Френдзона - Лавринович Ася. Страница 28

– Чего? Каких еще молодцев? – искренне воскликнула я. – Погоди-погоди… Колька…

– Не знаю, кто там, Колька, Толька… Мне все равно! Но на Антона больно смотреть! Лицо – один сплошной синяк. – Маринка громко всхлипнула. – И еще перелом ключицы…

Я подавленно молчала. Ливень барабанил по крыше беседки. А из Маринкиных глаз катились огромные слезы, одна за другой.

– Не ожидала я от тебя такого, Инна. Вот, значит, как ты решаешь конфликты. Просто отлично! По-другому и не скажешь. – У Маринки дрожал подбородок.

– Марина, клянусь, я не просила Кольку избивать Антона! – в свое оправдание закричала я. – Просто хотела, чтобы он с ним поговорил… о нашем недопонимании.

– О вашем недопонимании мне Антон тоже рассказал. И о причине, по которой его исключили из прежней школы, я давно знаю. Этим ты шантажировала моего парня? Но дело закрыто, Инна! Антон ни в чем не виноват, это уже доказано следствием. Почему ты сразу не рассказала мне об этом конфликте?

– Я не знала, как тебе сказать, – тихо призналась я. – Боялась, что ты разочаруешься в своей первой любви…

– В итоге я разочаровалась в подруге, – жестко ответила Марина. – И от этого мне не менее больно.

Я не находила слов для ответа. Разве такого исхода я хотела? Нет, конечно нет! Разумеется, у меня чесались руки намылить физиономию наглому Кораблеву. Но чтоб дело зашло так далеко, до больницы…

– Я не знаю, когда Антон сможет приступить к учебе, – вновь заплакала Марина. А я вспомнила слова Кольки о том, что Кораблев не пойдет на олимпиаду по обществознанию. У меня даже голова закружилась.

– Ты не представляешь, каких усилий мне стоило уговорить Антона не выдавать тебя отцу. Ты знаешь, что он мог с тобой сделать за любимого сына? Антоша сказал папе, что на него напали случайные хулиганы. Это был мой последний добрый поступок для тебя, Инна.

«Какое благородство со стороны Кораблева», – промелькнуло у меня в голове. Нет, я могу ответить за случившееся. И Колька должен получить по заслугам. Но и Антону досталось не просто так, а за все обидные слова, произнесенные в мою сторону. Пусть и не такого наказания я ему желала.

– Что ты молчишь, Инна? – прикрикнула на меня Марина.

– А что я могу сказать? – нахмурив брови, ответила я. – Мне жаль, что так вышло. Я этого не хотела.

– Тебе жаль? Ты не хотела? – взорвалась Маринка, размазывая руками слезы по щекам. – И ты ведь даже не извинишься перед Антоном, верно? Это не в правилах железной леди Инны Зырянцевой – признавать свою вину! У тебя же язык отсохнет попросить прощения? Да?

Маринка кричала, сжав кулаки. Никогда я не видела ее такой сердитой и расстроенной. Никогда она не повышала на меня голос. Никогда так громко не рыдала. Я в который раз не находила слов для оправданий и просто молчала.

Марина резко отвернулась от меня и выскочила из беседки под дождь. Зонт она открывать не стала, он повис у нее в руке, а сломанная спица сиротливо болталась. Капли дождя стекали по лицу.

– Завтра я пересяду за другую парту, – сердито буркнула Марина.

Подруга вновь развернулась и, сутулясь, побежала по лужам в сторону своего дома. А я еще долго просидела в беседке, опустив голову. Состояние было скверным. Я не знала, как быть дальше. Ливень и не думал прекращаться, с крыши время от времени стекали ручейки холодной воды. Крупные капли продолжали барабанить по крыше беседки, внезапная головная боль стучала в моих висках в такт. В голове крутилась фраза, которую Маринка, стараясь перекричать шум дождя, бросила мне напоследок:

– А та девчонка с выставки, с которой ты видела Антона, это его сестра-близнец. Они ведь похожи, неужели ты не заметила, Инна?

Глава десятая

Вот уже неделю Марина, как и обещала, сидела за другой партой. Единственное свободное место оказалось рядом с соседом Кораблева. Так что я осталась в классе одна-одинешенька.

Про Антона по школе ходили разные слухи. Ни Маринка, ни Кораблев никому о настоящей причине отсутствия не говорили. Официальная версия случившегося: случайные уличные хулиганы. Позже история обросла новыми подробностями: некоторые говорили, что Антон спас от лап грабителей бедную старушку, на которую напали в подъезде. В общем, Кораблев, сам не ведая того, стал в нашей школе настоящим героем.

