В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 78

Как и большинство могольских шахзаде, в молодости Хуррам был отправлен набираться военного и политического опыта, командуя армиями и управляя провинциями. Величайшим достижением Хуррама в эти годы стало завоевание государства Мевар, правителем которого был глава клана Сисодия, самый влиятельный из раджпутских князей. Хуррам проявил почтение и великодушие к поверженному противнику. Он поступил так из политического расчета, но это также демонстрировало уважение, которое один благородный воин питал к другому. Наследник меварского трона Каран Сингх на всю жизнь стал Хурраму верным другом, подданным и союзником, а также одним из ключевых членов сети лично обязанных ему людей.

Заняв престол, Хуррам стремился оправдать свой титул Шах-Джахана, то есть “Правителя мира”. Хотя он отказался от большинства откровенно неисламских элементов сформированной Акбаром идеологии священной монархии, он сохранил за собой титул “Повелитель соединения” с его миллениарными, вселенскими и астрологическими коннотациями. И стиль, и характер его правления были имперскими. Шах-Джахан отказался от относительной сдержанности Джахангира в пользу политики повсеместной территориальной экспансии. В честь восшествия на престол он приказал изготовить себе павлиний трон, работа над которым заняла семь лет и который был инкрустирован массой драгоценных камней астрономической стоимости. Лицезревший его европейский ювелир в восхищении назвал его “самым богатым и великолепным троном, который когда-либо видел мир”, и был, вероятно, недалек от правды. Шах-Джахану, как и большинству императоров, важно было внушить иностранцам мысль, что его династия богаче и величественнее всех остальных, и это было главной причиной, по которой он расходовал немало ресурсов на создание таких блистательных символов. Как и все императоры, богоподобный, недвижимый и великолепный правитель, представавший публике, оставался человеком. Шах-Джахан провел на троне тридцать лет, но затем его власть пошатнулась в силу возраста и политики престолонаследия. Когда его сыновья устроили мятеж и престол захватил Аурангзеб, Шах-Джахан был свергнут и провел последние семь лет жизни в унизительном и не всегда комфортном заключении²¹.

Дурная репутация Аурангзеба по большей части не оправдана. Жестокость в борьбе за престолонаследие и устранение поверженных братьев к тому времени стали правилом могольской политической игры. В этом отношении Аурангзеб зашел не дальше своего отца. Впоследствии он вернул некоторых детей своих братьев в династию, устроив их браки с собственными потомками. Аурангзебу было далеко до некоторых османских султанов, которые готовы были убивать не только своих братьев, но и всех их сыновей. Падишах также не слишком усердствовал в гонениях на индуистов. Из тысяч индуистских храмов империи он разрушил лишь несколько десятков. Никого не обращали в ислам против воли, и немусульманские подданные сохраняли свое положение в имперской знати. С другой стороны, Аурангзеб подчеркивал, что считает себя мусульманским правителем. Он восстановил специальный налог для немусульман, отмененный Акбаром веком ранее, и прекратил некоторые церемонии, связывающие монархию с индуистской традицией.

Аурангзеб был талантливым полководцем, усердным администратором и правителем, который сознавал, что должен быть гарантом справедливости для всех своих подданных. Но ему недоставало харизмы, беззаботности и человечности Акбара, Бабура и даже Джахангира. Его строгость и сдержанность легко перетекали в косность. Великой любовью его жизни, как указано в источниках, была индийская рабыня-певица. Когда она умерла, он был убит горем, но впоследствии отметил, что ее смерть оказалась только к лучшему, поскольку его любовь к ней мешала железной самодисциплине и самоконтролю, без которых ему было не видать успеха как полководцу, политику и монарху. Его бестактность и бесчувственность в отношениях с ключевыми индийскими лидерами порой обходились ему дорого. Дожив почти до девяноста лет, на смертном одре он потребовал, чтобы его похоронили в простейшей могиле как грешника и политика-неудачника²².

