Сын Петра. Том 7. Поступь Империи. Страница 9
Тиражи в Европе какие были в те годы? Пятьсот экземпляров. Тысяча. Полторы. Редко больше. Во всяком случае, в массе. И книги оформляли все еще достаточно солидно. Алексей же не мельчил и печатал сразу минимум по 50 тысяч на ходовых мировых языках. И, вывозя их в места реализации, продавал в убыток. Пока в убыток. Из-за чего они расходились как горячие пирожки. Заодно не скупился на рекламу и продвижение – пока примитивные, но и люди были бесхитростные, посему и это вполне работало.
На первый взгляд – дурость. В минус же сводил бюджет по книжным делам. Но эти траты Алексей относил к культурной экспансии. И тратился смело, видя выгоду в ином. Благо, что в масштабе бюджета России эти деньги выглядели смехотворными. Зато репутацию страны прокачивали – дай боже.
В перспективе, конечно, он собирался вывести этот бизнес на самоокупаемость. Для чего и формировал широкий внутренний рынок, повышая грамотность населения и доступность книг. Через что приучал людей к чтению. Писателей же он подсадил на серьезные гонорары, взамен требуя делать то, что он заказывает, а не лепить отсебятину. Что вызывало определенное возмущение, особенно у сложившихся авторов.
– А как же свободное искусство? Как же великие творцы? – не унимался Даниель Дефо.
– Вот скажи мне, Рафаэль – творец? А Микеланджело?
– Творцы.
– А как они работали, знаешь? Они приходили к заказчику. Он им говорил – дерево хочу, вот такой, и чтобы ветки вот так. И они делали так, как хотел заказчик. Ведь он им оплачивал работу, не так ли?
– Но…
– Кто-то хочет заниматься свободным творчеством? Я же не запрещаю. Пожалуйста, – улыбнулся Алексей. – Но почему я за это, как заказчик, должен платить? Это же абсурд, не так ли?
– На это сложно возразить, – согласился Дефо. – Но как же высокое искусство?
– Высокое искусство… – покачал головой царевич. – Где вы и слов-то таких набрались? Просто делайте свою работу хорошо.
Эти споры возникали регулярно.
Можно даже сказать – часто. Но каждый раз разбивались о суровые скалы непокобелимости главного героя. Разводить шоу с творческой интеллигенцией, которая занимается черт знает чем за казенные деньги, он не собирался.
Однодневная конференция прошла достаточно спокойно и в чем-то даже скомканно. Первый блин, он редко бывает удачный.
Но она прошла.
А потом начался традиционный в таких делах банкет. В понимании Алексея. Он-то с высоты веков прекрасно знал, что нередко именно банкет является гвоздем программы. Вот и решил его организовать от души, с размахом, и посмотреть на то, как кто себя ведет в поддатом состоянии. Так сказать, на будущее. Инженеров и мастеров он тоже через такое испытание прогонял. Ведь, как известно, что у пьяного на языке…
Сам же он не пил практически, по своему обыкновению. Так – пригублял. Все больше смотрел и слушал.
В зале появился один из доверенных людей Миледи. И аккуратно, без спешки и не привлекая лишнего внимания, подошел к царевичу, шепнув тому на ушко:
– С Нартовым беда.
Алексей ему кивнул и так же тихо и спокойно вышел следом. Хотя банкет уже жил своей жизнью и, в общем-то, в нем не нуждался. Споры о литературе потихоньку переходили в острую фазу: некоторые пытались таскать друг друга за бороды.
Отошли в сторонку.
– Что случилось?
Уже через пять минут царевич, быстро одевшись, ехал на разборки. Этакую импровизированную стрелку, если это так можно назвать. С двумя десятками лейб-кирасир и Герасимом.
Верхом.
На рысях.
Быстро добрались.
Уже было темно, но в особняке, на который ему указали, горел свет. И явно там спать не собирались. Да и ворота перед ними распахнули, словно ждали.
– Му? – грозно спросил Герасим у слуги.
Тот сжался, узнав головы лейб-кирасир, но выдавил из себя:
– Так… заприметил я вас. Как дверь не открыть? – И спешно добавил: – Там они, там. На первом этаже.
