Жажда, или за кого выйти замуж - Успенская-Ошанина Татьяна. Страница 17

Девочке восемнадцать лет. Опухоль. Рука вспомнила эту опухоль. Катерина не могла есть, не могла слышать голоса Всеволода. Как получилось, что она не спросила у девушки о самочувствии, механически вписала в тетрадь имя и фамилию, не запомнила, девочка осталась безымянная. Холодными строчками зафиксировала страшную болезнь, и слов добрых не нашла. У девочки тоже младший брат, о котором нужно заботиться.

У неё — Борька, младший брат. Она растила Борьку.

Маленького росточка девушка.

Не может лечь в больницу, заботится о брате. Наверное, живут бедно, едят плохо.

А здесь сытный ужин, со вчерашней бараниной, вчерашними ресторанными пирожными.

Никого из сегодняшних больных не запомнила. Мимо прошли.

Катерина томилась за ужином. Стыдно было. Неуютно. Словно серой краской плеснули в лица детей и Всеволода.

Наконец Всеволод встал и провозгласил:

— Матч века!

Мальчишки завизжали.

— Первая партия: я против вас двоих.

— Ну… — обиделся Петя. — Я один хочу! У меня уже достаточная квалификация!

Катерина принялась мыть посуду.

…Странная у неё жизнь, а раньше не замечала: вот она стирает, моет, готовит. А потом ждёт, когда закончится шахматная партия. Иногда перед сном все выходят пройтись. Мальчишки с двух сторон виснут на Всеволоде, слушают его бесконечные рассказы.

— Я ехал в эвакуацию в телячьем вагоне. Вы живёте в другой век, не можете представить себе, что значит — нет воды. А мы часами ждали станции, чтобы набрать воды. И вот однажды мама осталась в вагоне, а я с чайником побежал за водой. И отстал от поезда. Представляете себе, война, голод, я потерял маму. Мама потом рассказывала: она всё рвалась выскочить. Люди сидели и стояли так тесно, что она не сумела пробраться к выходу.

— Что с тобой дальше было? Ты догнал этот поезд?

— Ты нашёл маму?

Нескончаемый, понятный и важный только им разговор. Она отъединена от них.

— В пятницу ты, Катя, отпросись пораньше, я взял на три дня путёвки в дом отдыха. Как только ребята придут из школы, поедем. Только не вздумай опаздывать. Я хочу покататься на лыжах, в бассейне наше с тобой время — восемнадцать ноль-ноль. У тебя, насколько я помню, по пятницам нет консультаций.

На пятницу назначили операцию Тамаре.

Её «аспирант» присутствовать на операции не захотел. Он сидел в ординаторской и курил. Окурки горкой возвышались в пепельнице, а он от одной сигареты прикуривал другую.

Катерина увидела белое лицо Тамары, улыбнулась ей глазами.

Щёлкнули стрелки настенных часов. Катерина машинально посмотрела. Уже двенадцать? В четырнадцать она должна быть дома.

Отсечь кисту — дело нехитрое. Но не она причина бесплодия. Раскрыта полость — есть возможность найти, наконец, причину. Вот что главное в этой операции.

Но что-то мешает Катерине видеть. Вялые руки, вялая голова. Её дело — провести операцию, и только. Никто ни за что её не осудит. Главное для неё сейчас — не потерять Всеволода!

«Чего ты медлишь?» — удивлённо спрашивает себя Катерина.

Она не посмотрела на спящую Тамару. Привычным движением зажала сосуды, остановила кровотечение.

И опять не взглянула на Тамару. Сказала:

— Зашивайте.

Удивлённые глаза — анестезиолога, второго хирурга, сестер.

Не видеть их удивления! Она спешит.

Катерина отвернулась, сняла перчатки.

Но в эту последнюю минуту, пока не начал врач зашивать, зримо, ясно увидела: Тамара никогда не родит. По её вине. А сегодня, сейчас у неё может начаться заражение крови, потому что не она зашивает.

Мысли нелепые. При чём тут «заражение крови»? Она не знает, но чувствует, сейчас будет внесена инфекция. По её вине. Вдруг Тамара умрёт?

Что за чушь? Не бывало у них такого! У них прекрасные врачи. Но в голове застучало, как будто уже началось это самое заражение крови: она виновата! И ночью будет стучать в голове, и днём: она виновата!

