Спасение для лжепринцессы (СИ) - Муратова Ульяна. Страница 25

Однако и раскисать я себе не позволила.

Соберись, Елизавета Петровна, у тебя ещё свекровище по щам не получило. И вообще, ты в новом чудесном мире, обещающем здоровье, долголетие и очереди местных красавчиков к твоему порогу. Не самый плохой расклад, если разобраться.

В общем, на площадку аэровокзала в Файмарге я спускалась полная мрачного оптимизма и завышенных ожиданий в сфере «ничего хорошего».

Но пёстрый Файмарг мне понравился. Не в пример построенному по линеечке Листаматуру, этот город петлял улицами, насколько хватало взгляда. Огромный четырёхэтажный аэровокзал возвышался над расположенными в центре небольшими особняками. Повсюду кипела жизнь. По площадям бродили компашки преисполненных своей важности юношей, пахло жжёной карамелью и морозцем, почти на каждом доме красовалось по вывеске. В одних заведениях торговали булочками или бакалеей, во вторых шили одежду или обувь, в третьих — кормили и поили раскрасневшихся посетителей. Обычная жизнь обычного города. Я подхватила полупустую корзину, в которой лежал лишь несессер. Деньги благоразумно спрятала за пазуху, потому что я, конечно, вилерианка и всё такое, но интуиция подсказывала, что раз тут воруют даже девушек, то концепция воровства денег этому обществу тоже прекрасно известна. Да и пачечка была не настолько большая, чтобы не уместиться.

Спустившись с взлётно-посадочной площади аэровокзала на улицу, я погрузилась в суматошный мир центрального района города. Чем дальше от центра, тем выше здания. Просторные пешеходные улицы заполнены людьми, вокруг много мужчин, но и женщины попадаются. Улыбчивые, довольные вилерианки, чаще всего беременные или с детьми. Не менее довольные папаши гордо носят секвины на лбу и отпрысков на шее, попадаются и такие, у кого на плечах сидят сразу двое. Хотя с такими плечами — неудивительно, там и жена может с комфортом разместиться, и даже для тёщи место останется. Большинство гуляющих одеты в цвета разных кланов, с сильным преобладанием белого и жёлтого, но попадаются люди, отдавшие предпочтение серым и чёрным тонам. А некоторые и вовсе одеты в нарочито пёстрое и яркое, когда на квадратный дециметр ткани приходятся все цвета радуги разом. Такие нарядные вилерианцы и вилерианки бросались в глаза в любой толпе. Что означает эта одежда? Отрицание любого клана? Принадлежность к свободному Файмаргу?

Я бродила по незнакомому городу, пока корзина не начала оттягивать руку. Зацепившись взглядом за отельную вывеску, зашла внутрь трёхэтажного особняка с остроконечной крышей. Мне навстречу кинулся крайне приветливо выглядящий швейцар. Настолько приветливый, что вцепился в мою корзину и попытался отобрать. Я за своё единственное имущество была готова биться до последнего вздоха. Вздоха швейцара, естественно. Так что корзину не отдала, потянула на себя. К счастью, до драки дело не дошло.

— Саргар, отпусти уже! — вмешался моложавый коротко стриженый портье, и ретивый швейцар наконец отлип от моей корзины. — Чудесного вечера! Чем могу быть полезен вам, прекрасная кона?

— И вам чудесного вечера. Скажите, пожалуйста, а сколько стоит номер на ночь? И на месяц? И что входит в эту сумму? — улыбнулась я ему.

— Полный пансион обойдётся вам в сто пенингов в день, а в месяц со скидкой всего три тысячи пенингов, — вышколенно улыбнулся администратор отеля.

Что-то странная какая-то скидка. Но при взгляде на большой висящий у выхода календарь, я выяснила, что в месяце тут аж сорок дней, поделенных на пять недель. Хм. Знать бы ещё, сколько у меня этих самых пенингов… Квадратные местные купюры не имели ни номинала, ни надписей, отличались только цветом и тиснениями, изображающими животных и цветы. И как понять, какого зверька на что можно поменять?

— Это дорого? — неуверенно спросила я.

— Средне, — признался портье. — Но могу сделать скидку, если вы обязуетесь ужинать в общем зале. И остановитесь на целый месяц… Две тысячи пенингов! А это уже дёшево. В такую сумму вам обойдётся халупа в каком-то захолустье.

