Нечистая сила и народные праздники - Афанасьев Александр Николаевич. Страница 49

Не бери jeи, брате! та дивчина без доли росла,
Без доли росла, в несчастью вродилася,
Она тоби, брате, дружиною не судилася.

Несомненно, что и славяне, подобно другим индоевропейским племенам, признавали судьбу таинственным, всемогущим существом, с царственною над всем миром властию и с божественным характером. Они называли ее судом Божиим.

Самое слово «бог» первоначально означало τυχη, fatum. В санскрите ему соответствует bhagas (от bhag – делить) – часть, доля, отломок, а потом счастие и высочайшее существо, имущее в своих руках всякие дары и разделяющее их между смертными; ср.: часть, участь и счастие – «Сидень сидит, а часть (fortuna) его растет»; обл. «щаска» означает и счастие, и участок; серб. «честит» – счастливый (с-чАстьн), обладающий частью, злочест – malus = тот, кому досталась злая часть. От глагола «делить» (нем. theilen, гот. dailjan) образовалось слово «доля», означающее не только pars (отдел), но и судьбу (= то, что выпало человеку на часть, на долю, что досталось ему в «у-дел»; нем. theil, an-theil и ur-theil). По свидетельству пословиц, «Бог дасть долю и в чистим поли», «Лежень лежить, а Бог для него долю держить» [258], «Счастливому талан от Бога дан», серб. «Бог и срёћа дала». От него исходят и все блага, и все лишения, как это очевидно из производных: «богатый» (санскр. bhagavat, ср.: deus, divus и dives), «богатырь» (слово, доселе употребляемое в некоторых областях в смысле богача) и «у-богий» (бедный, одержимый болезнею, слепой, калека), малор. «не-бога» (бедняк, сирота, лит. nabagas), «не-божчик» (покойник, луж. nabogi), т. е. обделенный судьбою, лишенный даров счастия: довольства, здравия и долголетия; «с-божие» аналогично со словом «с-частие»: в разных славянских наречиях оно означает или вообще – имущество, достояние, богатство, или в частности – хлеб, главное богатство земледельца, а верхне-луж. zbozo – счастие [259]. «Господь, – говорят малорусы, – николи не спить: у того щасте одбирае, а тому дае». Как для всех других представлений язычества источником служило обожание природы, так и мысль о судьбе в глубочайшей древности должна была связываться с естественными, стихийными явлениями. Отвлеченные понятия предполагают долгое развитие; по своей бестелесности, отрешенности от тех самых предметов, свойствами и признаками которых определилось их значение, понятия эти не могли быть доступны грубым, младенческим племенам. Ученые исследования показали, что вещие девы = судицы принадлежали к существам облачным, дожденосным. Судьба, следовательно, была не более как олицетворение всемогущих, то благотворных, то разрушительных, но всегда неотвратимых сил природы. Слова, служившие для обозначения этого понятия, были вначале эпитетами или прозваниями верховного божества неба, бурных гроз, дождевых ливней и земного плодородия. В скандинавской мифологии это – Один, шествующий в облаках и бурях, бог, которому служили валькирии и от воли которого зависели торжество и смерть сражающихся героев. Его всевидящее око = солнце, вещие вороны Huginn и Myninn, напиток мудрости из колодца Мимира – суть выражения его всеведения; он знает и былое, и настоящее, и будущее, он наделяет людей высочайшими дарами духа и плоти, он владыка желаний и потому называется Oski = Wunsch [260], т. е. в руках его все счастие, какого только может пожелать смертный. Поэты XIII столетия изображали Wunsch как живое, могучее и творческое существо; валькирии назывались óskameyjar = wunschmädchen, то же что славянские желкине, жельне жене; души блаженных героев, увлекаемые валькириями в жилище Одина, – óskasynir = wunschsöhne. Чудесному жезлу, с помощию которого Гермес мог усыплять живых и пробуждать мертвых, соответствуют wünschelruthe и schlafdorn германских преданий: это жезл, возжигающий пламя жизни в новорожденном младенце и погашающий его в минуту смерти. Когда Один вонзил в Брунигильду schlafdorn, она тотчас же впала в непробудный сон; подобное же действие, по свидетельству сказки, производит веретено вещей пряхи (= норны). Наконец, wünschhütlein и wunschmantel (= hut и mantel des Wunsches, Wuotans) напоминают «счастливую сорочку», которая приготовляется девами судьбы [261]. Один – творец и владыка мировой жизни; вместе со своими братьями Vili (der Wollende) и Vé (weiher, heiliger) он вывел из предвечного хаоса небо и землю, даровал Вселенной законы и устроил в ней физический и нравственный порядок; он создал первую чету людей – мужа и жену и вдунул в них живые души; он царь, управляющий и смертными, и богами, Allvater и Mjötudhr = измеритель, взвешиватель всего сущего, определитель судеб. Выше указано, что длиною нити, выпряденной парками, определялась долгота человеческой жизни, что веревкою норн измерялось пространство владений, на которые должна распространиться власть новорожденного героя, и что девам судьбы присвоялось название mëten. По выражению русской пословицы, «Бог не гуляет, а добро перемеряет» = одному дает, у другого отымает. Gautrekssaga повествует, что Один и Тор, подобно норнам, феям и рожаницам, творили грядущие судьбы. В полночь разбудил Один своего приемыша Старкадра (Starkadhr) и на лодке переправился с ним на остров, где в тенистом лесу заседало одиннадцать судей; двенадцатый стул был свободен, его занял Один – и предложил судьям изречь свои приговоры. Тогда начал гневный Top: «Ich schaffe ihm (Старкадру), dass er weder sohn noch tochter haben und seinen stamm enden soil». Один продолжал: «Ich schaffe ihm, dass er drei mannesalter leben soil». Top: «In jedem alter soil er ein nîdhîngsverk’ [262] thun». Один: «Ich schaffe ihm – er soil die besten waffen und kleider haben». Top: «Er soil weder land noch grund haben». Один: «Ich gebe ihm, dass er viel geld und gut habe». Top: «Ich lege ihm – in jedem kampf soil er schwere wunden empfangen». Один: «Ich gebeihm die gabe der dichtkunst». Top: «Was er dichtet, soil er nicht behalten können». Один: «Das shaff ich ihm, dass er den edelsten und besten männern werth erscheine». Top: «Dem volk soil er verhasst sein». Top играет в этой саге роль враждебной норны; каждый благой дар он старается умалить злым пожеланием. Греки сочетали идею судьбы с громоносным Зевсом, в руках которого были весы, определяющие участь не только отдельных героев, но и целых народов:

