Господин следователь. Книга 3 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 19

— Интересно, а что на месте преступления делается? — спросил я вслух.

— А что там делается? Исправник из Валдая приехал, показания записал, вот и все. Преступники, скорее всего, на санях были. Сторожа повязали, все самое ценное взяли, и умчались, — фыркнул батюшка. — А к чему тебе это?

— Просто думаю — если преступники в санях были — кто-то что-то да видел. Масть лошади, цвет саней. Сколько грабителей? Приметы?

— Сынок, ты никак собираешься в Валдай ехать, грабеж раскрывать? — усмехнулся Чернавский-старший. — Вижу, что словно охотничья собака стойку сделал. Нет, Ванюшка, это преступление должна Валдайская полиция раскрывать. И отпечатки пальцев мы пока снимать там не станем. Сам понимаешь — толку не будет.

Я с уважением посмотрел на батюшку. Безо всякой подсказки догадался, что отпечатки можно изымать на месте происшествия, но делать это следует сразу, пока все не заляпали.

— Вон, посмотри, — передал мне батюшка еще одну бумагу. — Приятель твой пишет, Абрютин. В вашем уезде курьез случился.

Ну вот, стоило мне в отпуск уйти, оставить уезд без догляда! Что за курьез-то?

'Его Высокопревосходительству господину Новгородскому губернатору Александру Николаевичу Мосолову.

Довожу до Вашего сведения, что 22 декабря 1883 года в селе Гоша произошел следующий досадный инцидент.

Помещик Череповецкого уезда, Сергей Николаевич Веселов, в военной или гражданской службе не состоявший, на белой кобыле, в новодельном мундире французского подполковника времен империи Наполеона, со старой шпагой в руке, во главе отряда потешных солдат, обшитых в мундиры французской пехоты, с ружьями, похожими на настоящие, с развернутым знаменем неизвестной нам иностранной воинской части, вошел в село Гоша Даргунской волости. В селе он с отрядом был неожиданно атакован тамошними крестьянами, использовавших камни и поленья. Господин Веселов был сбит с кобылы, а его воины, подвергнувшиеся нападению со стороны жителей Даргунской волости начали разбегаться, а те, кто пытался оказать сопротивление, были избиты жесточайшим способом.

Сергей Николаевич Веселов и его «потешные», кто остался в селе и не успел убежать, в количестве восьми человек, были связаны и препровождены в сарай, после чего староста села Гоша отправился за конной стражей.

Один из потешных — Федор Якушев, которому была проломлена голова, отнесен крестьянами в земскую больницу, где ему сделали перевязку, но помещать на лечение отказались, ввиду того, что у Якушева не оказалось денег.

Урядник Даргунской волости, прибывший на следующий день, опознав в задержанном помещика, а в потешных — крестьян разных деревень, отпустил всех на волю, выразил недовольство жителям села, применивших физическую силу.

Помещику Веселову возращена принадлежавшая ему кобыла, эфес шпаги и сломанное лезвие, а также шесть стволов. Остальные, со слов крестьян, были отданы кузнецам на перековку.

Господин Веселов обратился с жалобой на жителей села Гоша, требуя возместить ему материальный ущерб, выразившийся в уничтожении знамени 23 полка линейной пехоты. Со слов помещика, оное знамя было выписано из Франции за двести рублей. Также помещик считает, что крестьяне должны компенсировать ему утрату 14 стволов, что выкованы им за свои деньги.

Ввиду того, что ущерб не превышает суммы в 500 рублей, жалоба г-на Веселова и рапорт урядника конной стражи переданы в мировой суд.

Исправник череповецкого уезда надворный советник Абрютин'.

Про местного помещика — Сергея Николаевича Веселова я слышал. Еще бы не слышать, потому что его мать в девичестве носила фамилию Десятова и, стало быть, приходилась родственницей покойного супруга Анны Николаевны, тетушки моей Леночки. Впрочем, все дворянство Новгородской губернии кем-нибудь да приходилось друг другу. Подозреваю, если мы с Леночкой начнем копаться в хитросплетениях наших генеалогических деревьев, обнаружим, что и мы состоим в родстве.

