка, не умеющая совладать со своими желаниями, если рядом оказывается мало-мальски привлекательный сильный мужчина.