Самайнтаун - Гор Анастасия. Страница 16

Франц бросил опасливый взгляд на Джека, когда тот, чрезмерно увлеченный своими кулинарными шедеврами, запричитал над подгоревшим пирогом, вытащив его из духовки с помощью цветастых плюшевых прихваток. На худых руках Джека, превосходя размер его реальных ладоней раза в четыре, они походили на крабьи клешни.

Слушая вполуха, Лора объехала его и подобралась к круглому столу посреди кухни, где уже стоял графин с апельсиновым соком и сохли после мытья приборы, разложенные на махровом полотенце. Она дотянулась до фруктовой корзины за ними, выбрала себе спелое желтое яблоко и перебросила его из одной руки в другую. Только такие, желтые, почти золотые, росли в Самайнтауне. Сладкие до одури. Укусишь раз – и будто выпил стакан липового меда! Приехать сюда стоило хотя бы ради них, с этим даже Лора не могла поспорить. А еще сок этих яблок обволакивал и успокаивал раздраженное горло лучше подогретого молока. Лора всегда грызла их, чтобы унять першение, если у нее заканчивались леденцы или жвачка. После вчерашнего, когда ей пришлось вылавливать «добычу» для Франца, горло саднило особенно.

– Сложностях? Какие могут быть сложности, когда Джек знает все и обо всем, что творится в Самайнтауне? Буквально, – хмыкнула Лора. – Как вы там это называете… Ах, да. Чувство. Разве он в таком случае не должен знать, кто грохнул пекаря?

– К этому я и вел, – вздохнул Франц. – В этот раз Чувство не сработало. Джек ничего не знает. Пожалуй, впервые в жизни.

И они с Лорой (тоже впервые) сделали что‐то вместе – одновременно посмотрели на Джека. Тот упорно продолжал делать вид, что сковородки с жарким интересуют его больше, да и разговаривают вообще не о нем и не здесь. Отчего‐то – может быть, от витающего под потолком пара, делающего духоту в кухне невыносимой? – Лоре стало не по себе. Она оттянула пальцем чокер, словно он душил ее.

– Ну, бывает. – Ее тон тем не менее не изменился: остался таким же колючим, как булавка или взгляд. – Это его Чувство ведь просто интуиция, типа экстрасенсорного дара, а не военно-морской радар с точностью до миллисекунды…

– Вообще‐то как раз радар, – шепнул Франц. – С точностью до миллисекунды, да.

– Неважно. Пусть просто оставит это дело Ральфу. Полиция в Самайнтауне что, зря существует?

– Полиция? Ха! Она нужна воришек ловить и разбуянившихся туристов с напоившими их нимфами приструнивать, а не всемогущих убийц. Ведь если кто‐то может оставаться невидимым для самого Джека, то, как думаешь, какой толк может быть от обычной полиции? – пробормотал Франц и крепко задумался возле окна, потирая перевязанное запястье. Лимонно-рыжий свет, приглушенный занавесками, подчеркивал нездоровую белизну его кожи.

– Ну, тогда, видимо, мы обречены, – весело сказала Лора.

Она отгрызла от яблока еще кусок и снова посмотрела на Джека. Точнее, на его узкую спину, облаченную в старомодную рубашку с выцветшей полоской, под которой прорезались острые лопатки. Подтяжки висели, спущенные, а вместо бридж на тощих ногах красовались самые настоящие твидовые шорты. Он выглядел таким неуклюжим, когда попытался не завалиться в охапку с огромной кастрюлей, не зная, куда ее ставить, что Лоре было проще поверить, будто Франц говорит о каком‐то другом Джеке, а не о нем. Сколько бы он на пару с Титанией ни твердил ей, до чего Джек на самом деле могущественен, за четыре года своей жизни в Самайнтауне она не увидела ни одного доказательства в пользу этого самого «могущества», сколько бы ни искала (а она искала, это точно). Джек лишь помогал всем без разбора, чем эти «все» безбожно пользовались, готовил сносную стряпню и фотографировался с глупыми туристами. Так что Лора по сей день не понимала, как такой неудачник смог отстроить целый город вместе с какой‐то там девицей да вдобавок прослыть его защитником. Талант находить неприятности и разрешать их был единственным талантом Джека. Ну, и Барбара, которая умела превращаться в сотовый или иглы, впивающиеся в зад.

