В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 48
Катастрофа, уничтожившая режим Северной Сун, на самом деле произошла из-за того, что Хуэй-цзун в 1121–1125 годах не прислушался к более осторожному старшему поколению советников и поддержал молодую “партию войны”, которая призывала к заключению союза с чжурчжэнями для уничтожения империи Ляо и исполнения китайской мечты о возвращении 16 потерянных префектур. Почти в любой империи такие фундаментальные военные и внешнеполитические решения принимались монархом. Некоторым министрам, служившим династии Сун, появление в лице чжурчжэней мощного потенциального союзника в тылу враждебных киданей показалось ниспосланным судьбой. Политика Хуэй-цзуна была основана на старом принципе “враг моего врага – мой друг”, но сыграла с ним злую шутку. Армия династии Сун оказалась неэффективной, и чжурчжэни увидели ее слабость, а потому, разгромив киданей, вторглись в Китай и захватили все сунские территории к северу от Янцзы. Хуэй-цзун усугубил свою изначальную ошибку, состоявшую в безрассудной военной политике: он доверился некомпетентным полководцам и упустил момент для решительных действий, когда поражение и кризис требовали сделать принципиальный выбор между организацией запоздалой обороны и заключением мира любой ценой. Император не разбирался в вопросах войны; ни характер, ни подготовка, ни опыт не дали ему инструментов для разрешения этого кризиса. Раздосадованный и измотанный неудачами и катастрофой, к которой они привели, в разгар кризиса Хуэй-цзун легко согласился отречься от престола, на чем настояли его советники, которым нужен был козел отпущения22.
Одним из очевидных уроков, извлеченных из этой истории, стало понимание, что императоры Сун получали скверную отдачу от денег, которые в огромных количествах расходовались на оборону: в начале XII века они пустили на содержание армии около четырех пятых бюджета, который, несомненно, был самым большим для государств той эпохи. В некотором смысле возникшая у династии Сун проблема с армией была зеркальным отражением проблемы, с которой столкнулась династия Тан. Воспоминания о восстании Ань Лушаня глубоко проникли в сознание китайцев. Династия Сун и сама пришла к власти в результате военного переворота, и ее правители были одержимы необходимостью установить над армией гражданский контроль. Они добились этого ценой значительного снижения военной эффективности. Назначение гражданских инспекторов на ключевые позиции в военной иерархии, частая ротация генералов и запрет на формирование постоянных воинских соединений численностью более полка не могли подготовить армию к войне. Правящие режимы с незапамятных времен сталкивались с дилеммой, которая заключалась в том, что государства нуждались в армиях для защиты от внешних врагов, но сомневались в верности этих армий и командующих ими. В империях эта проблема стояла особенно остро, поскольку они по определению размещали большие регулярные армии на далеких границах, где центральному правительству было очень сложно осуществлять надзор за ними. Из императорских монархий, которые рассматриваются в этой книге, хуже всего с этой проблемой справлялся Древний Рим, а лучше всего – Европа в раннее Новое время. Китай занимал промежуточное положение, колеблясь между моделями военного управления, предлагаемыми династиями Тан и Сун.
Стоит признать, что неудачи армии во многом были связаны с исключительной сложностью стратегической дилеммы, стоявшей перед монархами из династии Сун. Как всегда, оборона северных приграничных земель, отделяющих Китай от степи, считалась первостепенной стратегической задачей. Великая Китайская стена – единственное созданное человеком сооружение, видимое из космоса, – стала памятником зацикленности всех китайских правителей на сдерживании кочевников. Оборонные стратегии имели неустранимые трудности, связанные с мобильностью кочевников и их способностью наносить удар в любой произвольной точке. Но монархи династии Сун столкнулись с более серьезной проблемой, чем правители из большинства других династий. Лишенное северных приграничных земель, государство Сун не имело резервов всадников, критически важных для войны с кочевниками. Поскольку граница теперь проходила гораздо южнее степной зоны, дипломаты и разведчики Сун в конце концов растеряли имевшиеся у режима Тан знания о степной политике и разучились сталкивать врагов друг с другом. Все ключевые перевалы и коридоры, ведущие из степи на Великую Китайскую равнину, оказались под контролем противника. В стратегическом отношении вынужденное отступление к реке Янцзы после сокрушительного поражения от чжурчжэней в 1125 году сделало оборону гораздо проще. Обосновавшись к югу от Янцзы, режим Сун продержался еще почти 150 лет. В конце концов Южная Сун пала под натиском монголов, но такая участь постигла все государства, стоявшие на пути у Чингисхана и его преемников.
