Кто-то внутри 2 (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич. Страница 26

«Стратегически мое решение более выгодно. Мы не должны решать проблемы цинтов, напротив, мы должны создавать им проблемы, и чем больше, тем лучше».

Нихонца я отпустил, исходя именно из этих соображений. Я не знал, насколько он хорош и какого масштаба может достигнуть нанесенный им урон, но он явно был врагом империи и умел убивать симбов. Конечно, в масштабах империи это был даже не комариный укус, но надо же с чего-то начинать. Я и так потратил слишком много времени, ничего не делая.

За год я многое узнал об этом мире, но не стал сильнее и ни на дюйм не приблизился к своей главной цели. Поэтому, когда у меня появилась хоть малейшая возможность доставить цинтам неприятности, я просто не мог ее упустить.

«Такими темпами никто не увидит результатов и через сто лет», — заявил Сэм. — «А я хочу тебе напомнить, что ни у кого нет этих самых ста лет».

Если послушать демона, то можно было подумать, что все уже решено и дело нами проиграно. Но мой папенька в приступе алкогольного идеализма однажды заявил мне, что никакое дело не может быть проиграно, пока есть хотя бы один человек, готовый за него биться. И попросил налить ему еще кальвадоса.

Я прошел на кухню, сделал себе еще чашку этого ужасного растворимого кофе, бросил в нее сахара и принялся задумчиво помешивать его ложкой, глядя в окно на окружающую меня вечную серость. Мне нужно было выйти на улицу и окунуться в нее с головой. Нельзя служить приманкой, не выходя из собственного дома.

Я снова перестал понимать, чего пытается добиться Ван Хенг. Вряд ли он стремился от меня избавиться, в таком случае ему куда проще было бы сделать все самому. Он получил свой товар и не мог рассчитывать, что заполучит остальное — те, кто придут меня убивать, совершенно точно его с собой не принесут. Может ли быть, что таким образом он просто взял паузу, решая, что со мной делать дальше?

Я надеялся, что это так. И было бы очень неплохо, если бы он проглотил наживку и отправил меня туда, где я мог бы стать сильнее. Конечно, не существовало ни единой возможности, что он позволит мне стать равным себе, думаю, он не позволил бы это и любому цинту из его организации, но мне хотелось, чтобы мысль о том, что было бы неплохо заточить свой меч, прочно осела у него в голове.

Я допил кофе, накинул куртку и вышел на улицу. Пришло время изображать мишень.

Я был человеком действия, поэтому мне очень хотелось, чтобы что-нибудь произошло, пусть это даже будет попытка моего убийства, но со времени моего разговора с Ван Хенгом прошло уже два дня, а ничего так и не происходило.

Я сидел дома, гулял по улицам, ездил на общественном транспорте, пил в барах, бродил по полупустым — с деньгами на оккупированных территориях было не очень хорошо — торговым центрам, обновляя свой гардероб. Я завтракал в одном и том же кафе, я ужинал в разных местах, благо, теперь я не был стеснен в средствах, а точнее, отпала необходимость, чтобы я таковым выглядел, я любовался разведенными мостами и возвращался домой под утро по пустынным улицам, иными словами, предоставил всем желающим практически безграничное число возможностей для покушения на мою жизнь, но все усилия пропали втуне.

Мир катился к черту, а я снова возвращался к тому состоянию, в котором провел свой последний год. Состоянию овоща, никчёмного прожигателя жизни, который даже удовольствия от этого процесса не получает.

Погода по ночам уже стояла холодная, так что, окончательно замерзнув на улице, я зашел в бар, сел за стойкой и заказал себе коньяка. Минут через пять, когда дорогой напиток теплом разливался по моим конечностям, рядом со мной уселся незнакомый молодой человек.

Я нашел это отчасти странным, ибо перед барной стойкой было полно свободных мест, но только отчасти. В барах обычно бывает куча людей с дефицитом общения. Они часто подсаживаются к незнакомым людям и пытаются завести разговор, может быть, просто в надежде раскрутить собеседника на выпивку.

Но этот был не из таких. Он заказал себе пива, сделал глоток из высокого бокала и только после этого заговорил, глядя строго перед собой.