Разумнее было бы пойти и поузнавать ещё, но рядом отелей я не видела, уже порядком устала от прогулки, а на улице начало темнеть, поэтому решила сделать типичную для любого путешественника глупость: остановиться в первом попавшемся отеле.

— Могли бы вы дать мне ваше удостоверение личности?

— С ним всё сложно, — призналась я. — Все мои вещи пропали при крушении дирижабля. А из документов только вот это.

На справку от «Воздушного пути» служащий даже не взглянул, удивлённо пожирая меня глазами.

— Так вы — одна из тех трёх вилерианок, что выжили во время крушения? — протянул он. — Что ж, в таком случае опущу цену до тысячи пенингов. А за вами в ресторации закреплю отдельный столик, ведь у нас бывает так шумно по вечерам!

Швейцар в ответ на это заявление удивлённо крякнул, а я оглянулась. Несмотря на приближающийся вечер, в отеле было совершенно пусто.

— Хорошо. Тогда столик у окна, если можно… — неуверенно протянула я.

— Разумеется! Вот, возьмите, это ключ от вашего номера. Первый этаж, по коридору прямо и направо. Окна на парковую аллею. Саргар вас проводит. С вас тысяча пенингов, и чудеснейший номер будет в вашем полном распоряжении! — торжественно закончил он.

Я достала из-за пазухи деньги и неуверенно посмотрела на портье.

— Тысяча — это какие? — пришлось наконец признать тотальное финансовое поражение.

— Десять розовых, к примеру, — подсказал он. — Или две малиновые.

Малиновых денег у меня не оказалось. Розовых нашлось восемь штук, а остальную денежную массу составляли серые и графитовые банкноты номиналом пять и один пенинг соответственно. В общем, целый свёрток денег на проверку оказался не очень большой суммой. Расплатившись за сорок дней проживания, я потратила половину своих денег. Оставалось только порадоваться, что предусмотрительно не подписала ту бумажку, что приносил служащий «Воздушного пути». Сумма в две тысячи пенингов не казалась мне достаточной компенсацией за крушение, если на неё даже нельзя прожить месяц в не самом фешенебельном отеле.

Швейцар проводил меня до номера, и тот оказался действительно очень хорошим. Начиная с золотого унитаза и заканчивая тончайшим кружевом занавесок, всё тут было изящным, красивым, довольно дорогим и добротно сделанным. А по сравнению с крошечной каютой дирижабля комната казалась просто огромной. Я поставила корзину у входа, отнесла несессер в ванную, и на этом закончила обживать свои новые покои. Надо бы уточнить, когда у них ужин по расписанию, а то последний раз я ела утром, а обед уже не подавали из-за приземления.

Вернувшись к стойке портье, я застала его лихорадочно рассылающим десятки писем.

— Простите, а во сколько будет ужин? — спросила я, отвлекая его от дел.

— Примерно через два часа, но напитки вам могут подать уже сейчас, — взглянув на часы, неизвестно чему обрадовался он. — Кстати, у нас есть небольшая библиотека для постояльцев, там можно выбрать книги для чтения. А если вам требуется отправить письмо, вы можете дать почтовую карточку адресата, и я с удовольствием отправлю всю вашу корреспонденцию по назначению через почтовую шкатулку отеля, — услужливо улыбнулся он.

— Благодарю, это очень любезно с вашей стороны, но мне пока некому отправлять письма.

— Неужели все ваши близкие погибли во время крушения? — вполне искренне изумился портье, и на изрезанном мимическими морщинами подвижном лице проступило неподдельное сочувствие.

— К счастью, нет. Я просто ещё не успела обзавестись семьёй, — честно ответила я.

Теперь на лице служащего отеля проступило изумление, граничащее с шоком.

— Но как же… Вы что же… Совсем без семьи?.. — выдохнул он.

— Так уж вышло, — пожала плечами я, смутно начиная догадываться, что зря разоткровенничалась.

— Что ж, очень сочувствую, — абсолютно не сочувствующим тоном проговорил он и жестом указал швейцару на меня.

Тот пригласил в сторону ресторации, а портье принялся строчить письма с утроенным рвением.