Ни за какие сокровища - Фальски Вера. Страница 19
– Ханка! – закричала она, заметив, что средняя дочка Охников выходит из костела с двумя подругами. – Ха-а-анка!
Заболтавшаяся девушка повернулась на звук ее голоса и, увидев продавщицу, закричала в ответ:
– Вы мне?
– Да, тебе, подойди на минутку!
Ханка пожала плечами, бросила подругам «пока» и направилась к магазину.
– Ханка, забери творог. – Мечислава вручила ей пачку. – Твой отец забыл сегодня на прилавке.
Девушка взяла голубую упаковку, поблагодарила и уже повернулась, чтобы уйти, когда пухлые пальцы пани Мечиславы схватили ее за руку.
– Не так быстро, – сказала женщина. – Подожди, я хотела кое-что у тебя спросить.
Ханка бросила на нее убийственный взгляд, и продавщица сразу убрала руку.
– Слушаю, – враждебно ответила девушка.
– Ханка, а правда, что твоя сестра Эва едет за границу? – Глаза пани Мечиславы превратились в две узкие щелки, нацеленные на жертву.
– Не знаю, вроде бы. – Ханка не собиралась вступать в разговоры с продавщицей, а уж тем более – о старшей сестре.
– А зачем? – Пани Пищикова так легко не сдавалась.
– Не знаю. – Ханка твердо стояла на своем.
– Как это не знаешь? – возмутилась пани Мечислава.
– Вот так, не знаю. Если вам интересно, спросите у нее сами!
Девушка с раздражением развернулась и быстрым шагом направилась в сторону дома.
– Вот любопытная баба! – бурчала она себе под нос, сжимая в руке пачку творога, так что до дома донесла какое-то месиво. – В деревне о тебе расспрашивают! – яростно бросила она вместо приветствия старшей сестре, которая сидела у кухонного стола и вынимала косточки из черешни. – Может, ты в конце концов скажешь, что и как с твоим отъездом? Мне не улыбается постоянно рассказывать о тебе людям.
Эва пожала плечами и ответила:
– Ханка, ты не думала о том, чтобы попробовать хоть один день вести себя как нормальный человек?
Та фыркнула и запустила руку в миску с очищенными ягодами.
– Эй, куда! – запротестовала Эва. – Эти не трогай, эти на пирог.
– Иисус, успокойся! Если я возьму одну, то с пирогом ничего не случится. – Ханка бросила в рот горсть черешни. – Афа, сфонила Фильфия, – пробормотала она.
– Что? – не поняла Эва.
Ханка быстренько прожевала все и проглотила.
– Звонила Сильвия. На домашний. У тебя что, мобильный разрядился?
Эва хлопнула грязной от сока ладонью по лбу.
– Точно! Я забыла зарядить.
– Перезвони ей, – бросила Ханка, исчезая за дверью. – Я тебе не секретарша.
– Ханка! – крикнула Эва. – Я не еду во Францию.
Тишина.
– Ханка? Ты слышала, что я сказала?
Она прислушалась.
Через несколько секунд из-за двери выглянула светлая шевелюра.
– Тебя все-таки не приняли?
– Приняли, я сама отказалась.
Ханка только пожала плечами.
– Супер. – И снова скрылась.
– Гм, многословностью моя сестра никогда не отличалась…
«Стоп, что я сделала! – спохватилась Эва. – Неужели я произнесла это вслух?»
Она подумала о несчастном Яроше, который, вероятно, получил удар. Он неоднократно пытался ей дозвониться и отправил десяток сообщений, в которых писал, что Эва сошла с ума, что она должна хорошо подумать, что он так в нее верил. В конце концов у нее разрядился телефон и бомбардирование чувством вины на некоторое время прекратилось.
Эва подошла к телефонному аппарату, который стоял в кухне на комоде, и набрала номер Сильвии.
– Алло! Привет, это Эва. Слушай, я хотела с тобой поговорить. У тебя есть минутка?
– Конечно, я стою в пробке в Ольштыне. Я поехала за покупками в галерею и хорошо попала, конца вообще не видно. Так что чего-чего, а времени у меня полно, – раздраженно ответила Сильвия. – Подожди, включу громкую связь. – Что-то зашуршало, зашумело, и через мгновение Сильвия продолжила: – Все, можешь говорить.
– Хм… – Эва откашлялась, собираясь с силами. – Сильвия, я должна тебе кое-что сказать. Я приняла решение.
– Иисус, какое? – Сильвия явно была обеспокоена таким заявлением.
– Я не поеду во Францию. Остаюсь здесь, дома.
«Ш-ш-ш…» У подруги шумела система громкой связи.