— Холодно сегодня, да? Зима близко. Со дня на день ожидают заморозки на почве, а там уже и до снега недалеко.

— Я не заказывал себе к коньяку еще и прогноз погоды, — сказал я невежливо. Мне хотелось дать ему понять, что пустопорожние разговоры меня не интересуют. Или ему есть, что сказать, или он идет к черту.

Оказалось, что есть.

— Не дергайся, поручик, — сказал он. — Ты под прицелом трех крупнокалиберных винтовок. Не знаю, можно ли тебя убить одним залпом, но здоровья он тебе точно не прибавит. А если задумаешь бежать, то знай, что на улице стоит машина, а в ней — двое бойцов с пулеметом.

Что ж, с одной стороны, повстанцы не оправдали моих надежд и оказались глупее, чем я о них думал. Но с другой — меня радовали хоть какие-то перемены в моем скучном распорядке дня.

— Я и не дергаюсь, — сказал я. — Тем более, не собираюсь в ближайшее время выходить на улицу. Сам же говорил, что там холодно. Любезный, плесните мне еще коньяка! Не стесняйся, лей до краев!

Если вдруг понадобится действовать, то Сэм мгновенно меня протрезвит. Даже если я сам не буду его об этом просить.

Бармен достал из-под прилавка бутыль и наполнил мой бокал, как я и просил. Я выложил перед собой банкноту.

— Сдачи не надо.

— Спасибо, приятель, — и он удалился в другой конец бара, где о чем-то беседовал с официантом, попутно протирая стаканы.

— А ты хладнокровный сукин сын, — сказал подсевший ко мне повстанец. — И коньяк хлещешь так, что просто загляденье.

— Ты именно об этом хотел поговорить? — холодно спросил я.

Если бы они хотели меня убить, то напали бы без предупреждения. Три крупнокалиберных винтовки и пулемет… Что ж, даже если мой собеседник не блефует, нужна большая удача, чтобы уложить симба при помощи столь невнушительного арсенала. Симб ведь тоже не будет сидеть на месте и терпеливо ждать, пока его тело нашпиговывают свинцом.

— Нет, — сказал он. — Разумеется, не об этом. Но я просто не могу не выразить своего восхищения, когда вижу человека с выдающимися талантами.

— Тогда ближе к делу.

— Мы уже поняли, что ты на поводке у Ван Хенга, — сказал он. — Какой длины этот поводок?

— Сам посуди, — предложил я. — Ты хоть понимаешь, что это ловушка и попал в нее не я?

— Мы вели тебя больше двух часов, — сказал он. — И не обнаружили, что за тобой следит кто-то еще. И на тот случай, если на тебе есть жучки, у меня в кармане лежит установщик помех.

Детский сад, как я уже и говорил. Если бы Ван Хенг следил за мной при помощи жучка, то возникновение помех стало бы первым поводом для того, чтобы он насторожился. И в таком случае до прибытия агентов, способных оценить собственными глазами, оставалось всего несколько минут.

А этот парень треплет языком и теряет время, даже не знаю, каким запасом этого ресурса он располагает.

Однако, если он не врет, и они действительно следили за мной последние два часа, то в слежке они не так уж плохи. Я ничего не заметил. Может быть просто потому что это занятие мне просто наскучило, но все же…

Я не стал ничего говорить. Наверное, в этот момент стоило окончательно вычеркнуть местное сопротивление из всех моих планов. Они безнадежны.

Вместо этого я обратился к Сэму и спросил, как обстоят дела с меткой Ван Хенга. Сэм заверил меня, что она не более активна, чем на протяжении всех последних дней, за исключением только эпизода на объекте.

Похоже, что за мной действительно никто не присматривал. И в чем тогда заключается его гениальный план?

— Если в том, что ты рассказывал Нурлану, есть хотя бы частица правды, если в тебе осталось что-то от русского офицера, ты не должен сотрудничать с оккупантами, — сказал он, случайно и сам того не ведая ударив меня в самое больное место.

В мою честь.

А может быть, и не случайно. Может быть, у них были специалисты, попытавшиеся составить мой психологический портрет и выдавшие ему основные тезисы для беседы. Материала у них было немного, но, возможно, они опирались на тот факт, что я не перебил всех их людей, когда имел такую возможность.