Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 54

Нервно принимаюсь метаться от стола к кровати и обратно. Я совершенно забываю, что только что собиралась спать и что уже третий день на меня наложен домашний арест.

Желудок сводит от ощущения страха и трепета, когда, пометавшись по комнате туда-сюда, всё же пишу свой адрес Тимуру и сразу же получаю от него ответ:

«Буду ждать у подъезда через пять минут».

Пять минут! Всего триста секунд, чтобы перестать трястись как осиновый лист и встретить Тимура так, будто бы меня действительно интересуют лишь мои тетради.

Но какие там, к чёрту, тетради! Я не думаю о них, когда впопыхах натягиваю на себя вместо пижамы джинсы и толстовку. Спотыкаюсь в коридоре и едва не рассекаю себе лоб об угол вешалки, когда стаскиваю с неё ветровку. Забываю надеть носки, поэтому кроссовки натягиваю на босые ноги. И, прежде чем выскочить из квартиры, притормаживаю перед зеркалом на стене коридора. Вижу в нём своё отражение, и мне оно не нравится. Цвет лица какой-то серый; сухие, потрескавшиеся губы; фиолетовый оттенок под глазами, а волосы хаотично разбросаны по плечам. Скривившись, с досадой стаскиваю с запястья резинку и быстро завязываю тугой хвост на затылке.

Еще бы смазать губы хоть какой-нибудь гигиенической помадой, но уже не до этого — телефон в кармане вибрирует вовсю.

Со своего этажа я спускаюсь, перескакивая по несколько ступенек подряд. Ноги сами несут меня вперёд. И останавливаюсь я, лишь когда за моей спиной с тяжёлым стуком закрывается дверь подъезда.

А перед ним уже припаркована тёмная иномарка, капот которой пятой точкой подпирает высокая фигура во всём чёрном: джинсы и худи с накинутым на голову капюшоном.

Я вижу её и внутри всё сразу же сжимается. В неярком свете уличного фонаря это выглядит пугающе притягательно.

Стучавший до этого момента в висках пульс становится как белый шум. И в груди щемит от какого-то незнакомого, но такого жгучего ощущения… радости?..

Фигура поднимается на ноги и делает шаг вперёд. Ладонь с выбитыми на её тыльной стороне рисунками тянется к голове и стягивает с неё капюшон. И от вида короткого, темноволосого ёжика у меня готовы подогнуться колени.

Это ненормально... Совершенно ненормально так реагировать на появление Тимура, но чувствую себя я именно так. Как будто мне пять, и я вижу подарок под новогодней ёлкой, который так ждала. Я даже дышу часто-часто, застыв у подъезда.

Тимур поднимает на меня взгляд — и по мне уже проходятся мурашки.

— Привет, — он первым нарушает тишину у подъезда. Слегка улыбнувшись, протягивает мне мои тетради. — Вот. В целости и сохранности.

Его голос низкий, всё с той же ленивой хрипотцой, от которой в животе сразу становится тепло.

Я всё-таки делаю несколько нерешительных шагов вперёд. Тянусь рукой к своим тетрадям. Пытаюсь сфокусировать взгляд только на них, но моим глазам этого мало. Поднимаю их выше, на Тимура. Ловлю взглядом уже заметный контур отросшей щетины на его лице… А Тиму идёт... Очень хочется коснуться этой щетины пальцами. Но пальцами я хватаю тетради и сразу же дёргаю их к себе.

— Спасибо, — бормочу смущённо. — Ты как?

— Хорошо, — Тимур жмёт плечами. — Если честно, я просто спал все эти дни. Но на веранде прибрался. А ты как? Как твой домашний арест? — в его интонации слышится немного ехидства. Но не колючего, а какого-то безобидного. — Не думал, что ты сможешь выбраться из дома в такой час.

Облизываю губы со вздохом. Да я и сама не думала…

— Мама на дежурстве. — Прижимаю к себе тетради.

— Ай-ай. Хорошая девочка нарушает правила? — Тим понижает голос и снова вальяжно усаживается на капот машины.

Смотрит с хитрым прищуром, медленно растягивая уголки губ в улыбку. И теперь мне приходится пожалеть, что завязала волосы в хвост. Мои краснеющие щёки и уши и прикрыть нечем.

— Я просто вышла за тетрадями, — фыркаю я, правда это выходит наигранно. — А ты сейчас обратно в Богудонию?

— Вообще-то, нет, — задумчиво тянет Тим, скрещивая руки на груди.

И я сразу хмурюсь:

— А куда?

