Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 44

А мне нужно несколько секунд, чтобы облизать сухие от волнения губы и так же хрипло ответить:

— Привет.

Какие-то мгновения мы молчим. Сжавшись в напряжённый комок на диване, я всматриваюсь в лицо Тимура. Выискиваю на нём следы побоев: ссадины, кровоподтёки. Но ничего не замечаю. Уже неплохое начало…

— Решила дождаться? — Горин отмирает и направляется к столу. Ставит на него пакет, в котором тут же гремит что-то стеклянное.

С трудом нацеживаю слюну во рту, чтобы не чувствовать это противное першение в горле. И только потом говорю:

— Решила.

Тимур как-то рвано вздыхает. Он достаёт из пакета несколько стеклянных бутылок. В полумраке я не могу разглядеть этикетки, но догадаться, что это, несложно. Вряд ли Тимур купил себе лимонад. Я хмурюсь, а он тем временем продолжает выкладывать содержимое пакета на стол.

— Голодная? — спокойно интересуется Горин, а потом усмехается: — Котлет, правда, больше нет, но я купил бич-пакет*.

Чувствую, что спокойствие, которое сейчас демонстрирует мне Тимур, напускное. Даже в серебристом полусвете фонаря с улицы я замечаю — его плечи напряжены, а движения татуированных рук какие-то чересчур резкие.

— Тимур, а тебе обязательно было драться прямо сегодня? — на одном дыхании произношу я.

На секунду он застывает у стола. Перестаёт выкладывать еду из пакета. Потом просто берёт одну из бутылок, и через секунду я слышу характерный «чпок». Тимур открывает стеклянную тару.

Обернувшись ко мне, он подпирает пятой точкой стол, подносит к губам бутылку и делает несколько жадных глотков из неё. А после тяжело выдыхает, ставя её рядом.

— Ну… — хмыкает Тимур и расслабленно совершает привычный жест: прячет ладони в передних карманах джинсов. — Мне позвонили, сказали есть вариант размяться и заработать.

Я плохо вижу лицо Горина. Оно скрыто от бликов фонаря, но по наклону его головы понимаю, что он смотрит прямо на меня. Я всем телом ощущаю тяжесть его взгляда. И больше не чувствую той теплоты, что собирала возле себя все эти часы, завернувшись в плед.

— Несколько дней назад ты лежал пластом. У тебя до сих пор глаза красные. Мало тебе в прошлый раз по голове дали? Тебе вообще к врачу надо было, а ты берёшь и снова едешь туда, — чётко и с осуждением проговариваю я.

— Ничего не случилось, сегодня бой был лёгким. Пять ударов — и вуаля. Я победил. Кстати, — Тимур тянется опять к пакету. Достаёт оттуда какой-то свёрток и лёгким движением пальцев разрывает его. А потом делает к дивану шаг, протягивая мне несколько бумажек. — Держи.

Много времени мне не нужно, чтобы разглядеть: в его руках деньги. Перед моим носом сейчас пятитысячные купюры.

— Зачем? — перевожу взгляд с оранжевых бумажек на Тимура. Смотрю на него снизу вверх, изумлённо распахнув глаза.

Теперь, когда он стоит рядом, я могу увидеть его лицо: каменное, напряжённое.

— Честно заработала. Это моя плата за неудобства.

— Я не собираюсь брать деньги.

От моих слов Тимур клацает языком:

— Хватит строить из себя святошу. Бери.

И его кривая усмешка как оплеуха для меня. Я подрываюсь на ноги, позабыв, что на мне нет обуви. На моих стопах только носки, и я становлюсь ими на ледяной пол. Плед слетает с меня туда же.

— Строить святошу? — я вскидываю подбородок, чтобы взглянуть прямо в глаза Тимуру. У меня в груди закипает обида. То есть для него я что-то из себя строю? — Думаешь, я здесь из-за денег? Неужели ты не понимаешь, чем сегодня мог для тебя закончиться бой?

— Ты серьёзно сейчас пытаешься отчитывать меня? — прямо в лицо мне фыркает Тимур.

Мой нос тут же ловит запах хмеля. Значит, я не ошиблась. В бутылках точно не лимонад. Раздражение тут же бьёт по моим нервным окончаниям. Хочется своими же руками постучать по бритой башке Тимура. Мало того что он участвует в драках, когда это опасно для здоровья, так ещё и пивом заливается. Почему он такой баран?