– Жив еще? – спросил выехавший вперед царевич, отчего слуга заробел еще сильнее. Но смог ответить:
– Семейный совет там. Пока не порешат, чего ему сделается? Помяли только.
– Не нравится мне это. Всем проверить оружие. Готовиться к засаде.
– Му? – спросил Герасим у Алексея.
– Мне лучше с вами быть. И не так уж нас много, чтобы разделяться. Все готовы?
– Да-да… – хором прошептали лейб-кирасиры.
Царевич кивнул.
И Герасим взял командование на себя, стал отдавать распоряжения жестами. Бойцы спешились, оставив коней подбежавшим слугам. Бледным как смерть, что особенно ярко проступало в окружающем сумраке. И ринулись вперед. Быстро. Решительно. По отработанной схеме.
– МУ! МУ! – рявкнул Герасим, врываясь в числе первых в зал, где шел семейный совет.
Вроде и смешно.
Наверное.
Должно быть.
Но вид влетевших в зал лейб-кирасир в «полном фарше» и особенно Герасима к улыбкам не располагал.
Лицом в пол не уложили. Нет. Но это и не требовалось. У каждого ворвавшегося лейб-кирасира в руках было по паре револьверов. Чего за глаза было достаточно, чтобы в считаные секунды положить всех присутствующих. А стрелять они умели. И об этом отлично знал каждый человек в Москве и не только.
– И что здесь происходит? – поинтересовался, входя, Алексей. – Мне сообщили, что одного из моих лучших инженеров похитили и увезли сюда. Это, я надеюсь, просто недоразумение?
– Алексей Петрович… – осипшим голосом произнес старший, не решаясь встать с кресла. Просто чтобы не провоцировать лейб-кирасир. И смотрел он не в глаза царевичу, а в дуло револьвера, направленное на него. Сказал и осекся. Потому что от дальней стенки донеслось:
– М-м-м! М-м-м!
Там лежал на полу кто-то прикрытый тряпицей. С кровоподтеками. И дергался. Судя по узору движений – явно связанный.
– Проверь, – скомандовал царевич Герасиму.
Тот показал несколько жестов, и один из бойцов выполнил приказ.
Раз.
И из-под тряпки извлекли Нартова. Изрядно помятого, крепко связанного и с кляпом во рту.
– Очень интересно. Даю вам одну попытку объясниться.
Старший собрался с духом и выдал единым порывом, что этот мерзавец посмел залезть под юбку его внучке. Дочери наследника. Опозорил ее и все семейство…
– Довольно, – остановил его царевич и, обращаясь к Нартову, поинтересовался: – По любви?
– По любви, – тихо ответил тот. Говорить ему было трудно из-за слишком долгого нахождения кляпа во рту. А может, и еще какая причина – вон челюсть как трет да мнет, может, и туда прилетело.
– Врет он! – взвился старший.
– Девицу позови, – холодно произнес Алексей.
Тот хотел было возразить, но не решился.
Чуть помедлил.
Крикнул служанку. Распорядился. И та убежала куда-то выполнять.
Минуты через три спустилась она – дама сердца незадачливого инженера. Заплаканная, отчего с немало припухшим лицом.
Зашла.
Сразу не поняла, что к чему.
Лишь секунд через пятнадцать ойкнула, испуганно начав озираться.
– Мил девица, как тебя звать? – спросил царевич.
Она повернулась на голос и вздрогнула. Видимо, окончательно осознала всю глубину глубин в сложившейся ситуации.
– Настасья, – прошептала она.
– Скажи мне, Настасья, по любви ли ты была с Андреем? Только крепко подумай. Судьба его решается.
– А что тут думать? По любви.
– Что ты мелешь?! – рявкнул старший.
– Еще раз поперек полезешь – прострелю коленную чашечку, – равнодушным тоном произнес Алексей, глядя ему в глаза своим фирменным немигающим взглядом.
Тот мелко закивал.
– Кто вас надоумил его похищать?
Тишина.
– Не слышу ответа.
– Никто, Алексей Петрович, – тихо ответил старший. – Мы сами.
– Ты понимаешь, что с тобой будет, если соврал? После той охоты на инженеров да мастеров, которую устроили не далее нескольких лет назад, – пощады никому не дам. Ибо сие может оказаться укрывательством врага.