Господин следователь. Книга 3 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 17

Из напитков, окромя чая, был еще и коньяк, который мы с батюшкой не спеша пили и что-то французское, для матушки. Я бы и сам с большим удовольствием выпил вина, но пришлось соответствовать.

Матушка и отец хозяйничали, радовались возможности побыть вместе, всей семьей. А я…

С одной стороны, радовался. Все-таки, и заутреня, и небольшая доза коньяка способствует эйфории.

А вот с другой… Опять, что называется, накатило. Чувствовал себя не то самозванцем, не то безбилетным пассажиром, занявшим чужое место в вагоне, а тот, чье место я занял, остался на перроне, под дождем и под снегом.

Есть сказки про «подменышей», когда злобные твари, вроде троллей, подменяли человеческого ребенка своим отродьем, а родители, так и оставались в неведении. Или напротив, смогли как-то опознать подмену, но все равно, продолжали любить чужого ребенка.

Эти люди, считающие меня своим сыном, меня очень любят, заботятся. Думаю, что они не только последние деньги за меня отдадут, но и жизнь.

А я чувствовал себя сволочью, хотя не считал себя виноватым. В чем я виновен? Я в это время не просился. Даже сейчас, с удовольствием бы вернулся в свое прошлобудущее, к цивилизации, к тем людям, что мне по-настоящему дороги. Но что мне делать-то? Вскочить, закричать — дорогие мои родители, я не ваш сын⁈ Я кукушонок, вытолкавший из гнезда вашего мальчика, занявший его место!

Наверное, решат, что у Ванечки с головой что-то случилось, врача надо вызвать или еще проще — выпил мальчишка лишнего, вот и понесло.

Поэтому, загнал свои мысли куда подальше, просто сидел, улыбался, поддакивал, ел с аппетитом и даже, в общей сложности, выпил две рюмки коньяка.

После трапезы мы все дружно отнесли на кухню грязную посуду и остатки еды.

— Потом помою, — сообщила матушка, с сомнением посматривая на свои изящные ногти и на парадное платье.

Ну да, прислугу-то мы отпустили. А кухарка тоже неизвестно — придет или нет. Ей тоже дали отпуск до завтра.

— Могу я помыть, — вызвался я. — Мне бы только лоханку какую.

Зря я что ли титулярный советник и кавалер? Авось, с тарелками- вилками управлюсь. Посуду я в этом мире уже мыл — стаканы из-под чая. Вроде, еще тарелку из-под бутербродов. Или не мыл, а собирался? Здесь посуды побольше, но ничего, справлюсь. Горячая вода в самоваре есть. Правда, не знаю, как мыть без «Ферри»? Может, с мылом попробовать?

— Ваня, ты ерунду не говори, — фыркнул батюшка. — Посуду он станет мыть! Не барское это дело грязные тарелки мыть. И ты, Оленька, руки не вздумай марать. Полежит до завтра, ничего с ней не сделается, а на чем ужинать, мы отыщем. Завтра девки придут — все вымоют.

Не стал спорить. Как можно спорить с вице-губернатором, да еще и с отцом? Тем более, что если есть для мытья специальные люди, то ну его нафиг, грязную работу.

— Я бы, прилегла ненадолго, — сказала матушка. — Голова болит, вздремну пару часиков. Потом нам еще в гости ехать, на благотворительный праздник.

— Конечно-конечно, — согласился отец. — А я посижу, ко мне из канцелярии должны прийти. Иван, ты не хочешь поспать? Или посидим, поговорим, кофе попьем?

Рождество праздник, но не для всех. Пока шли от храма домой, видел городовых, мерзнувших на своих постах, отец говорил, что в канцелярии сидит дежурный. Вице-губернатор на службу не выходит, но к нему на дом приносят все сообщения и донесения о случившихся событиях в губернии.

— Я бы тоже кофе попил, — сообщил я. — Еще — о полицейских делах бы поговорил. Есть у меня кое-какие соображения.

— О делах, говоришь? — призадумался батюшка. — Если о делах, тогда придется еще бутылку коньяка доставать. И под деловые разговоры лучше пить чай, а не кофе.

— Только всю не пей, — строго сказала матушка. — И мальчику много не наливай. Споишь ребенка.

— Так он и так пьет, словно муха, — возмутился батюшка. — Пока его спаиваешь — сам сопьешься. Эх, Степана нет, придется самовар самому кипятить.

