Жажда, или за кого выйти замуж - Успенская-Ошанина Татьяна. Страница 16
Сейчас найти бы для Ермоленко добрые слова!
Ермоленко родила дочку. Только родила в ту единственную неделю, на восьмом месяце, когда ребёнок жить не может. Девочка закричала, вернее, захрипела, но было ясно, а Катерине, естественно, больше других: ребёнок жить не будет.
— Живая! — воскликнула Ермоленко. И тут же по внезапной тишине, по лицам врачей, видно, поняла. — Спасите, спасите, спасите! — как заведённая, повторяла Ермоленко. — Я ей буду завязывать банты…
Тишина стояла такая плотная, что она отчаянно закричала:
— Спасите ребёнка, пусть я умру!
Если бы не Всеволод и не унизительная бессонная ночь, может, хватило бы сил, Катерина бросилась бы сразу звонить в их подшефный роддом, чтобы дали Ермоленко брошенного сегодня ребёнка. Но Катерине мешал Всеволод: «Котёнок, девочка моя, ты спи!»
К чёрту Всеволода!
Сразу увидела потное, воспалённое, перекошенное лицо Ермоленко, и это лицо стало для Катерины единственно важным в жизни.
— Ты же умница! — Катерина обтёрла лицо пелёнкой. — Ты так хорошо рожала! А теперь тебе нужно хорошо отдохнуть. Всё будет хорошо. Успокойся! Будешь завязывать банты, что-нибудь придумаем.
То ли Катеринин голос, то ли манипуляции, которые проделывали над девочкой сразу несколько врачей, успокоили Ермоленко, она закрыла глаза.
— Спасибо, — прошептала она.
Существует только Ермоленко. Катерина пошла звонить её мужу.
Когда он прибыл, девочка была уже мертва.
Муж Ермоленко Серёжа оказался маленьким, светлоглазым и светлоголовым мальчиком. Сорок два года не дал бы ему никто, так он был юн. Катерина сразу же поняла Ермоленко — на неё с такой надеждой смотрели чистые голубые глаза, что она свои отвела.
— Ваш ребёнок умер, — сказала сочувственно, Ваша жена родила на месяц раньше. Она чуть не погибла, чуть не попала под машину, спасала девочку. Есть два варианта. Через месяц-два, как только она оправится, пробовать ещё раз, я думаю, теперь с ней будет всё в порядке. Но есть другой путь. Вы можете взять ребёнка на воспитание. Вы, наверное, знаете, некоторые женщины оставляют в роддомах своих детей. Я могу позвонить.
Муж Ермоленко смотрел на неё невидящими глазами — из них ушла надежда. Когда Катерина сказала ему: «Решать вам», он встал.
— Я решил, — сказал он, — больше ждать не могу. Не хочу. Пусть ищет себе другого мужа. Я не буду больше жить с ней. — Он пошёл к двери.
Катерина заступила ему дорогу.
— Не пущу! — сказала жёстко. — Если бы твоего ребенка она спасала из-под машины? За что она любит тебя так? Такие страдания перенесла! Пойдёмте! — Железной хваткой перехватив его руку, потащила его в родилку. Кто-то, поняв её, накинул на Сергея белый халат.
— Мама, мама! — кричала женщина.
Муж Ермоленко отшатнулся от того, что увидел, стал рваться из её рук.
— Смотри. Нет, ты смотри, как рождается на свет человек. Смотри на её лицо. Это твоя жена мучается, это твоя мать мучается, это твоя сестра мучается! — кричала Катерина.
Никогда ни на кого в жизни не кричала, а сейчас кричала.
И роженица под её криком перестала звать маму, начала слушать приказания акушерки и работать: глубоко дышать, старательно тужиться — очень она хотела родить человека. Лишь потное, воспалённое лицо выдавало её муки.
Ермоленко-муж всё-таки вырвался и выскочил за дверь родилки, буквально вбежал в её кабинет, схватил графин и стал пить прямо из графина, а потом прижался лбом к стене и беззвучно заплакал.
— Бросишь?! Бросишь?! — возбуждённо повторяла Катерина. — За все муки, за всю любовь к тебе бросишь? Поезжай за цветами, за фруктами. Поезжай на рынок, слышишь? Хоть и нельзя, хоть и против всех правил, я тебя к ней пущу. Руки ей целуй, ноги. Только скажи, что решаешь: будешь своего рожать на будущий год или подберём чужую брошенную девочку?!