Сергей Николаевич Веселов испытывал невероятную любовь к императору Наполеону Бонапарту, преклонялся перед его гением. А дед Веселова — полковник Дмитрий Десятов, во время войны 1812 года командовал Череповецким ополчением, дошел до Парижа, был награжден орденом святой Анны 2 степени и золотым георгиевским оружием.

Дома у господина Веселова не было портрета деда, зато на самом почетном месте красовался портрет императора Наполеона I. Картины и гравюры с батальными сценами, прославлявшими французскую армию украшали стены, а пространство между ними заполнено французским оружием, кирасами, касками и киверами. В застекленных шкафах хранились вазы и вазочки, чашечки и тарелки либо с самим императором, либо с его маршалами. В шкафу хранились книги, некогда принадлежавшие Бонапарту, а перед камином (специально приказал сложить!) стойка с чубуками, из которых, якобы, курил Наполеон. Не упомню, чтобы кто-то писал, что Бонапарт курил, но все может быть.

Веселов тратил половину доходов со своего немаленького имения на пополнение коллекции «наполеоники», частенько наезжал за новыми экспонатами в Москву и в Санкт-Петербург, что-то выписывал из Франции.

Прослышав, что в некой деревне Устюженского уезда сохранился мундир пленного француза, Сергей Николаевич не поленился туда съездить и отыскать нынешнего владельца. И тот, с огромным трудом, не то в курятнике, не то на чердаке, нашел-таки остатки синего мундира, лишив моль законной добычи.

Даже мебель в доме Сергея Николаевича в стиле «ампир», а жена ушла от него через полгода семейной жизни, потому что супруг заставлял ее выходить в свет в платьях, вышедших из моды семьдесят лет назад.

Сергей Николаевич не ограничился коллекционирование, а пошел дальше. Пошив мундиры наполеоновской армии, изготовив с помощью деревенского кузнеца ружья, нанял парней и мужиков помоложе, обрядил их во французскую форму и, в ноябре — феврале, пока нет полевых работ, принялся воспроизводить великие сражения — и те, которые Наполеон выиграл, и те, что тот проиграл. Впрочем, из-за отсутствия армий других государств, господину Веселову удалось разгромить своего противника и под Лейпцигом, и под Ватерлоо. Пейзане из его деревень, из соседних, с удовольствием нанимались на службу, облачаясь в чужие мундиры. Чего бы не «повоевать», если дурной барин готов платить по полтиннику в день? За такие деньги в Пошехонье или Рыбинске целый день бревна возить.

Видимо, на это раз помещик Веселов решил не ограничиться своей волостью, а выдвинулся вперед, чтобы показать себя во всей красе перед соседями и перед пейзанами. А крестьяне, судя по рапорту Василия Яковлевича Абрютина, военных реконструкторов не оценили.

Когда я прочитал рапорт, отец спросил:

— Ну, что скажешь?

— А что сказать? Веселову надо было соседей предупредить, что не вражеское войско вторглось в пределы России, а собственные придурки, то есть, любители наполеоновской эпохи идут[1]. Считаю, что мужики из Гоши — молодцы. Если бы Веселов русскую пехоту восемьсот двенадцатого года создал, а крестьяне их побили, я бы уголовное дело открыл. Не знаю, по какой статье Уложения, придумал бы. А так — честь им и хвала.

— Что еще заметил?

Что там еще? Да, кое-что насторожило.

— Земская больница в Даргуне отказалась помочь раненому крестьянину. Вернее — первичную помощь оказала, но на стационарное лечение не положила.

— Стационарное? — не понял отец.

— На лечение в больнице. То есть — в стационаре, — быстренько пояснил я

— А, понятно. Молодец, что заметил. Это, между прочем, не первый случай, когда земская больница Череповецкого уезда отказывает человеку в помощи. Хорошо, что Якушев жив остался, а вот другой крестьянин, которому отказали, умер. Из канцелярии мы в ваше земство отписали, выразили недоумение, так господин Румянцев ответил — дескать, лечение одного больного в земской больнице обходится в 9 рублей в месяц. Если губернское правление так печется о здоровье череповецких крестьян, то пусть оно выделяет на неимущих дополнительные средства. Не хамство ли это?