Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 57

Наблюдаю за тем, что происходит на ринге, боясь моргнуть. Тимур и его соперник сцепились за этой жуткой сеткой. И это далеко не тот красивый и эстетичный бой, который можно увидеть в фильмах. Это драка. Жестокая. Дикая. Омерзительная.

Вижу, как остервенело дарят удары по чужой голове руки со знакомыми узорами татуировок. Вижу, как чужие кулаки, обмотанные красными бинтами, врезаются в рёбра Тимура.

Крики толпы вокруг сливаются с моим пульсом, гудящим в висках. Все звуки превращаются у меня в голове в жуткий, парализующий шум.

Сердце готово вырваться из груди, но заворожённо всё смотрю и смотрю, как Тимур с каждым своим движением и полученным ударом превращается во что-то дикое и неуправляемое...

Он отталкивает от себя противника и сразу же бьёт ему в грудь ногой. Валит на пол и снова наносит удар…

Глаза Тима горят. На лице оскал. Да, Тимур именно скалится, как зверь, обнажая зубы.

Страшно и одновременно невозможно смотреть на него такого. Мне видна вся его злость и ненависть. В каждой каменной мышце, каждом отточенном движении. Я чувствую это через расстояние между нами. И понимаю то, о чём он мне сказал сегодня в машине по пути сюда:«Для меня это просто способ ощутить свободу».

Но неожиданно Тимур пропадает из моего поля зрения. Я больше не вижу сильных, жилистых рук и широкоплечего торса. Испуганно задерживаю дыхание. И потом с ужасом понимаю: Тим теперь сам лежит на лопатках, а его соперник уже вовсю впечатывает кулаки ему в живот и рёбра.

Это всего за секунду! За одну чёртову секунду всё изменилось.

Тимур лежит на полу и получает снова и снова размашистые удары.

У меня леденеет душа.

Тим ставит перед собой блок руками, закрывая лицо. Его тело напряжено и сжато, как пружина. А тот парень всё бьёт и бьёт Тима. Зверски и отчаянно. Народ у ринга гудит.

И страх топит меня уже с головой. Она кружится, и ноги мои слабеют. Я не могу на это смотреть. Я себя действительно переоценила. Не готова вот так стоять и наблюдать, как Тимур дерётся. Как его бьют…

И опять мои внутренности стискивает тошнотворный спазм. Я зажмуриваюсь и медленно отодвигаюсь от щели между плитами.

Дышу, хватая ртом спёртый воздух. Сползаю по холодной стене к полу. Сажусь на корточки и слышу монотонно-тяжёлое уханье толпы!

Прикладываю к ушам ладони и нарушаю главный запрет Тимура: не снимать с головы капюшон. Но он сам сползает с макушки, а я не могу оторвать ладони от ушей, чтобы натянуть его обратно.

Я не хочу слышать того, что происходит там, за этой проклятой чёрной стеной.

Глаза наполняются слезами, готовыми заскользить по моим щекам. Внутри всё слиплось от страха и тошноты.

А за стеной уже стоит адский вой.

— Ну сучёныш. Молодец, — слышу голос Пахома через доносящиеся крики толпы.

Я поднимаю голову и открываю глаза. Он снова стоит рядом со мной в этом узком коридорчике и пускает сизый дым. И улыбается во весь кривозубый рот.

— Чего сидишь? Ты глянь, как раскулачил твой звездюк по рингу того чувака.

— Раскулачил? — боязливо переспрашиваю я.

— Ага. Я ж сказал — не ссы. Тимур выиграл. Готовься сегодня поздравлять своего героя, — Пахом подмигивает мне и заодно показывает языком и щекой пошлый жест, обозначающий минет.

Я замираю, сидя на корточках. Даже пропускаю мимо ушей и глаз похабные намёки Пахома, потому что мне важна другая фраза. Цепляюсь за неё как за спасательный круг.

Тимур выиграл.

— Правда? — смотрю на шрамированое лицо амбала во все глаза.

Ушам поверить сложно. Я ведь всего пару минут назад видела Тима, лежащего на полу.

— А ты что не слышишь, как ликуют те, кто на него ставил? — Пахом делает очередную затяжку.