Катерина о Всеволоде не вспомнила. До обеда. До той черты, после которой она должна была спуститься в Консультацию и принимать больных. Снова, как утром, раздвоение: Всеволод — больные.
Девчушка совсем молоденькая, лет восемнадцати, не больше.
Катерина смотрит на часы. Четверть пятого. Всеволод придёт в шесть.
Конечно, она может вернуться как обычно, около восьми. Борька говорит: не унижайся. Борьке хорошо, он сам по себе, а у неё — сыновья.
Нет, она не боится остаться одна, она вырастит обоих, прокормит. Но она не может без Всеволода.
После вчерашнего… что она наговорила ему!.. он уйдёт!
— Вам придётся лечь на исследование, — говорит Катерина, не поинтересовавшись подробностями её самочувствия. — Следующий!
— Я не могу лечь на исследования, у меня больна мама, младший брат на руках…
Они тогда ехали в «Иверию». Минское шоссе — широкое, свободное. Всеволод в первый и единственный раз изменил себе — ехал не осторожно, а держал скорость 120 километров. Ей было страшно. Ветер свистел, обтекая машину, бились о стекло бабочки.
— Я никогда не умру, если ты будешь со мной. Мне кажется, ты меня понимаешь. Твоя ладошка… — Он взял её руку, положил себе на щёку. — У меня большие планы, назначение моё высокое, ты должна создать мне условия. Я буду много работать, если ты поможешь мне.
— Какие у тебя планы? — спросила она.
— Я хочу написать такой труд, в котором полностью раскроется психология великого человека. Понимаешь, я верю, что смогу объяснить, зачем человек родится. Ведь не случайность же это?! У каждого человека обязательно должно быть своё назначение на земле. Ты согласна? Люди обыкновенные мало интересны, а великие… на них можно учиться жить всем. Каждый человек должен стремиться стать великим. Вот я и буду учить этому. С тех пор как я бросил радио и стал писателем, я считаю, что мой труд — самый главный для нашей страны сейчас: процессы, происходящие в душе человека, важны в масштабах всей страны, поучительны. Представляешь, как интересно разобраться в них? Согласись, мой труд значителен. Понять закономерности истории, жизни общества можно только на людях талантливых и необычных. Всё начинается с характера. Люди ленивы и не любят совершать над собой усилия. А ведь свой характер нужно формировать самому, не уповать на природу. Ты задумывалась, какова роль писателя в жизни общества? Писатель во многом определяет политику и погоду общества, пути развития. Именно поэтому его труд, его «я» остаются навечно. Только ты помоги мне. — Неожиданно Всеволод затормозил, подвёл машину к обочине, потянулся к Катерине; Обнял её, стал гладить грудь, плечи. Нетерпеливо подрагивали щёки.
— Ты с ума сошёл! Люди гуляют в лесу, машины едут мимо.
— Я люблю тебя. Пусть все смотрят, как я люблю тебя.
— Мне трудно предложить вам что-то другое. Без тщательного стационарного обследования сложно поставить точный диагноз. Подумайте. Придете ко мне через два дня. Следующий!
Она хорошо уложилась, ровно пятнадцать минут на каждого. Всеволод прав. Нечего задерживаться на работе. Посмотрела она больную? Посмотрела. Поняла причину заболевания? Поняла. Назначение сделала? Сделала. А дальше пусть думает сама больная. Хочет она лечиться или не хочет. Ведь не отказываются же ее лечить!
— Если есть там беременные, пусть заходят по двое!
Домой Катерина шла очень быстро. Успеть. Только бы прийти до Всеволода. Забежала в кулинарию, купила готовых котлет, голубцов, забыв про баранину.
Ужин длился два часа. Всеволод всех смешил. Рассказывал анекдоты, истории, происходившие с ним в юности.
Мальчишки заливались. Ей было не по себе. Что-то она сегодня нарушила. В чём-то главном предала себя.
Толстуха в автомате, её горе. И Всеволодовские похождения с женщиной. Толстуха плакала. И Катерина плакала, гнала толстуху из будки. Их слёзы не рядом. Их беды — не рядом.
Не побежала за толстухой, не помогла.