Что ты несешь с собой – часть II (СИ) - Жукова Юлия Борисовна. Страница 29

Я даже дышать забыла от натуги, соображая, что ответить, но потом поняла: не надо мне ничего отвечать. Чалерм сам предложил выводить книги к нему, вот пусть и отдувается. А мне лучше не лезть вперёд воинов в логово к тигру, а обращаться за советом к умным людям.

— Я об этом не подумала, — сказала я растерянно, хлопая глазами. — Обязательно поговорю с праатом Чалермом, когда его увижу. Может быть, он постеснялся мне отказать.

Арунотай просиял.

— О, не переживайте, я уверен, что он бы не стал скрывать, если ему это было неудобно! Однако и правда не стоит создавать повод для слухов, люди и так не очень верят, что у вас с Вачиравитом может что-то получиться.

— А вы верите? — хмыкнула я.

Глава тут же растерял свою весёлость, а узоры его подёрнулись тусклой дымкой.

— Поначалу я надеялся, Кессарин… А теперь даже не знаю, во что я сам верю.

Я припомнила подслушанный разговор между Чалермом и Вачиравитом: мол, у Арунотая были на меня какие-то планы, но… всё пошло не так? Хотелось бы узнать поподробнее, но вряд ли он мне расскажет.

Поэтому пока что я откланялась и пошла проедать душу Чалерму, чтобы придумал, как выкрутиться.

Чалерм нашёлся у себя в кабинете, погружённый в какие-то архивные списки, и велел мне посидеть тихо, пока он не закончит думать важную мысль. Я не стала возмущаться: спокойно додумать мысль — это естественное человеческое желание, хорошо мне понятное. Поэтому я села в своё привычное кресло и принялась рассматривать стены.

Стены древодомов, само собой, состояли из стволиков лиан, где плотно прижатых друг к другу, а где расходящихся, так что в щели между ними виднелась улица. Иногда они расходились не только вширь, но и вглубь, образуя этакие пузыри или складки, и получались окна и балконы. У меня в покоях балкон имелся, а у Чалерма в кабинете и с окнами-то было туговато. Интересно, он нарочно выбрал именно это помещение, чтобы его труднее было увидеть с улицы?

Однако на сей раз я заметила вот что: мой-то древодом как снаружи был чёрным, так и внутри, только доски пола посветлели от пропитки. А вот стены в кабинете Чалерма даже в сумерках белели. И вроде бы точно так же, как вчера, или когда я там к нему заходила последний раз… Точно, вчера и заходила. И круг рисовала. И насмотрелась на эти стены, пока разгребала завалы хлама и искала, куда бы повесить или приткнуть мешающие вещи. И цвет стен вчера не отличался от сегодня.

Да и, если подумать, когда я утром уходила от учёного, его древодом уже посерел, но разве это бы случилось с одного только рисования круга? Книги поступили в круг уже после того, как я ушла. Сам по себе круг совсем немного махары требует, тут в воздухе на горе больше растворено. Однако от фоновой махары дом не чернел… Как это вообще работает?

Я попыталась вспомнить, когда же этот древодом начал менять цвет, но увы, я не присматривалась к нему так внимательно… Вот только изменение произошло точно не этой ночью. А это значит…

— Пранья, так чего вы хотели? — Чалерм оторвался от своих бумаг, закрыл увесистый том и отодвинул его в сторону, всячески показывая, что его внимание принадлежит мне. Я еле вспомнила, зачем пришла.

— Глава попросил меня поменьше проводить время в вашем доме, а то от моей махары он темнеет, — выпалила я, собрав мысли в кучку и как следует уплотнив.

Чалерм переменился в лице и пошевелил рукой, как будто хотел шлёпнуть себя по лбу, но сдержался.

— Я сказала ему, что проводила здесь детские уроки, потому что дети стесняются Вачиравита, — продолжила выдавать подробности я, пока не забыла и не сбилась с толку. — Он заметил, что лучше этим заниматься в пустом доме, а вам это должно мешать. Надо что-то придумать.

Чалерм всё-таки потёр лицо руками, сгорбившись и опершись локтями о стол. Меня начала грызть совесть: может, надо было не стены рассматривать, а самой что-то придумать? Но Чалерму мои идеи обычно не нравились…

— Ненавижу выдумывать на ходу, — вздохнул он между пальцев. Потом распрямился и убрал руки. — Хорошо, я вас понял. Постараюсь до завтра что-нибудь придумать. — Он покачал головой и добавил: — Опять впопыхах. Опять чего-нибудь не учту. Как же это… — Он осёкся, словно не хотел при мне грязно ругаться. Можно подумать, я такая неженка, грубого слова не слыхавшая.

