Хрустальная сосна - Улин Виктор Викторович. Страница 46
Я остановился. В рюкзаке не лежало ни одной ценной вещи: так, всякое отслужившее век старье, которому находилось применение лишь в колхозе или на овощебазе. И сам рюкзак был латаный-перелатаный, давно следовало купить новый, его тоже не стоило жалеть. Имелась, правда, одна столь же бросовая, но очень дорогая мне вещь: свитер. Старый, потерявший форму серо-бурый свитер неровной ручной работы. Его связала мне Инна — давным-давно, в прошлой жизни… Четыре года назад, когда она еще не ударилась в науку и оставалась обычной женщиной, заботливой женой, и ухаживала за мной.
И сделала то, что делает хоть раз в жизни любая нормальная жена: изготовила мужу теплый свитер. Он, конечно, давно износился, был многажды заштопан на локтях и у ворота, и уже нельзя было надевать его в приличное место, но я упорно не хотел с ним расставаться. Сначала всячески прятал, когда Инна, устраивая периодические разборки в шкафу, пыталась выбросить старые тряпки. В последнее же время, когда Инне стало практически все равно, что творится в доме и что надето на мне — вообще все равно, кроме своей диссертации — я берег его сам. Мне казалось, что в этом свитере, хранящем частицу самого счастливого начала нашей семейной жизни, мне теплее и уютнее, чем в любом другом, даже самом новом.
Расставаться с этим свитером казалось невозможным до боли. Но отстраненным сознанием я понимал, что с рюкзаком до электрички не дойти. И я скинул с плеча сначала одну лямку — чтобы падающая тяжесть поклажи не увлекла меня за собой — потом вторую. Рюкзак мягко плюхнулся в пыль, и мне сразу стало легче. Теперь мое тело ничего не весило. И я легко плыл по воздуху над землей, отклоняясь то вперед, то назад — куда тянула меня рука — но, сохраняя неустойчивое равновесие, продвигался к цели… Кровь грохотала во мне, отдаваясь тяжелым звоном, и я не сразу различил тяжкий гром мотора, настигающий меня сзади. Кто-то ехал, отчаянно газуя на первой передаче. Отступать на обочину я уже не мог, не имея возможности отклоняться от своего плавающего курса. Объедет, — отстраненно подумал я. — А если нет… То, может, это и к лучшему. Все равно уже нет никаких сил идти… Но все-таки я оглянулся. Ко мне медленно приближался тот самый зеленый «ЗИЛ», что остановился у реки возле лагеря. Ехал он неуверенно, виляя от обочины к обочине, ежеминутно рискуя соскользнуть или врезаться в дерево. Видимо, я ошибся в своих предположениях и мужики куда-то спешили, раз быстро приговорили свою водку и двинулись дальше.
Грузовик загудел длинно и тревожно. В последний момент еще теплившаяся во мне тяга к жизни пересилила: скатившись с дороги и едва не упав в канаву, я прижался к забору. Однако совершенно неожиданно машина затормозила — вздрогнув и резко осев своей тяжелой тушей, подняв облако пыли. Мотор заглох, и кругом сделалось совершенно тихо. Только отчетливо трещали кузнечики на невидимом лугу. Жар горячего железа обволакивал меня душной слоистой волной. Я стоял и тупо смотрел на пьяный грузовик. Я не знал, зачем он тут, и мне было все равно.
Дверца кабины неуверенно распахнулась, показалась длинная голая нога в пляжной тапочке… И на дорогу спрыгнула Ольга. Я опять потряс головой, отгоняя видение, потому что это, ясное дело, продолжался бред. Хотя с какой стати фея обрела форму Ольги на грузовике? Ведь я никогда не питал к ней абсолютно никаких чувств. Но это была Ольга. Именно она и никто другой. Не Вика, не Катя, не Тамара… Высокая и черноволосая, в неизменном оранжевом купальнике.
— Это… ты? — глупо пробормотал я, чувствуя, как тяжело ворочается язык в пересохшем рту.
— Как видишь, — спокойно ответила она.
— А ты… от… куда?
— Оттуда, — она махнула рукой в сторону лагеря. — Давай руку.
Забирайся скорее в машину, поедем на станцию…
— Так ты… — я верил и не верил; происходящее все еще казалось бредом.
— За мной, что ли, приехала?