Дело не в её вине. Дело в том, что Тамариному Аспиранту некуда класть окурки, рядом с пепельницей — уже гора. Дело в том, что из всех врачей клиники Тамара выбрала именно её, ей поверила. Дело в том, что в доме отдыха сегодня она не сможет кататься на лыжах и плавать в бассейне, есть не сможет и спать не сможет, если сейчас Тамару зашьют.

Ветер прохватил её внутри. С плеч, с головы сорвалась, сползла по телу, растаяла у ног сонная одурь. Нету её — рабы Всеволода, моющей кастрюли, не имеющей возможности лечь спать, потому что она должна ждать, когда кончатся шахматная партия или «Последние известия», которые смотрит Всеволод. Она — Человек, она сама решает свою жизнь!

— Подождите! — приказала. Склонилась над полостью.

Вот основная причина: белочная склерозированная оболочка!

Катерина сделала клиновидную резекцию. Взяла биопсию.

Тамара спит. Пусть она спит спокойно. Теперь у неё будет ребёнок.

«Восстановим кровь, придётся применить гормональные препараты. Хватит курить, Аспирант, мальчик с тревожными глазами, полюбивший Тамару!»

Неторопливыми движениями Катерина завершала операцию.

…Она опоздала на два часа.

Но, встретив бешеный, оскорблённый взгляд Всеволода, не втянула плечи, как обычно, не склонила голову. Полезла в ванну и долго, с наслаждением лежала в тёплой воде — пока Всеволод не забарабанил в дверь.

— Ты издеваешься надо мной! — злым голосом сказал он. — Ты лишила меня лыж и бассейна.

— Ехали бы без меня! — как ни в чём не бывало, спокойно ответила Катерина. — Я всё равно в шахматы и в футбол не играю, — зачем-то добавила бессмысленное и нелогичное.

— С кем ты шлялась? — раздалось в ответ. — Нет, ты мне скажи, с кем ты гуляла? Ты всё делаешь мне назло! Я плохо проучил тебя! Но я ещё отомщу тебе за всё!

Катерина пустила воду на полную мощность.

Когда она вышла из ванной, Всеволод был в шубе, мальчики наперебой принялись торопить её:

— Ма, скорее!

— Ну, пожалуйста, ма, поедем!

Катерина подошла к Всеволоду, мягко сказала:

— Я всегда думала, ты умный, ты добрый, всё способен понять. А ты не понимаешь?! Я не могла на середине бросить операцию. Погибла бы навсегда судьба двух людей. А сейчас я спокойна, я сделала всё, что смогла.

— Накорми меня обедом, — сказал Всеволод. — У нас нет еды.

— Ты сегодня свободнее, чем я, купил бы! Сразу после операции я заспешила домой.

— Мы опоздали на обед в дом отдыха. Почему у нас никогда нет обеда?

…В дом отдыха они все-таки поехали. Два дня катались на лыжах, плавали в бассейне, грызли орехи и ели мороженое в буфете. Всеволод танцевал с ней, целовал её, шептал жарко в ухо: «Котёнок!»

Пока Всеволод с мальчиками играл в пинг-понг, Катерина звонила в клинику. Тамара чувствовала себя хорошо, просила передать спасибо, просила хорошо отдохнуть. Аспирант неотлучно сидел около Тамары. Вера родила ребёнка. И все о ней скучают.

Ночью Катерина, припав к Всеволодовой груди, слушала ровный стук его сердца.

— Я люблю тебя, Сева, — шептала, забывшись. — Люблю.

Он ушёл через несколько лет, когда Петя кончил школу, а Артём пошёл в седьмой класс.

Ему нужно работать, сказал он, а дома нет условий. Она не обеспечивает ему нормальный, нужный ему уход. Она целый день в своём институте акушерства и гинекологии, а дети целые дни предоставлены сами себе. Младший уроков не учит, старший пропадает неизвестно где. Семья распалась. В этом виновата она. А он больше не хочет склеивать осколки, он устал.

Все эти обвинения он перечислял холодным тоном, не видя её, не слушая её объяснений.

Он снял себе квартиру, сказал он. Пока поживёт в ней, а потом: что-нибудь придумает. У неё он ничего не заберёт. Попробует получить квартиру себе. Его ценят. Его уважают. Ему пойдут навстречу. Пусть она живёт спокойно.

Катерина знала, Всеволод ни одной ночи не умеет уснуть один, без тёплого женского плеча, а значит, у него появилась женщина, которая наверняка обеспечила ему нужный уход и готовит ему еду. Квартиру они сняли, естественно, вдвоём. А может быть, и втроём — вполне вероятно, у них уже есть ребёнок.