Кофе и полынь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 42

 – Не поеду я ни на какой континент, – буркнул он, отворачиваясь. – Я сыщиком буду. Эллис обещал! Буду ловить преступников, а потом унижать их, как дядя Клэр, чтоб неповадно было.

 Я бросила на Эллиса пламенный взгляд – нечего сманивать впечатлительных мальчишек в Управление! Однако видеть затылком детектив, увы, не умел, поэтому назидательный жест пропал втуне, а браниться в присутствии Лиама я не собиралась. Сказала только:

 – О, но для того, чтоб стать сейчас хорошим сыщиком, надо знать очень много. Химию, медицину… Все естественные науки! И, конечно, историю. И разбираться в искусстве! Только я была свидетельницей того, как это дважды пригодилось в расследовании. Молчу уже о математике.

 – Знаю, леди Виржиния, – чуть сник мальчик. – Получается, мне в колледж нужно? А меня возьмут?

 – Шансы вполне велики, – кивнула я, умолчав, что они, скорее, определяются деньгами и влиянием семьи, нежели умом ученика. – Особенно если усердно учиться дома… Но вернуться к учёбе можно с завтрашнего дня, с сегодня нас ждёт только ужин и хороший отдых.

 Если б я знала, как ошибаюсь!

 Тревога, почти иссякшая было, снова усилилась, стоило автомобилю выехать на площадь. Мой особняк был весь в огнях; горело множество окон. А на пороге кто-то расхаживал с фонарём, нетерпеливо, тревожно…

 – Юджиния, – нахмурилась я, разглядев знакомое платье с кружевным воротником. – А в дверях… мистер Чемберс?

 Если б меня ждал один дворецкий, это бы не выглядело так зловеще: собственно, его обязанности включали и подобное. Но Юджи… А уж когда она бросилась нам навстречу, едва завидев автомобиль, то сердце буквально ухнуло в пятки.

 – Леди Виржиния! – голос у Юджи звенел; казалось, ещё немного, и она расплачется. – Беда! Он не просыпается! И доктор пришёл уже, а он всё не просыпается!

 Неосознанно я заключила её в объятия, успокаивая, и погладила по голове.

 – Кто? – губы точно заледенели.

 – Ке… Кеннет, – тихо откликнулась она и всё-таки всхлипнула. – Это из-за меня. Из-за меня!

 Юджи разжала стиснутый кулак.

 На ладони лежали два оберега.

 Два.

 Перед глазами всё поплыло; земля под ногами дрогнула, и сердце забилось громче, громче… Я стиснула зубы до хруста – а потом поняла, что не боюсь.

 Меня переполняет гнев.

 – Эллис, – произнесла я, и голос прозвучал хрипло, неузнаваемо. – Возьмите Лиама за руку, немедленно, и не отпускайте пока. Его благополучие сейчас – ваша ответственность. Мистер Чемберс, – обернулась я к дворецкому. – Принесите для всех чёрный чай и кексы. Юджиния, пойдём со мной, только спрячь обереги… Вот так. И расскажи, пожалуйста, что произошло. И ещё, – я сделала усилие, чтобы смягчить тон, и улыбнулась. – Ты не виновата. А теперь говори.

 Так мы стали подниматься по ступеням. Первым шёл мистер Чемберс, и с каждым шагом походка у него была всё твёрже и увереннее. Затем – мы с Юджи: я держала её за руку, а в другой руке она несла фонарь, и постепенно дрожала всё меньше… Последним шёл Эллис и вёл Лиама.

 С оберегами произошло недоразумение. И, как все недоразумения, его трудно было предугадать – а значит, предотвратить.

 После ланча детям стало скучно, и тихая игра в библиотеке – прятки – превратилась в шумную. Юджиния, которая решила урезонить мальчиков, сама не поняла, когда к ним присоединилась. Бегать было весело, но только до тех пор, пока вдали, у лестницы, не послышалось ворчание Клэра. Мальчики тут же затихли. Юджи поправила им растрепавшиеся волосы, разгладила замявшиеся воротнички, а потом увидела на полу оберег, который я строго-настрого приказала ей носить с собой. Она сунула руку в кармашек на поясе – там было пусто. Подумав, что это её оберег, Юджи подняла его, а мальчиков подтолкнула навстречу к Клэру, который как раз заходил в библиотеку, чтоб узнать, откуда шум.

 …а через час, приступая к уборке в моём кабинете, она поняла, что кармашков у неё два – и во втором тоже оберег.