– Сильвия, алло! Прервалось? Ты еще там?
– Там, там. Ничего не прервалось, просто я, как говорится, потеряла дар речи.
Эва представила застывшее от изумления лицо подруги.
– Но он уже вернулся, – продолжила Сильвия. – И я могу сказать тебе одно: ты с ума сошла, Эва? Что ты творишь?
Девушка почувствовала, что ее бросило в жар. Она обеспокоенно почесала лоб и сказала:
– Сильвия, тут все непросто…
– Да уж, непросто! – очень строго ответила подруга. – Как можно запросто отказаться от престижной стажировки в Париже, за которую борются претенденты со всего мира и к которой ты готовилась не один год? В общем, понятно. Извини, что прямо говорю это, Эвуся, но ты сошла с ума.
Эва решила защищаться.
– Сильвия, послушай!
И она кратко пересказала последние события, предусмотрительно несколько смягчив обстоятельства нападения в день праздника, поскольку не хотела, чтобы Сильвия чувствовала себя виноватой в том, что вытащила ее на гулянку. Она опустила некоторые подробности, но даже несмотря на это Сильвия раскричалась, что надо идти в полицию. Прошла примерно минута, прежде чем Эве удалось добраться до сути: Кропивницкий предложил работу ее мечты и потенциал для написания прекрасной диссертации, если только Ярош перестанет беситься и снова примет ее под свое крыло.
– Кроме того, я буду с семьей, с Бартеком, смогу заниматься поиском денег на лекарство… – перечисляла она аргументы в пользу своего решения.
Сильвия смягчилась.
– Эвуня, то, что ты рассказываешь, звучит вполне здраво, но у тебя еще нет этой работы! Ты захлопнула перед собой единственную дверь, даже не проверив, можно ли открыть другую.
– Знаю, это кажется безумием, но это был импульс. Я чувствовала, что должна поступить именно так. Я должна была дать ответ Ярошу вчера, это был последний срок, указанный французами. И когда я оказалась в библиотеке Кропивницкого, когда увидела все собственными глазами… Я почувствовала, что это не случайно.
Сильвия долго молчала, слышны были только треск и шум.
– Эва, – наконец ответила Сильвия, – ты моя лучшая подруга, и я всегда буду на твоей стороне. Даже если ты сделаешь полную глупость… Я больше не буду тебя мучить, обещаю. Надеюсь только, что у этого Кропивницкого есть немного мозгов и он возьмет тебя на работу. А если нет, ему придется иметь дело со мной!
Эва рассмеялась.
– Именно это я и хотела услышать! Тогда можно сказать, что работа мне обеспечена.
– Эва, вот только… – Сильвия прервала себя на полуслове.
– Что?
– Не знаю, как это сказать…
– Прямо.
– Ну, знаешь, твоя мама всегда повторяла, что тебе нужно уехать из деревни. Что это место не для тебя.
Эва немного помолчала.
– Знаю. Но я справлюсь.
Однако она совсем не была в этом уверена. То, что сказала Сильвия, остудило ее пыл подобно стакану холодной воды. Эва сняла фартук с пятнами от черешни, вышла в сад, нарвала охапку ирисов и пошла в сторону деревни.
Хотя после событий на празднике прошло несколько дней, на этой дороге Эве все еще было не по себе. Она допускала, что насильники не нападут второй раз, кроме того, тогда они были пьяны и собрались толпой, каждый по отдельности не осмелился бы на нечто подобное, но страх ее не отпускал. Девушка прошла мимо скамеек возле магазина, миновала белый приходский дом, вошла на кладбище, поднялась по гравийной дорожке на небольшой холм, с которого открывался вид на озеро, казавшееся сейчас серебристым, и остановилась возле могилы мамы. На плите, под надписями «Ян Вишневский» и «Юзефа Вишневская, урожденная Шлайзе» было добавлено: «Дорота Охник, урожденная Вишневская».
Эва убрала увядшие цветы из вазы, заменила воду и поставила ирисы.
– Мама, что я наделала… – прошептала она. – Боже, как мне тебя не хватает… Как нам всем тебя не хватает, мамочка. – С соседних участков на нее с пониманием и сочувствием смотрели люди, убиравшие на могилах своих близких. – Мамочка, я не еду во Францию, я решила, что останусь в Венжувке. Знаю, тебе это не понравилось бы. Но все как-то утрясется, вот увидишь. Я чувствую, что мне тут будет хорошо. Думаю, я получу эту работу и тогда все будет в порядке. Ведь ничто не вечно, правда? – Эва наклонилась над надгробной плитой и нежно провела по ней ладонью. – Мама, я знаю, что ты заботишься о нас. И поэтому точно все будет хорошо.