Женщины-чекистки - Бережков В. В.. Страница 41

Действительно, разведка получала сведения от многих агентов, которые утверждали, что грядет война между фашистской Германией и Советским Союзом. В 1‑м управлении Зоя Ивановна работала с бывшим офицером царской армии, позднее завербованным абвером. Ее воспоминания подтверждают предостережение об опасности нападения Германии на СССР, полученное от упомянутого выше человека. «Арестованный польской разведкой, он попал во Львовскую тюрьму, оказавшуюся после освобождения Западной Украины на территории СССР. Имея отличную память на события, размещение армейских группировок, номера дивизий, калибры и число орудий, он начертил несколько наглядных и точных карт-схем. Объяснил значение синих стрел, направленных на столицу Белоруссии:

— Минск предполагается занять на пятый день после начала наступления.

Я рассмеялась. Он смутился и принялся клясться, что так рассчитал Кейтель. А спустя день агент, служивший железнодорожным чиновником в Берлине, прислал пакет с надписью "Вскрыть по объявлении мобилизации". В нем оказалось предписание "приступить к исполнению обязанностей начальника станции Минск 27.06.41". (Справка: Красная Армия оставила Минск 28 июня, то есть на шестой день после начала войны)».

Конечно, сомнения в нападении гитлеровских войск на Советский Союз в какой-то мере были объяснимы. Ведь Германия направляла в СССР не только своих политиков, но и деятелей искусств, демонстрируя таким образом верность договору от 1939 года (пакт, подписанный Молотовым и Риббентропом). Например, 17 мая 1941 года в Москву приехала группа солистов балета Берлинской оперы. По окончании выступления в германском посольстве в СССР проходил прием, на котором можно было заметить важных персон. Зоя Ивановна представляла там общество культурной связи с заграницей — ВОКС, заодно совмещая обязанности переводчицы.

Тот прием она описала в своей книге так:

«Начались танцы. Шуленбург (немецкий посад в Москве — авт.) пригласил меня на тур вальса. На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.

— Вы не любите танцевать? — спросила я.

— Признаться, не люблю, но вынужден, — подчеркнул Шуленбург.

Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила, что на стенах остались светлые пятна от снятых картин. Где-то в конце анфилады, как раз напротив открытой двери, возвышалась груда чемоданов».

Тот вальс с немецким послом вошел в историю разведки. Кстати, граф Шуленбург через несколько лет был среди участников заговора неудавшегося покушения на Гитлера, за что был казнен 10 ноября 1944 года. 17 мая 1941 года, танцуя с Зоей Ивановной в посольстве, он и не подозревал, что она — майор госбезопасности…

Уложенные чемоданы, снятые со стен картины, прием, как прощальный бал, — все свидетельствовало о том, что сотрудники немецкого посольства возвращаются в Германию. Зоя Ивановна, не переодевая бархатного вечернего платья со шлейфом, немедленно поехала на Лубянку с докладом, что торжественный прием сфабрикован для отвода глаз, аппарат немецкого посольства эвакуируется, что подтверждает информацию советской разведки о скором начале войны с фашистской Германией.

Учитывая сведения, предоставленные участниками «Красной капеллы», наша героиня подготовила аналитическую записку Сталину, в которой говорилось следующее: «По сообщениям агентов "Старшины" и "Корсиканца" все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Это донесение было доставлено Сталину 17 июня 1941 года.

Однако «отец народов», ознакомившись с докладом Зои Ивановны, раздраженно сказал: «Это блеф! Не поднимайте паники. Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь». Между прочим, аналитическая записка Рыбкиной была седьмым или восьмым по счету сообщением Сталину, предупреждавшим о скором начале войны. Тогда же пришла очередная информация из Лондона. Ким Филби сообщал: «Германия начнет военные действия против СССР 22 июня». Реакция Сталина была такой же, как и на записку от Зои Ивановны.