— За тобой, за тобой, а то за кем же… Давай, помогу…
Ольга уверенно схватила меня за здоровую руку. Прикосновение ее было прохладным и приятным. Точно, как у той самой феи. Я не помнил, как сумел взобраться на высокую подножку и упал на горячую подушку сиденья. Внутри машины все плавилось от жара, но все-таки это была машина, которая могла довезти меня до станции. Но Ольга… При чем тут Ольга?…
А она уже вскочила в кабину:
— Слушай, там рюкзак на дороге валяется… Это не ты потерял?
— Я. Только не потерял, а сам бросил. Мне с ним было бы не дойти…
— Подожди, я сбегаю сейчас…
— Нет, — ко мне вернулось прежнее, идиотское мужское достоинство. — Я… сам… схожу.
— Сиди уж! Я быстро сбегаю… Просто я развернуться не могу на этой машине, руль слишком тяжелый… И задним ходом тоже не сумею сдать, не вижу ничего. Я сейчас! — прокричала Ольга уже снаружи. Я сидел в прокаленном грузовике, тупо разглядывая налепленные там и здесь переводные картинки и не мог понять: где я и что с мной происходит. Мне было лучше: то ли состояние мое перемежалось волнами, то ли я просто успокоился, увидев перспективу доехать до станции…
— Вот и я! — Ольга забросила рюкзак и уселась за руль, решительно хлопнув дверцей. — Теперь можем ехать.
— А откуда машина? — спросил наконец я. — Как они тебе ее дали?
— Я сама взяла.
— Угнала?!
— Не угнала, а взяла напрокат, — ответила она, повернувшись ко мне со светлой, не виданной мною улыбкой.
— А они…
— Не волнуйся. Они в дупель пьяные и спят, как сурки. До вечера проспят — там четыре пустых бутылки валялись… Не успеют очухаться, как я им машину верну.
— Ну ты даешь…
— А на всякий случай я записку оставила. Если вдруг встанут раньше времени.
— Губной помадой за зеркале? — плоско и пошло усмехнулся я, мгновенно вспомнив ее разрисованную помадой грудь и тут же отметив, что мне точно стало лучше, раз могу думать о таких вещах.
— Нет, на бумажке, — серьезно ответила она, не поняв шутки.
— Но почему именно ты?…
— Ну надо же было тебя спасать, в конце концов. Я сразу поняла, что ты недалеко уйдешь, хоть и потащился, как третьеклассник… А больше некому. Мужики рыбачат еще. Да и вообще толку от них… Ольга презрительно махнула рукой.
— Ладно, надо ехать. Только вот почему-то она заглохла у меня, — спохватилась Ольга, будто только сейчас заметив, что мотор молчит.
— Ты когда затормозила, на нейтралку не перевела.
Левой рукой, которая, слава богу, была здоровой, я взялся за рычаг переключения скоростей. Подергал туда-сюда, нашел свободное положение.
— Ну вот, теперь заводи, — сказал я.
— А как?
— Ключом, ясное дело.
— Так тут нет никакого ключа…
— А как ты у речки завела?
— Не помню. Просто взяла и все кнопки подряд стала нажимать, она вдруг сама завелась. Сейчас уже и не помню, что нажимала… Ольга взглянула на меня так жалобно и беспомощно по-женски, что я забыл о своем положении, о том, что эта женщина приехала меня спасать. Я снова стал мужчиной, и знал, что должен разобраться.
— Сейчас посмотрим и найдем, — сказал я как можно спокойней, хотя понятия не имел, как заводится этот раздолбанный «ЗИЛ», в котором не имелось даже ключа.
Прямо над баранкой был примотан изолентой здоровенный тумблер с красным шариком на конце. Я щелкнул — на приборной доске погасла единственная уцелевшая лампочка и медленно упала какая-то стрелка. Зажигание, понял я, хотя довольно смутно разбирался в подобных тонкостях. Я вернул тумблер в прежнее положение. И заметил, что под рулем, также обмотанная изолентой, болтается на двух переплетенных проводах большая черная кнопка — явно снятая с какой-то сельхозтехники. Наверняка это был стартер. Я нажал кнопку — под полом раздался длинный скрежет, мотор стрельнул дымом, потом заработал ровно и тяжело.
— Поехали, — удовлетворенно сказал я.
— Ну ты молодец… — пробормотала Ольга, двумя руками вцепившись в огромный, обмотанный все той же синей изолентой руль и напряженно глядя вперед. — Так здорово машину знаешь…
— Ничего я не знаю. Просто интуиция. А так я вообще даже водить не умею.