Хотя характер и ошибки Аурангзеба, несомненно, внесли немалый вклад в упадок Великих Моголов, гораздо большую роль сыграли знакомые историкам глубокие структурные факторы. В их число входили извечные проблемы престолонаследия, огромная площадь империи и влияние стареющих монархов, которые слишком долго оставались на троне. Еще более важной была фундаментальная проблема, с которой сталкивалось большинство империй, а именно отношения монарха с провинциальными землевладельческими элитами, которые имели первостепенное значение для политической стабильности империи и жизнеспособности ее фискальной и военной машины и распределения ресурсов. Как отмечалось ранее в этой главе, могольский компромисс с местными землевладельцами, так называемыми заминдарами, был шатким. Кризис, возникший из-за проблем престолонаследия, чрезмерного расширения империи и старости монарха, подорвал их отношения, а вместе с ними пошатнул и фундамент империи.

Акбару повезло, что к тому времени, когда он сменил своего отца Хумаюна, у него не осталось дядьев по отцовской линии. Его единственный единокровный брат Мирза Хаким был младенцем. Из отцовского наследства Мирзе отошел Кабул, и, достигнув зрелости в конце 1570-х годов, брат стал представлять опасность для Акбара. Но к тому времени Акбар правил уже двадцать лет и сосредоточил в своих руках власть над всей Северной Индией. В 1582 году он вторгся в Афганистан и присоединил его к своей империи. Хотя Акбар одолел Мирзу Хакима без особого труда, тот представлял для падишаха серьезную угрозу. В первую очередь правление Акбара ознаменовалось тем, что он превратил режим центральноазиатских завоевателей в политическую систему, укорененную на Индийском субконтиненте. Как и почти всегда в истории степных империй, значимые элементы в элите болезненно воспринимали перемены, которые угрожали как их материальным интересам, так и их культурным и идеологическим ценностям. Мирза Хаким называл себя защитником традиции Тимуридов и центральноазиатской монархии. На его стороне были тюрко-монгольские аристократы, которым претило, что Акбар вводит индийских мусульман и раджпутских индуистов в число имперской знати. Естественными союзниками Мирзы были и накшбандийцы. В более широком смысле его поддерживали все правоверные мусульмане, которые с подозрением относились к религиозной политике Акбара. Подобные проблемы снова возникли в конце 1650-х годов, когда разразилась ожесточенная борьба между сыновьями Шах-Джахана, в которой победил Аурангзеб²³.

В период правления Акбара сложились обычаи, которые изменили законы престолонаследия. Империя считалась неделимой, и шахзаде не получали постоянных наделов. Следовательно, правом наследовать престол обладали только сыновья правителя, что позволяло избежать хаотичных побоищ между дядьями, племянниками и двоюродными братьями монарха, подрывавших господство Тимуридов в Центральной Азии. Эти обычаи, разумеется, не были незыблемыми, как, например, французская Салическая правда. Пока шла борьба за право занять престол после Шах-Джахана, высказывались даже предложения разделить империю по степной традиции, чтобы один сын получил верховный статус падишаха, а его братья фактически стали автономными правителями региональных царств. В конце концов, однако, возобладал принцип имперского единства под началом одного теоретически всевластного монарха.

Чем старше становился Шах-Джахан, тем сильнее накалялась борьба за престол между четырьмя его взрослыми сыновьями. Старшим из них был шахзаде Дара Шукох. Его имя в переводе значит “Великолепный, как Дарий” и свидетельствует, что Моголы отождествляли себя с древней традицией ближневосточной императорской монархии, величайшими представителями которой были могущественные цари из династии Ахеменидов. Шах-Джахан дал понять, что желает видеть Дару Шукоха своим преемником, даровав ему гораздо большее богатство и почести, чем остальным его братьям. Его выбор, вероятно, объяснялся не только личной симпатией, определенное влияние на падишаха, несомненно, оказало то, что Дару Шукоха активно поддерживала старшая и любимая дочь падишаха Джаханара. Шах-Джахан, очевидно, пытался подтолкнуть свою династию к тому, чтобы изменить традицию и позволить правителю выбирать, кто из сыновей унаследует власть. Возможно, он даже обдумывал преимущества мужской примогенитуры. Шах-Джахан оставил старшего сына рядом с собой при дворе, где находились центральные институты власти и вращалось большинство представителей имперской знати. Младших сыновей он отправил управлять важными и богатыми регионами: Шуджа стал наместником Бенгалии, Аурангзеб – Декана, а Мурад – Гуджарата.