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал…

Также взвешивал он и жребии троян и данаев: «Жребий данайских сынов до земли многоплодной спустился, троян же до звездного неба вознесся». Весы – эмблема Фемиды – богини правосудия (= суда Божьего), взвешивающей людскую правду и кривду. По свидетельству украинской сказки, Смерть, как одна из трех парк, требует, чтобы душа усопшего становилась на весы, которые под тяжестию грехов склоняются долу, а праведного подбрасывают вверх – на светлое небо. После водворения христианства народная фантазия дала эти весы архангелу Михаилу, вождю небесного воинства и победителю демонов; на Страшном суде он будет взвешивать добрые и злые дела каждого человека и, смотря по тому, что перетянет, назначит ему или вечное блаженство, или адские муки [263]. В связи с этими «весами правосудия» должно поставить и псковское предание о горе Судоме (в Порховск. уезде). Над этою горою висела некогда спущенная с неба цепь; в случае спора или бездоказательных обвинений соперники приходили сюда, и каждый поочередно должен был достать цепь рукою; но цепь позволяла до себя дотронуться только праведной руке. Однажды сосед у соседа украл деньги и положил их в толстую, выдолбленную внутри палку. Оба пошли на Судому; сперва взялся за цепь обвинитель, а затем вор, когда настала его очередь, попросил своего противника подержать палку и, доставая цепь, сказал: «Деньги у тебя!» Цепь и ему далась, но после того неизвестно как и куда исчезла. Для предков наших суд и законы имели священное значение; по общему, глубоко укорененному убеждению, они исходили от богов и составляли неотъемлемую принадлежность религии. Древнейший чешский памятник «Суд Любуши» говорит: «У нас правда по закону святу, ю же принесеху отци наши», «По закону векожизненных богов». Греки верили, что законы им посланы Аполлоном и Зевсом, а по сказанию римлян, Нума записал их со слов богини Эгерии. В течение долгого времени они даже не были закреплены письмом, и в кратких ритмических изречениях (carmina, νόμοι [264]) передавались устно от отца к сыну, вместе с верованием и молитвами; как эти последние должны были произноситься в совершенной точности, не допускали ни малейшего изменения, так и юридические формулы только тогда имели обязательную силу, когда произносились с подобающим уважением к их заветным, нерушимым словам. Вступая в гражданские отношения, человек обязывался священною формулой. Впоследствии, занесенные в «служебники», промеж обрядовых постановлений, заклятий и молитв, законы хранились в храмах, под надзором жрецов. О славянах известно, что они собирались на сходки и обсуждали свои общественные дела при штетинском храме. В наших памятниках можно указать на позднейшие следы этого древнего обычая; так, в Псковской судной грамоте читаем: «А который позовник пойдет исца звати на суд, и той позванный не пойдет на погост к церкви позывницы чести… ино позывница прочести на погосте пред попом»; «А против той рядницы не будет во святой церкви в лари в те ж речи другой…» [265]