— Решил прогуляться. Надоело бока пролёживать.

Я закусываю нижнюю губу, а моё воображение очень развёрнуто интерпретирует слово «прогуляться». Почему-то я сразу вижу Тимура в неоновых вспышках клуба и в окружении модных девчонок. Ну а как ещё может гулять Горин?

— Ясно, — выдавливаю из себя, пряча взгляд в раздолбанный асфальт у подъезда. — Ну, постоянно находиться на том диване тоже нельзя. Наверное, с ума сойти можно. Так что потусить где-нибудь с друзьями это… — вздыхаю, а слова уже горчат на языке, — хорошая идея.

— Никаких друзей, — цокает Тим. — Только Пахом.

И я сразу же поднимаю взгляд на Тимура.

— Туда? — спрашиваю осторожно, но с намёком округляю глаза.

Тим кивает.

— Опять драться? — выдыхаю резко и сильнее прижимаю к груди тетради.

— По глазам вижу и догадываюсь — ты осуждаешь, — усмехается Тимур.

— И правильно догадываешься, — бурчу я. — А если тебе опять по макушке настучат?

— Ты сомневаешься в моих силах? — Тимур склоняет голову набок и обиженно надувает губы.

Шумно втягиваю носом прохладный ночной воздух.Сомневаюсь ли я? Да я же просто места себе не найду, если буду знать, что с тобой может что-то случиться, что тебе будет плохо и больно. Я же чокнусь от мысли, что кто-то будет тебя бить…

Но ничего подобного Тимуру я не говорю. Это горит у меня в груди, и там же это я и оставляю. Крепче придавливаю к себе несчастные тетради и сухо отвечаю:

— Если тебе накостыляют, то имей в виду, завтра я не смогу приехать и приложить к твоей полулысой башке подорожник. Понятно? — демонстративно приподнимаю подбородок.

Буравлю Тимура взглядом. Смотрю на то, как он вальяжно подпирает задницей капот машины, вытянув вперёд ноги, и держит руки скрещёнными на груди. И он тоже глаз с меня не сводит. Только если на моём лице сейчас вряд ли можно увидеть что-то, кроме беспокойства, то лицо Тима расслаблено. Он так по-доброму рассматривает меня, стоящую под уличным фонарём с тетрадями в руках, пока уголки его губ заметно дёргаются. Горин явно хочет сейчас улыбнуться во весь рот, но терпит.

И чем больше Тимур пытается скрыть улыбку на своем лице, тем сильнее моё лицо заливается жаром.

— Ань, иди домой, — неожиданно мягко просит Тим, поднимаясь на ноги. Опускает руки и засовывает их в карманы джинсов. — Пахом уже обзвонился. Да и вдруг мама твоя станет тебя искать.

Хватаю ртом воздух. А вот слова про маму звучат обидно! Но лишь стискиваю зубы и отмалчиваюсь. Ну и ладно.

— Доброй ночи, — бурчу Тимуру.

На пятках кроссовок одним движением разворачиваюсь на сто восемьдесят. Передо мной теперь дверь подъезда, а не чёрная иномарка. Я делаю всего два шага вперёд, а перед моим носом уже не просто знакомая дверь, обклеенная со всех уголков старыми объявлениям, а непроходимая, железобетонная стена, и за неё мне не ступить.

Я не хочу идти домой. Не могу. Не хочу сидеть в своей комнате за учебником по английскому. Ноги словно свинцовыми становятся, а подошвы кроссовок будто бы с асфальтом срастаются.

Желание не подниматься в квартиру нестерпимо. Ну что я там буду делать? Ходить из угла в угол? Терзаться своими мыслями? Тем более когда я только что общалась с Гориным.

Слух мой обостряется. Я слышу позади себя шаги Тимура. Слышу, как открывается дверь его иномарки.

Понимаю: у меня есть всего несколько секунд до того, как раздастся хлопок, означающий, что Тим уже сел в машину. А если он заведёт мотор, то эту ночь я буду сходить с ума…

Да, я думаю о наказе мамы: ни шага без её слова, но… у меня так сильно тарабанит в груди сердце.

— Тимур! — резко обернувшись, я повышаю голос.

И застаю его уже садящимся в машину. Но от моего голоса он удивлённо замирает у распахнутой водительской двери и в немом вопросе приподнимает брови.

— А я могу поехать с тобой? — проговариваю на одном выдохе и замираю сама.

Несколько секунд Тимур не двигается и не меняется в лице. Просто смотрит на меня с неподдельным изумлением. И только потом спрашивает: