Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 42

— Надевай, — говорит так, будто бы приказывает.

Я хлопаю глазами, обескураженно переводя взгляд с непроницаемого лица Тимура на его худи и обратно.

— Зачем?

— Ты же не поедешь в испорченной куртке? И в одной рубашке не поедешь. В этом, — глазами указывает на своё худи, — будет тепло.

— А ты? Здесь же тоже холодно. Ты сам в одной футболке, — мямлю растерянно.

— Три пледа решат проблему. А плед с Русалочкой тем более, — усмехается Тимур.

Я не двигаюсь. Сжимаю пальцами чужую кофту, но не спешу её надеть. Только Горин всё решает за меня сам.

Ему не составляет никакого труда обхватить меня за талию и поднять на ноги. Моя куртка летит на пол, а ворот чёрного худи оказывает уже на моей шее.

И, пока я округляю глаза, Тимур берёт мою правую руку и просовывает в нужный рукав, а потом то же самое проделывает с другой рукой и рукавом. Моё тело становится как у тряпичной куклы. Оно даже не сопротивляется.

Тимур по-свойски трогает меня, а я не дышу. Особенно когда его ладони оказываются у меня на спине. Он уверенно расправляет безразмерное для меня худи по моему телу.

А потом тёплые пальцы касаются моей шеи. Скользят по коже, когда аккуратно собирают мои распущенные волосы из-под капюшона и укладывают их сверху. У меня появляется странная дрожь в коленях. Я смотрю только на шею Тимура, боясь и моргнуть.

И все эти секунды я будто бы выпадаю из реальности. Да и пол под моими ногами кажется зыбким.

— Теперь можешь ехать. Куртку дома постираешь, — произносит Тимур, отступая на шаг.

— Спасибо, — глухо отзываюсь я и взгляда на него не поднимаю.

Я вдруг очень хочу сбежать. Нужен свежий воздух. На этой веранде мне тесно рядом с Тимуром.

Мои движения становятся какими-то сумбурными и дёргаными. Я резко хватаю с пола испорченную куртку, запихиваю её в рюкзак, зачем-то хаотично осматриваю всю веранду, старательно не попадая взглядом в Тимура, и только потом как-то невнятно прощаюсь с ним уже у самой двери:

— Я… кхм, — судорожно выдыхаю, не оборачиваясь к Горину, — домой. Будь на связи, если что.

***

Маршрутку до Ростова трясёт на дороге, как попрыгунчик. А мне всё равно.

Я сижу, прислонившись головой, накрытой капюшоном худи, к окну. У меня тяжелеют веки с каждым вдохом запаха, который пропитал чёрную ткань.

Прижимаю к горячим щекам ладони, на которые натянуты длинные рукава худи. Потом касаюсь своей шеи. Веду пальцами по тому же месту, к которому прикасались пальцы Тимура.

Этот запах такой… тёплый, обволакивающий. Если я закрываю глаза, то у меня кружится голова, немеет в груди. Так пахнет Тимур — терпко и особенно. Одна мысль, что это запах его кожи, покрытой узорами татуировок, и мне перестает хватать кислорода в лёгких. Низ живота словно скручивает, но это так непривычно приятно… Сердце и пульс тут же сходят с ума.

И, кажется, я тоже схожу с ума.

Всю дорогу до дома я не могу надышаться тем запахом, которым меня окутало худи Тимура.

*чек аут- процедура выписки из отеля при отъезде.

Глава 29

Глава 29

В аудитории стоит недовольный гул. Сейчас здесь собран весь поток первокурсников нашего юридического факультета. Но после пяти пар сидеть и ждать нашего куратора не планировал никто, в том числе и я. У меня в рюкзаке аккуратно сложено худи Тимура, которое я собираюсь вернуть сегодня, хоть он и не просил. Он вообще со вчерашнего дня не выходит со мной на связь.

Приехав домой, я просто написала, что добралась благополучно. И на это получила сообщение в виде смайлика.

Я бы могла не ехать к Тимуру сегодня, но маму неожиданно попросили подменить заболевшую медсестру из другой смены. А значит, её снова нет дома.

Пока всё складывается как нельзя лучше. Даже косые взгляды Петровой на моё серое пальто, что мне пришлось надеть вместо разрисованной куртки, не портят мой настрой. Я буду выше тупых выходок тиктокерши.

А вернуть Тимуру худи нужно. Во-первых, он шастает там в одной футболке. Во-вторых, я повела себя ненормально. И сегодня утром мне стало стыдно. Приехав домой, я не сняла кофту Тимура. Я прямо в ней легла на свою кровать. Ещё этот запах. Он словно накачал меня усталостью. Просто хотелось немного отдохнуть с дороги. Но сама не понимаю, как проспала в чужом худи до пяти утра. Я завернулась в него, как в кокон: вкусно пахнущий и тёплый.

Да и вообще. Я не ожидала от Тимура. Обычно он колючий и злой, а вчера… Кажется, парочка колючек точно отвалились от него, что удивительно.

Так что я нервно поглядываю на часы, потому что маршрутка до Таганрога уходит с автовокзала через сорок минут. И я точно опоздаю, если куратор не придёт в ближайшие секунды. Но наконец она заявляется в аудиторию.

— Все сели и замолчали, — просит громко с порога. — Объявление будет короткое.

— Как член Петухова? — слышится мужской ржач с самых задних рядов.

Я вздыхаю. Кто такой Петухов, понятия не имею, но, видимо, в параллельных группах тоже есть свои Петровы — любители травить и выкидывать гадкие шуточки в адрес других.

— Галёрка, рты закрыли, — шикает куратор, хлопая рукой по столу на кафедре. — Вы, наверное, в курсе, что на следующей неделе в нашей академии состоится студенческая весна? — По аудитории разносится гул одобрения, а куратор повышает голос: — Поэтому в очередной раз напоминаю — сие мероприятие для первокурсников обязательное. Этот год юбилейный для академии. Будет не только ректор, но и губернатор.

— А проститутки будут? — опять доносится с конца аудитории.

И я нетерпеливо закатываю глаза. Пожалуйста, давайте закончим всё это быстрее.

— А ну хватит! — недовольно восклицает куратор. — Я повторяю. Присутствие первокурсников обязательно. Как и дресс-код. Девочки в чёрных платьях до колена и ниже, мальчики в белых рубашках и чёрных брюках. Всем старостам я вышлю памятки…

Больше я не слушаю. Ректоры, губернаторы, проститутки с дресс-кодом... Мне всё равно! У меня тридцать минут до маршрутки.

Из аудитории я выскакиваю одной из первых. Быстрым шагом иду в холл академии и натягиваю пальто на ходу. Притормозить приходится возле турникетов у выхода. Там уже образовалась небольшая пробка из студентов, мечтающих, как и я, поскорее слинять отсюда.

— Ну что, Просветова, — у меня за спиной раздается голос Петровой, — идёшь на студенческую весну?

Я терпеливо прикрываю глаза — это всё провокации, нельзя вестись — и цежу ровным тоном:

— Ты же слышала, что обязаны прийти все.

— Мы, кстати, с Женей платье тебе уже нашли. Оно в правом углу холла, — фыркает Полина.

Я не хочу смотреть туда, но срабатывает какой-то дурацкий рефлекс. И, пока мои ноги топчутся у турникета, взгляд тут же косится направо. А там уборщица расправляет огромный чёрный пакет для мусора.

Петрова и Красно уже ржут у меня за спиной. Я так сильно стискиваю в руке пропуск, что его тонкие рёбра впиваются в ладонь. Как же хочется развернуться и…

Но я складываю губы и выдыхаю тихо этот зарождающийся порыв злости.

— Шикарно. Мне нравится. И тебе, кстати, тоже, пойдёт, — насильно заставляю себя говорить без эмоций.

— В отличие от некоторых, у меня есть вкус и возможности выглядеть шикарно.

— А лучше бы были мозги.

— Что ты там вякнула? — Чувствую, как меня дёргают за рукав пальто.

В этот момент передо мной появляется сам турникет. Я резко отстраняюсь от клешней Петровой.

— Говорю, что безмерно счастлива за тебя, Полин.

Бросив это через плечо Петровой, я не собираюсь ждать её ответа. Быстро прикладываю пропуск к турникету, толкаю его и выскакиваю на улицу. Меня ждёт маршрутка на автовокзале.

***

По дороге в Богудонию я решаю написать Тимуру. Достав телефон, открываю наш чат. Горин последний раз был в сети ночью. Странно, уже близится вечер, а он так и не побывал онлайн.

«Привет. Я еду к тебе…»

Палец замирает над экраном, и я задумчиво прикусываю губу. А не звучит ли это как-то… пошло? Стираю сообщение. Печатаю новое.