— Я не отчитываю, — не перестаю смотреть в глаза Тимура, глядящие на меня с таким уже привычным пристальным прищуром. — Я просто пытаюсь тебе объяснить…

— Что объяснить? — он резко обрывает меня, дёргаясь вперёд. Теперь мы вообще стоим перед друг другом нос к носу. Он смотрит на меня сверху вниз, а я, держа подбородок приподнятым, снизу вверх. И Тимур, сжав челюсть, выговаривает всё мне прямо в лицо. — Что я прячусь в какой-то халупе? Что мой отец заблокировал все карточки и за эти несколько дней даже не позвонил мне? У меня нет ни копейки денег. Я жру сраный доширак или еду, что притащишь мне ты. Я замёрз и голоден как собака. Здесь даже помыться нормально нельзя. Или ты думаешь, я в восторге от таких условий? Мне. Нужны. Деньги, — последние слова Тимур произносит словно топором режет.

А меня уже потряхивает от его тупой упёртости. Я чувствую, что моё тело будто бы знобит, как при гриппозной горячке. Даже щёки горят. Всё, о чём я говорю, как в пустоту.

— Горин, у тебя было сотрясение, а ты снова отправился размахивать кулаками. Тебе нужен отдых хотя бы первые недели.

— Ну давай я здесь развалюсь на диване, — Тимур выбрасывает руку вперёд, указывая за мою спину, — буду плевать в потолок, а ты так и будешь возить мне еду в контейнере и чёртовы печенья. Будешь, а? — с откровенной издёвкой спрашивает он, а его правая с выбритым уголком бровь демонстративно выгибается.

— Каждый день не смогу, но, когда мама будет на дежурстве, это вполне возможно.

Тимур так и застывает в одной позе: с вытянутой рукой и с лицом, полным недоумения. Хлопает глазами, словно видит меня впервые… И в его взгляде плещется откровенная растерянность. Я сама стою перед ним и не двигаюсь. А Тимур неожиданно просто хрипло смеётся. Слегка запрокидывает голову, и с его каменных скул и стиснутой челюсти исчезает напряжение.

Это вводит меня в ступор. Горин всё-таки поехал крышей? У него припадок? Но смех Тимура замолкает уже через секунду. Так же резко, как и начался. Горин медленно опускает голову. Снова встречается со мной взглядом, прожигая своим раздражением.

— Тебе твой грёбаный нимб на башке не жмёт? — летит с губ Тимура.

Я ощущаю болезненный удар сердца в груди. Я не отвечаю на вопрос. Просто шумно проглатываю его в себя. А Тимур уже понижает голос до шипения:

— Хватит быть такой идеальной. Зачем ты приезжаешь сюда? Заняться больше нечем?

— Я просто помогаю тебе, — произношу тихо и честно.

А в ответ Тимур резко хватает меня за плечи. Сжимает их так, что я приоткрываю рот от боли и ловлю губами воздух. Но отвести взгляд от лица напротив с играющими на нём желваками не могу.

— Зачем?! — рычит Тимур, встряхивая меня как тряпичную куклу. — А? Зачем ты вообще решила мне помогать? Назови хоть одну причину для этого!

Его дыхание частое и рваное. Ноздри раздуты, и в таком полумраке глаза Тимура кажутся дикими. Если бы взглядом можно было испепелять людей, то сейчас бы через его пальцы, стискивающие мои плечи, просочилась горстка пепла. Что я могу ответить на эти вопросы? Только правду. Я не боюсь сейчас Тимура. Я просто хочу, чтобы он хоть что-то понял.

— У тебя никого больше нет, — вполголоса произношу я. — Тебе же не к кому обратиться за помощью.

Я чувствую, как пальцами Тимур всё сильнее вдавливается в мои плечи. А его лицо… Мгновенно оно становится ничего не выражающим. С него пропадают все эмоции. Стираются за секунду. Как и взгляд. Он тухнет, становясь пустым.

— Уйди, — сдавленно шепчет мне Тимур и так резко отпускает свои тиски, что я теряю равновесие, с размаха приземляясь попой на диван.

— Тимур… — осторожно начинаю я, но по веранде уже разлетается грубый крик, звенящий во всех её окнах.

— Я сказал, пошла отсюда на хрен! Уйди! — орет Горин. Кулаки его сжимаются, а тело дрожит так, как будто сейчас через него пропускают не одну сотню вольт.

И я подскакиваю с дивана как с катапульты. От этого крика сердце долбится о грудную клетку, руки и ноги трясутся, в глазах уже литры слёз… Я быстро надеваю кроссовки, хватаю свой рюкзак с пола и вылетаю с веранды. За спиной громко хлопает дверь, а сама я несусь отсюда прочь, спотыкаясь о кривые стыки дорожки.