В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 76

Эти тактики замедляли продвижение могольской армии, однако не останавливали ее. Индийские крепости порой оказывались серьезным препятствием: они занимали огромную площадь, были обнесены невероятно толстыми стенами и располагались в холмистой и труднодоступной местности. Такими были, например, гигантские Читтор и Рантамбор, которые удерживало семейство Сисодия, самый грозный и непримиримый противник Акбара из раджпутских князей. В 1568 году при Читторе Акбар “прорубил огромные траншеи в горе, на которой стоял город, чтобы разместить там грандиозные осадные орудия и стрелять из них с короткой дистанции”. Когда защитники крепости отказались сдаваться даже после разрушения стен, город пришлось брать штурмом ценой огромных потерь для захватчиков. В отместку за это и в качестве назидания остальным Акбар приказал истребить весь гарнизон. Это сработало. Когда на следующий год пали стены Рантамбора, гарнизон крепости быстро сдался, чтобы избежать такой же участи¹².

Хотя изредка Акбар и прибегал к террору ради достижения собственных целей, гораздо чаще он использовал в качестве средства давления свою военную мощь. Правители и элиты, которые сдавались, не оказывая отчаянного сопротивления, встраивались в могольскую систему и по большей части сохраняли свою власть на местах. Особенно успешно эта политика применялась к раджпутским (то есть индийским) князьям Раджастана. Включив их в могольскую элиту, Моголы получили контроль над дорогами, которые связывали Индо-Гангскую равнину с портами и торговым богатством Гуджарата. На службе у Моголов оказалась лучшая индийская кавалерия. Многие десятки лет раджпуты составляли большую долю правящей имперской элиты. Их воинственный дух и культ безграничной преданности господину играли на руку падишахам – не в последнюю очередь потому, что благодаря им снижалась зависимость монархов от порой непостоянной тюркской и монгольской военной элиты. Одним из аспектов включения раджпутов в число имперской знати было приглашение их дочерей в императорский гарем. Мать наследника Акбара, императора Джахангира, была раджпутской княжной¹³.

Как обычно бывает в империях, характер и роли имперской знати были тесно взаимосвязаны с тем, как отчуждались и перераспределялись излишки сельскохозяйственного производства, имевшиеся у крестьян. В центральной части империи Великие Моголы предпочитали поддерживать эффективную и умеренную систему налогообложения сельского хозяйства, основанную на регулярных обмерах земельных наделов. За пределами Индо-Гангской равнины налоги зачастую становились фиксированными, поскольку регулярно проводить обмеры в этих регионах администрация была не в силах. На периферии под налогами понималась периодическая уплата дани. Вне зависимости от региональной специфики в имперскую казну отовсюду поступали огромные средства. Они частично расходовались на поддержку элиты, содержание императорских военных подразделений (гвардии, артиллерии и ключевых гарнизонов) и финансирование административной системы. Большая же часть доходов перераспределялась между имперской знатью (мансабдарами), главным образом в обмен на набор, оплату и организацию подавляющего большинства имперских вооруженных сил. Представители аристократии не только командовали своими армиями в походах, но и обязательно служили на государственных постах и обеспечивали собственные домохозяйства. Доходы (джагир) распределялись в соответствии с рангом представителей знати. Верная служба приносила повышение в ранге и увеличение джагира.

В некоторой мере монгольскую знать можно считать аристократией. Ее менталитет и ценности были во многом сходны с менталитетом и ценностями наследственных военных аристократических элит. Тем не менее это была служилая элита, а не наследственная аристократия, характерная для европейской модели. Повышение (и реже понижение) в ранге зависело исключительно от падишаха. Джагир не принадлежал его владельцу, а выделялся ему лишь на несколько лет. Передавать его по наследству могли лишь раджпуты. Существовали особые правила периодического переноса джагиров из одного региона в другой, благодаря чему в стране формировалась поистине имперская элита, а представители знати не пускали глубокие корни на местах. После смерти дворянина большая часть его богатства отходила падишаху, который великодушно возвращал некоторую его долю семье покойного. Сын держателя джагира, как правило, поступал на имперскую службу, но сначала его ранг был ниже, а джагир меньше, чем у отца. Пока в самом конце XVII века эта система не начала разрушаться, любому дворянину, который хотел со временем сравниться с отцом по богатству и рангу, приходилось верой и правдой служить падишаху. Могольская знать не имела ни глубоких корней в индийском обществе, ни богатой родословной, и потому ее в лучшем случае можно считать лишь зарождающейся наследственной аристократией. Только гораздо позже, уже находясь под покровительством британцев, некоторые знатные могольские семьи стали полноценными наследственными аристократами. Как и большинство империй, Британская империя в Индии отчасти опиралась на союз с местной знатью. В британском случае этот союз был естественным и соответствовал ситуации в Британии, чья аристократия в XVIII и XIX веках стала самой богатой, влиятельной и уважаемой правящей элитой в Европе¹⁴.

Могольская система давала падишаху больший контроль над гораздо большей территорией, чем любому другому правителю в индийской истории. Тем не менее, рассуждая о могольской системе правления, следует с осторожностью применять такие термины, как “автократия” и “централизация”. Могольская империя была огромна, и на значительной части ее территорий власть монарха оказывалась едва заметна. Хотя падишах довольно хорошо контролировал центральную и густонаселенную Индо-Гангскую равнину, существенная часть его империи была покрыта лесами, горами, холмами и джунглями. Голландский путешественник заметил, что падишаха “следует считать лишь царем равнин и свободных дорог”. Кроме того, почти пять миллионов подданных Акбара имели личное оружие, зачастую мушкеты. Большинство из этих людей были крестьянами, которые находили сезонную работу на грандиозном индийском рынке военного труда. Следовательно, население могло в любой момент выступить против правительства с оружием в руках. Дополнительным ограничением для падишаха было то, что на местном уровне власть принадлежала землевладельцам (заминдарам). Нигде, кроме Раджастана (где жили раджпуты), они, как правило, не входили в состав администрации и не делились своими доходами с имперской знатью, к которой не были лояльны. Под властью Моголов у заминдаров не было другого выбора, кроме как передавать часть сельскохозяйственных излишков имперскому правительству, и все же многие из них поступали так, лишь пока власть оставалась реальной и видимой. Это было одной из причин, по которым падишах периодически совершал большие поездки по своим владениям в сопровождении своего роскошного двора и многотысячного войска¹⁵.

Сравнения с другими империями проливают свет на границы могольской власти. В отличие от римских элит, индийские заминдары, за исключением раджпутов, не отождествляли себя с империей и имперской цивилизацией. Пока в XIX веке британцы не создали в Индии институт государственной службы, в Индии не было эквивалента железной хватке китайского конфуцианского административного аппарата. К XVI веку конфуцианская идеология имперского единства существовала целых две тысячи лет, и значительную часть этого периода в стране господствовала империя. На заре раннего Нового времени китайская система государственных экзаменов привязала всю провинциальную элиту к универсальным имперским ценностям и установкам конфуцианской бюрократии. Индия отличалась и от Европы раннего Нового времени, где класс наследственных землевладельцев обычно стоял ближе к монархии. Наиболее тесной их связь была в таких странах, как Россия и Пруссия, где землевладельцы в большинстве своем хотя бы некоторое время служили офицерами в царских армиях. Акбар преуспел в строительстве могольской системы правления. Но одному правителю и одному режиму не под силу было создать глубоко укорененные институты и ценности, которые возникли за столетия политической, культурной и социальной эволюции в других регионах мира.