Как встретили начало войны супруги Рыбкины, рассказал Эдуард Шарапов:

«Сотрудники НКВД перешли на казарменное положение. Зоя работала в Особом отделе: отбор, организация, обучение и переброска в тыл диверсионных и разведывательных групп. Из списков юношей и девушек, требовавших немедленной посылки на фронт, на передовую, она отбирала радистов, переводчиков со знанием немецкого языка, парашютистов, лыжников, "ворошиловских стрелков", разрабатывала легенды. Ночевали обычно в бомбоубежище: вместо подушки противогаз, вместо матраца — голые доски. Час-другой — и снова за работу. Бессонница изнуряла. Однажды коллега отлучился домой, чтобы сменить рубашку, и пропал. Зоя поехала выяснить, не случилось ли чего, и нашла его крепко спящим на лежанке из… тротиловых шашек.

Услышав, что на фронт просится епископ Православной Церкви, Зоя встретилась с ним, убедила стать архипастырем и взять под опеку двух разведчиков: они должны были тайно наблюдать за военными объектами и передвижением частей, выявлять засылаемых в тыл шпионов. На квартире Рыбкиных парни зубрили молитвы, обряды, порядок облачения (одеяния взяли из музейных фондов). Первый радист оказался, к сожалению, легкомысленным юношей. На вопрос владыки, выучил ли он "Отче наш", бойко затараторил: "Отче наш, блины мажь. Иже еси — на стол неси…" — "Свободен", — хором оборвали его епископ и Зоя Ивановна.

Результат работы этой разведгруппы был убедительный, членов ее наградили орденами "Знак почета", а епископу Синод присвоил сан архиепископа».

Мероприятия по подготовке разведывательных групп проводились по линии 4‑го разведывательно-диверсионного управления НКВД, возглавляемого Павлом Анатольевичем Судоплатовым. В числе подобранных и подготовленных Зоей Ивановной кадров были Васько и Михась, находившиеся на временно оккупированной немецкими войсками территории в районе Калинина. Васько и Михась собирали и передавали разведданные о пособниках немцев, численности и расположении немецких штабов, складов и баз. По возвращении в Москву они предоставили подробный отчет о местах нахождения тайных складов оружия, а также сообщили о выявленных тридцати агентах гестапо.

Зоя Ивановна принимала участие в создании первого партизанского отряда. Его командиром был назначен Каляда Никифор Захарьевич (Батя), ставший впоследствии легендарным. Партизанское соединение действовало в Смоленской области и практически восстановило советскую власть в территориальном «треугольнике» Смоленск — Витебск — Орша.

Сама Зоя Ивановна предполагала, что будет работать сторожихой на железнодорожном переезде.

Но в октябре 1941 года посол Советского Союза в Швеции Коллонтай попросила Наркомат иностранных дел направить в Стокгольм супругов Рыбкиных. Зоя Ивановна раньше работала под руководством Александры Михайловны, а потому это предложение встретила с энтузиазмом.

Швеция соблюдала нейтралитет в период второй мировой войны, но попасть в эту страну было непросто. Она была окружена оккупированными и вражескими государствами. Поэтому Рыбкиным пришлось следовать в Швецию через Англию по Баренцеву морю и Норвегию самолетом.

Оказавшись в Эдинбурге, Зоя Ивановна и Борис Аркадьевич зашли поужинать в ресторан. Когда официантка принесла заказанные блюда (мисочка супа, картофелина в мундире, листок капусты и кусочек тушенки), чай и сахарный песок, Зоя Ивановна заметила: «Вы забыли подать ложечки». Официантка сразу поняла: гости — иностранные граждане. Она объяснила наличие одной ложечки тем, что весь металл идет на нужды фронта. Сидевшие за одним столом с Рыбкиными шотландцы, узнав, что те из СССР, почтительно встали:

— О, русские изумляют мир. Мы молимся Богу за вашу победу, иначе гитлеровцы ковентрировали бы весь наш великий остров.

(Фашистские войска тогда уничтожили город Ковентри, и в английском языке появился новый глагол «ковентрировать»).