 К тому времени Клэр, которому надоела беготня дома, забрал мальчиков на прогулку. Его сопровождала Паола, а Джул остался в особняке – ведь далеко уходить они не собирались, самое большое, прогуляться вдоль Гарден-стрит и, возможно, заглянуть в кофейню… Об этом рассказал сам Джул, когда Юджи, совершенно растерянная и перепуганная, подошла к нему и показала оба оберега.

 – Он велел… – Юджи всхлипнула. – Он велел держать их кре-е-епко, никому не давать… А потом через окно как выскочит, как побежит… А я поняла – беда…

 Мне хотелось повторить, что она не виновата, что никто не виноват, кроме Валха. Ведь это он творит зло, он сам есть зло! Но я просто сжала её ладонь чуть сильнее и спросила:

 – И что случилось дальше?

 Мы как раз миновали холл и почти поднялись по лестнице на второй этаж, где располагались детские. Везде горел свет; хлопали двери, словно сами по себе, и казалось, что весь особняк гудит и кренится на невидимом ветру.

 – Они вернулись, все вместе, – шмыгнула носом Юджиния, понурившись. Совсем как ребёнок, а не взрослая уже почти девица. Впрочем, ребёнком она и была. Если маленькая девочка усердно учится или много трудится, взрослей это её не делает, как не сделало проницательной взрослой женщиной Конни Гибсон. А дети… дети беззащитны перед злом. – У Кеннета голова кружилась, его нёс Джул. А потом… потом он заснул. Чарли сказал, что на Гарден-стрит была девочка, что она им улыбнулась и кинула яблоко. Кеннет… Кеннет поймал яблоко, он же повыше, и руки у него больше, и… – бормотание у Юджи стало совсем неразборчивым, и я погладила её по голове, успокаивая.

 – А что с тем яблоком? – спросила я, уже положив пальцы на ручку двери, за которой слышались голоса… и тут дверь распахнулась.

 – Ничего, – произнёс Клэр устало. В скромном уличном костюме скучного тёмно-серого цвета, он выглядел более бледным и худым, чем обычно; уголки губ у него опустились, а между бровей залегла складка, заставляя выглядеть старше. – Никакого яблока не было. Я смотрел за ними почти всё время и заметил бы, если б Кен что-то съел. Да и доктор Хэмптон говорит, что на отравление не похоже… Это всего лишь сон. Очень глубокий сон.

 В глубине комнаты стояла кровать; рядом с ней сидел на стуле доктор Хэмптон и как раз проверял у мальчика пульс. Окна были закрыты, нет, закупорены даже, и воздух казался спёртым, а свет – электрическая лампа – точно мерцал.

 Кеннет Андервуд-Черри лежал на кровати, белый, как полотно; рыжеватые его волосы сейчас напоминали тёмную медь, тусклый металл, а губы были бескровными.

 Вокруг него дрожала… пожалуй, темнота? Да. Темнота.

 Наверное, это было дурно и грубо, но выслушивать Клэра я не стала – оттолкнула его с дороги и прошла в комнату.

 Кажется, сказала: «Присматривайте за Юджинией».

 Кажется, попросила: «Откройте окно, душно».

 Не знаю; возможно, просто подумала.

 …а потом я присела на постель Кеннета, взяла его за руку – и провалилась в сон, как в чёрную бездну.

 Ни движения, ни смысла, ни мысли – только темнота.

 Густая и вязкая, как смола; пачкающая, как чернила.

 Меня словно бы не существует вовсе. Ни осознания себя, ни воспоминаний, ни желаний…

 Я плыву, медленно растворяясь в темноте.

 Пожалуй, это даже хорошо…

 «Нет. Плохо».

 Мысль возникает внезапно; она саднит, тревожит – и словно не принадлежит мне. Голос похож, но не мой; интонации тоже.

 Из темноты начинает проступать силуэт, профиль. Его окружает сияние, но дробное, точно тусклый диск – солнечный ли, лунный ли – разбит на осколки.

 – Как же больно чувствовать себя беспомощной! – звучит тот же голос, но яснее, ближе. Теперь уже не перепутать его с собственными мыслями. – Как больно опаздывать… Но ещё больнее уйти и не сказать слов, которые должны быть сказаны. Не дожить!

 Говорит Эвани Тайлер – сейчас я понимаю это совершенно отчётливо, но вижу лишь тусклый абрис. Воспоминания расцветают внутри меня, как огненные цветы, как пожар – неудержимая и яростная стихия.