Кажется, я остался без кофе. Ну, что поделать. Кабинетный самовар стоял там, где ему и положено — в кабинете у батюшки, хотя, вроде к чему бы ему там стоять? Все равно чаем занимается камердинер.

Отправили матушку спать, сами занялись самоваром. Поначалу хотели отнести в кабинет воду и угли, но решили, что проще притащить сам самовар. В нем и всего-то литра полтора, нам хватит.

Смешно, наверное, со стороны наблюдать, как двое солидных мужчин, в мундирах (у одного генеральский!), при орденах, наливают воду в самовар, засыпают угли. А вице-губернатор, оказывается, вообще позабыл, как ставят самовары. В трубу, правда, воду он не пытался залить, как немецкий шпион со старой картинки, но смотрел растерянно. Хорошо, что сын молодец, управился. Все-таки, у меня опыт, приобретенный, благодаря на «эгоисту».

Но вот, самовар вскипел. Дальше мы принялись искать — где заварочный чайник, где заварка? Опять-таки — повезло вице-губернатору с сыном. Он и чай отыскал — в буфете, на верхней полке. И чайник. Не зря я судебный следователь!

Ладно, на самом-то деле я просто вспомнил, где хранит все это дело моя хозяйка. Зато коньяк и рюмки отец отыскал без труда.

Потом мы с отцом потащили все наверх. Подумаешь, расколотили чашку, рассыпали по полу конфеты. Посуда бьется к счастью, а с конфетами ничего не сделается, я их аккуратненько соберу, они в фантиках.

Никто ничего не видел, а мы с господином вице-губернатором не признаемся.

Я не решился поставить самовар на сукно, потянул к себе какую-то папку, но отец зашипел — дескать, тут депеши секретные, которые он домой для работы брал, подставь лучше что-то попроще, вроде министерских Циркуляров. Их все равно присылают в губернию сотни по две, а то и по три, непонятно, куда и девать.

Установили самовар, расставили чашки, насыпали конфет прямо на стол. Батюшка пошел готовить закуску — то есть, резать сыр и лимон, а я сбегал в свою комнату за тетрадкой. Той самой, за которой ходил в лавку собственными ножками. Только, она уже не чистая, а записана наполовину.

Я же, умник такой, в Череповце потратил несколько вечеров, чтобы освежить в памяти и бертильонаж, и дактилоскопию, записал все, что удалось вспомнить. И, разумеется, оставил записи в своем кабинете, в здании Окружного суда. Собирался ведь заскочить, забрать, а потом из головы вылетело.

Мы пили чай, батюшка время от времени отхлебывал по половинке рюмочки, а я, листая, тетрадь, вещал об антропологической системе регистрации преступников, предлагая организовать при Санкт-Петербургской сыскной полиции специальный кабинет, в котором задержанных станут измерять по самым различным параметрам: рост, высота сидя, ширина вытянутых горизонтально рук, длина и ширина головы, правого уха, левой ступни. У меня вышло семь параметров, но в реальности их должно быть больше[1].

Вице-губернатор внимательно слушал, время от времени задавая вопросы:

— А как станем женщин измерять? Волосы мешать станут. Да и как полицейский мужчина будет бабу, пусть и преступницу, обмерять? А что с детьми делать? У нас сегодня немало малолетних воров, с ними-то что? Они, чай, расти станут? Чтобы путаницы не было, как листы измерений раскладывать станем?

Вопросы, нужно сказать, достаточно дельные. И отец еще не спросил — возможно ли такое, что параметры совпадут? Но Чернавский-старший, хотя и не был полицейским, как таковым, был прекрасно осведомлен о необходимости регистрации преступников. Несовершенная регистрация лучше, чем никакой.

— Имеются, в твоих предложениях и недочеты, и сыровато, но общую суть уловил, — сказал отец. — Если все оформить, как следует, до ума довести, а еще неплохо, чтобы таблицы или картинки нарисовать — как и чем измерять, то не стыдно уже к министру идти. Скажи-ка, что ты собираешься с предложением делать?

— Думал тебе отдать, — сказал я. — Я ведь тут никаких открытий не сделал, прочитал где-то, что в Европе уже такое используют. Вроде, в Париже. Фамилию даже слышал — Бертильон. Не то жандарм, не то просто чиновник. Так что, бери, дорогой батюшка тетрадь, до ума доводи — все тут твое.