— Нельзя же вообще всё учесть, — заметила я. — Этого даже амарды не могут, да что там, и небесные боги не всегда справляются. А вы что о себе возомнили?

— Я возомнил, что если бы спокойно подготовились к вылазке, я бы не забыл, что древодома имеют свойство чернеть.

— Вы не могли к этому подготовиться, — проворчала я. — До тех пор, пока мы не открыли верхний ярус, мы вообще не знали, что можно выводить книги. Вы бы и не подумали об этом.

Чалерм промолчал, но вид имел кислый, словно и соглашаться со мной не хотел, и доводов против не находил. Я встала.

— Пойду, пока меня тут кто-нибудь не увидел. Вачиравит на охоте, если что.

Чалерм рассеянно кивнул.

— Я попросил его отправить послание в клан, где я раньше работал, чтобы они помогли нам решить судьбу наших злодеев.

Ого, с каким важным поручением он Вачиравита послал! Я поймала себя на мысли, что задача для него слишком ответственная, и тут же одёрнула себя: Вачиравит всё же взрослый человек, ну что он, посыльного не найдёт? А потому просто кивнула и ушла к себе.

На следующее утро Чалерм, явившийся с новой стопкой книг, наклонился к самому моему уху и прошептал:

— Я издал указ от имени Вачиравита, что все проверки способностей учеников должны проходить в моём доме, чтобы исключить обман. Как думаете, этого будет достаточно, чтобы прикрыть действие круга?

У меня по спине побежали мурашки, но я удержала себя в руках и не отвлеклась на телесные ощущения. Прикинула, каким выбросом махары обычно сопровождается проверка охотничьих навыков… а Саинкаеу ведь много, там толпы будут ходить.

— Думаю, да, только не помешает ли это вам?

— То и посмотрю, кто на самом деле на что годится, — ухмыльнулся Чалерм и внезапно подмигнул. А пока я осознавала это отклонение от образа, исчез.

Я перевела дух и покачала головой. Что ж. Ладно, с проверками — это он хорошо придумал. И правда сможет посмотреть и на учеников, и на учителей, что будут их оценивать. Всё-таки не зря я не стала сама что-то сочинять, а переложила это на него. Я даже не задумывалась ни о каких проверках.

Чувство, что в кои-то веки я сделала что-то правильно, было приятным. До прихода на Оплетённую гору я редко сомневалась в своих поступках, но здесь… Сомнения так плотно набились в резиденцию, что даже воздух от них мутнел. И мне несказанно повезло, что здесь был человек, который мог мне помочь эти сомнения разрешить. Даже не советом, а прямо делом! Уютно и безопасно, можно просто положиться на более умного единомышленника, прямо как у мамки под юбкой.

Что-то мне не нравилось в том, чтобы прямо так уж полагаться на Чалерма. Несмотря на то, что я к нему привязалась — а уже пора была признать, что это так, — я всё ещё слишком мало о нём знала. Послал он письмо в клан, в котором раньше работал. А что это за клан? Я как-то спрашивала, но он не ответил.

С другой стороны, он сам пил своё лекарство. В смысле, что и меня призывал советоваться, прежде чем действовать, и сам прибегнул к тому же: когда засомневался, что поступает верно, обратился за советом к доверенным людям. Так что по крайней мере тут он не мне скармливал рис под видом мяса, а сам в это верил.

А ведь я тоже, помнится, обращалась за советом к доверенному человеку. Я же отправляла письмо отцу. Дошло ли оно? И где и как мне получить ответ? Если турнир будет проходить в Чаате, сможет ли меня там найти посыльный? Может, мне тоже Вачиравита попросить отправить послание? Теперь же я не собираюсь сжечь всю гору, и не нужно бояться навлечь на родных гнев выживших. Ну или самой выбраться между уроками…

Я задумалась. У кого, как не у отца, мне спрашивать, что делать со злодеями, обрекающими людей на смерть ради наживы? Но уж в этом-то я могла предсказать его совет дословно. Если он отправил меня сюда отомстить всему клану, то уж самых виновных без сомнения велел бы заживо сжечь. Вот только я теперь не могла понять: а как же вселенский закон? Убить спящего или безоружного или просто слабого — разве это его не нарушит? А моё бездействие разве не нарушает его?