Конечно, большинство одноклассников удивились, почему Маринка пересела от меня. За все одиннадцать лет учебы мы всегда сидели на всех уроках вместе. Многие девчонки сгорали от любопытства и приставали на перемене к Маринке с расспросами.

– Петрова, ну поведай же нам, – начинала в очередной раз Катя Пивоварова, подруга Куницыной. – Почему вы с Инной разбежались?

– Ага, просим-просим подробностей! – поддакнул кто-то из одноклассниц.

– Отвалите уже от меня, пожалуйста! – сердито огрызнулась Маринка. Многие такой реакции от спокойной Петровой не ожидали. Пивоварова аж отпрянула, кто-то присвистнул.

Я лежала за партой и прислушивалась к их разговору. Последнюю неделю эта поза – в моих фаворитах. Такая апатия на меня напала из-за нашей с Мариной ссоры и случившегося с Кораблевым, что хотелось абстрагироваться от всех проблем, вернуть время назад, все переиграть… Эти мысли душили меня и не давали покоя.

– Ну, если Петрова так реагирует на наши расспросы, то от злючки Зырянцевой тем более ничего не узнаем, – прогудела Куницына. Как обычно, больше всех ей надо. – А где она вообще? Ты чего там улеглась? Дождемся мы от тебя подробностей?

Я, не поднимая головы, помаячила кукишем. Чтоб Куницына меня увидела и не переживала, куда я пропала. А заодно и отцепилась. Валя презрительно фыркнула.

Маринка незлопамятная, это точно. Сколько раз ей серьезно попадало от строгих родителей. Тогда подруга клялась всем на свете, что больше слова им не скажет, вообще соберет все вещи и из дома убежит! Из-под домашнего ареста. Даже один раз как-то серьезно собиралась в железнодорожную кассу за билетом на поезд, хотела уехать к каким-то дальним родственникам. Но уже вечером, когда я звонила ей на домашний узнать, на какой стадии ее план побега, Маринка беспечно заявляла, что она сейчас занята: пьет с родителями на кухне чай.

Или же ее ухажеры. Почему-то никто надолго с Мариной не задерживался. Пара походов в кино и: «Все, Марина, до свидания. Рад был с тобой пообщаться, ты классная девчонка, но…» Антон – это первый молодой человек, с кем у Маринки завязались серьезные отношения. До этого подруга жаловалась: «Нет во мне никакой загадки, Инна. Парням ведь непростые девушки нужны, с характером. Большинство вот стерв предпочитает. А я? Что я? Я – это я, такая, какая есть. Никого из себя не строю. Им, видимо, это быстро надоедает». Всякий раз после того, как Маринке никто не перезванивал, она проклинала бывшего кавалера на чем свет стоит: «Ух, гад! Вот ненавижу! Чтоб я ему еще “привет” хоть раз сказала при встрече? Да не дождется!» Однако это не мешало ей позже поболтать с кем-либо из этих «предателей» по телефону или пропустить по чашке горячего шоколада в кафе. В общем, Маринка была отходчивая и незлопамятная. В отличие от меня, разумеется.

После случившегося я на мировую не шла. Всем сердцем понимала, что неправа, поступила низко, сама того не осознавая. Но сделать первый шаг и извиниться не могла. Так и жила эту неделю с грызущим меня изнутри чувством вины. На уроках слушала объяснения учителей вполуха, оттого получила несколько двоек по разным предметам. Дома не выходила к ужину, чем серьезно беспокоила маму. Не было аппетита. Ну что, правда, что ли, язык отсохнет сказать «Извини»? Я даже пару раз пробовала прорепетировать свою речь перед зеркалом. Это было ужасно. Если я еще перед Маринкой с горем пополам смогу это произнести, то перед Кораблевым… Лучше даже не думать об этом!

Мучительная неделя в ссоре с Мариной тянулась ужасно долго. Ситуацию усугубляло то, что рядом со мной никого больше в этот момент не было. Сашка уехал на две недели на какие-то сборы от своего университета. В общих чертах, краснея, я ему рассказала о случившемся по телефону. Я думала, друг развопится, мол, я же говорил тебе, что так вопросы не решают, я был прав и бла-бла-бла. Но Сашка в ответ на мой рассказ только тяжело вздохнул в трубку и проговорил: «Господи, Инна, какой же ты все-таки еще ребенок».