По иронии судьбы монгольское завоевание, стоившее Китаю колоссального числа человеческих жизней, помогло исполнить давнюю мечту об имперском единстве. За тысячелетие, прошедшее с падения династии Хань до монгольского завоевания, Китай, по самым смелым оценкам, был един лишь 460 лет. После монгольского завоевания империя оставалась единой до конца имперской эпохи в 1911 году, хотя периодически ею и правили чужаки, например из монгольской и маньчжурской (Цин) династий. Как и многих людей, Хуэй-цзуна погубили долгосрочные геополитические тенденции, которые он был не в силах ни спрогнозировать, ни понять. Когда чжурчжэни захватили его столицу, император провел последние восемь лет своей жизни в тоскливом и унизительном плену далеко на севере, в чжурчжэньских землях23.
Глава IX
Исламский халифат: настоящая мировая империя
Ни одна империя в более ранней истории не занимала такую большую территорию и не разрасталась так стремительно, как Арабский халифат. За три поколения после смерти Мухаммеда его наследники распространили свою власть от Испании и Северной Африки на Западе до границ Индии и Китая в Восточной и Южной Азии. На протяжении двухсот лет всей бывшей территорией державы Ахеменидов и богатейшими провинциями поздней Римской империи правил один монарх. Больше ни одна империя в истории не смогла сравниться с Арабским халифатом и добиться господства одновременно и на Иранском нагорье, и на южном побережье Средиземного моря. При этом влияние халифата не было преходящим и не ограничивалось одной геополитикой. Напротив, именно Арабский халифат заложил фундамент для создания грандиозной исламской культурной и религиозной зоны, которая не теряет своего огромного значения и сегодня.
Арабской экспансии способствовал упадок двух империй, лежавших прямо у нее на пути: Восточной Римской империи (Византии) и государства Сасанидов. Многократные эпидемии чумы разорили их в VI веке и не отступили в первые десятилетия VII века. Хуже того, в первые тридцать лет VII века давнее соперничество Рима и Ирана достигло апогея и вылилось в ряд разрушительных военных кампаний. К 619 году Сасаниды захватили Сирию, Египет и Анатолию и подошли к воротам Константинополя. Казалось, Римская империя обречена. Но в 624 году император Ираклий I взял реванш, когда организовал блестящее и дерзкое вторжение в Иран с севера, заручившись поддержкой степной империи тюрков и используя в своих целях конфликт между сасанидским царем и аристократией. К 629 году персы капитулировали, и Ираклий I триумфально вошел в Иерусалим, чтобы вернуть Животворящий Крест на его законное место. Но непостоянство политической удачи очень быстро дало о себе знать. Новая грандиозная и совершенно непредсказуемая угроза в форме ислама пришла из Аравии, которая ранее считалась захолустьем как в стратегическом, так и в культурном отношении1.
Хотя стремительному распространению ислама по Евразии способствовал упадок в Византии и державе Сасанидов, двумя его ключевыми элементами были исключительное по силе воздействие новой религии и военная мощь кочевников. Религиозный фактор был важнее военного, в чем не возникает сомнений при анализе долгосрочного воздействия Арабского халифата. Большинство кочевников-завоевателей в истории сами были в значительной мере завоеваны оседлыми обществами, которыми они управляли. Арабы, напротив, хотя и захватили центры древней цивилизации, по большей части сохранили собственную культуру и язык. Арабский язык, который прежде имел лишь минимальное культурное влияние, занял господствующее положение в огромном регионе как язык власти и – главное – Священного Писания. Арабские кочевники, завоевавшие эту империю, ранее не имели государственности. Их племена постоянно враждовали друг с другом. Ислам и верность мусульманскому сообществу (умме) позволили им объединиться в надплеменной союз, которого не существовало прежде.