Будто прочитав ее мысли, Франц вдруг отошел от окна и наклонился к обеденному столу. На миг Лора решила, что он тоже тянется за яблоком, но потом она вспомнила, что, во‐первых, вампиры не едят яблок, а, во‐вторых, Франц всегда подставляет ко рту ладонь, только если хочет посплетничать.

– Как думаешь, почему в городе не было убийств жителей целых семь лет? – спросил он заговорщицким шепотом. – Потому что Джека боятся…

– Ой, опять ты за свое!

– Я тебе факты говорю. Тогда во всем оказался виноват вампир. Не то чтобы мы были корешами, но по именам друг друга знали… В общем, этот полоумный порешил целую семью вместе с малолетними детьми из-за того, что ее глава оказался бывшим охотником и когда‐то там пришил его возлюбленную. Джек проснулся от Чувства посреди ночи, и мы сразу отправились на казнь…

– «Казнь»?

– Ну, наказание. Если кто‐то нарушает правила Самайнтауна, Джек может изрезать д…

– У тебя кофе убегает, – неожиданно прервал его Джек.

– Ой!

Он так и не договорил. Лора пожала плечами и принялась догрызать яблоко, пока Франц суетился вокруг турки, из которой медленно уползала темно-коричневая пена. Джек же наконец‐то освободил духовку, забросил в корзину все перепачканные в соусе полотенца и потер шею. По тому, как он приподнимал при этом правое плечо, Лора поняла: их с Францем разговор он не слушал, но явно слышал и не остался доволен. Удивительно, как за четыре года она научилась читать все его эмоции если не по лицу, то по телу.

– Так ты правда не знаешь, кто убийца? – спросила у него Лора, удивив тем самым их обоих. – Как думаешь, почему? Может, потому что это кто‐то из самих туристов? История знает немало серийных маньяков, которые переезжали с места на место, чтобы оставаться непойманными…

– Может быть. Но странно, что я не только убийцу не почувствовал, но и самого убийства. Будто бы ничего не случилось, понимаешь? А это невозможно… – Джек повернулся к ней и вдруг наклонил голову движением, от которого Лору бросило в пот: он всегда наклонялся так, когда утешал на улице упавших или потерявшихся детей. – У того пекаря в бакалее были самые сочные и свежие розаны, какие я только нюхал! Так что я определенно возьмусь за это дело всерьез. Не волнуйся, Лора, просто будь осторожнее, пока я не…

– Я? Волнуюсь? – Это было все, что она услышала, и яд в ее крови резко подскочил, выпрыскиваясь на язык. Она швырнула яблочный огрызок с коричневыми косточками обратно во фруктовую корзину вместо мусорки. – Нет, я определенно не волнуюсь. Мне, если честно, вообще плевать что на этого пекаря, что на убийцу, что на твою бесполезность с этим твоим не менее бесполезным «Чувством». Хоть сами в розаны все свернитесь. А теперь достань мне молоко из холодильника. Вы так меня заболтали, что я уже опаздываю.

– Молоко? – Джек выпрямился, отступил от нее на два шага, как она того хотела, махая рукой, и поник. – Ты собираешься есть хлопья? Но я столько всего приготовил! Ты ведь любишь клафути, разве нет? Может, я отрежу тебе кусочек…

– Не может, – отрезала Лора. – Супы не люблю, выпечку не ем, индейку не перевариваю.

– Но…

– Молоко дай.

Когда в ее руках наконец‐то оказалась заветная бутылка ледяного молока и пачка разноцветных кукурузных колечек, Лора успокоилась. Что‐то заставило ее разнервничаться, и она сама до конца не понимала, что именно, но предпочла сразу утопить это в своем любимом завтраке, которому не изменяла вот уже на протяжении семидесяти лет, как впервые ступила на сушу. Прислушиваясь к кукушке, отстукивающей время в напольных часах в гостиной, Лора принялась быстро-быстро набивать рот. Тубус давил ей на поясницу, будто поторапливал.

– Так ты пойдешь прямо на место?

– Да, хочу посмотреть лично. Ральф пишет отчеты, как курица лапой. Да и всегда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Мне пойти с тобой?

– Чтобы ты там в обморок грохнулся, и мне потом тебя до дома на руках нести пришлось? Ну уж нет!

– Эй, я не такой болван, как ты думаешь! Я могу закрыть глаза.