Из моих лёгких вырывается опустошающий выдох. Дрожащими руками опять натягиваю капюшон толстовки на голову, глотая непрошеные слёзы. Прикладываюсь лбом к коленям. Боже! Тимур выиграл. И мне уже неважно, как он это сделал.

Главное, я не увижу его бездыханное тело посреди ринга. Губы сами тянутся в улыбку.

— Жди его. Сейчас явится, — говорит Пахом.

Я послушно поднимаюсь на слабых ногах, а амбал смотрит на меня, выпуская дым изо рта. Тушит сигарету о стену и с ухмылкой наблюдает за тем, как я с глупой улыбкой и слезами на глазах скрываюсь в его каморке.

***

Тим возвращается туда не сразу. Я жду его, безостановочно меряя шагами тесную комнатку Пахома. Не знаю, сколько проходит времени — мне кажется, что какая-то проклятая вечность, прежде чем Тимур появляется в дверях.

Я замираю посреди каморки. А он стоит напротив. Уже в одних джинсах и кроссовках. Через голое плечо переброшено чёрное худи, а в правой руке крепко зажаты ручки спортивной сумки.

Взгляд Тима замученный. На бледном лице запёкшиеся следы крови, да и на обнажённом, блестящем от пота торсе тоже.

— Ты… — шепчу ошарашенно, панически скользя взглядом по напряжённым мышцам Тима. — Мамочки…

Моё воображение рисовало страшные картинки. Вплоть до того, что Тим будет вползать сюда в прямом смысле этого слова. Но он выглядит гораздо лучше, чем я представляла. Правда, я всё равно замечаю парочку уже появившихся гематом, от вида которых становится не по себе.

— Кровь не вся моя, если что, — успокаивающе произносит он.

Легче ли мне от этого? Нет. Пульс всё так же скачет по венам.

— Ты как?

— Готов принимать поздравления, — самодовольно заявляет Тим, бросив на диван сумку, которая уже явно потяжелела. Стягивает с плеча худи и надевает его. Прямо на голое и грязное тело.

Я, наблюдая, как исчезают под чёрной тканью синяки, только и могу выдавить из себя тихое:

— Поздравляю. Молодец.

Может, Тим и ждал более бурной реакции, но её от меня точно не будет. То, что я видела на этом чёртовом ринге...

— Сможешь вести машину? — неожиданно спрашивает меня Тимур.

Я утвердительно киваю.

— Тогда поехали отсюда? — устало выдыхает Тим, забирая с кушетки сумку. — И не забудь накинуть на голову капюшон.

Снова покрасневшие глаза будто душу мне пронзают. Вдруг так хочется шагнуть вперёд и повиснуть на крепкой шее Тимура. Обнять его. Пожалеть…

Но я лишь вдавливаю пальцы себе в ладонь и согласно киваю.

***

Свет от фар стелется на чёрный асфальт, вылавливая на нём то тут, то там раздолбанные ямы. Я осторожно объезжаю каждую и морщусь, если попадаю колесом в одну из них. Правда, хозяина этой спортивной иномарки не особо заботят мои водительские навыки.

Тимур расслабленно расселся на пассажирском по правую руку от меня. Его глаза прикрыты, а ноги широко расставлены — отодвинутое до упора назад кресло легко позволяет максимально развалиться на сиденье.

Чего нельзя сказать обо мне. Я вцепилась пальцами в руль, сижу на водительском месте, словно кол проглотила. Смотрю одновременно и на дорогу, и в навигатор. Мне нужно не пропустить незнакомые повороты, показанные на экране.

— А почему мы поехали не в Богудонию? — всё-таки задаю зудящий на языке вопрос, когда до места назначения остаётся всего ничего.

Тим устраивается на сиденье поудобнее.

— Я хочу нормально принять душ. Ну и поесть тоже.

— Ты теперь насовсем переедешь в гостиницу? — спрашиваю и понимаю, что не хочу услышать утвердительный ответ.

Даже пальцы сильнее стискивают руль.

— Нет. Всего на одну ночь. Думаю, я заслужил и заработал.

Как можно незаметнее выдыхаю. Вот здесь согласна. Но мне всё же спокойнее с мыслью, что Тим не решит исчезнуть.

Навигатор говорит мне свернуть в ближайший переулок и остановиться у невзрачного здания в несколько этажей. Я очень осторожно паркуюсь напротив, и, как только глушу мотор, со стороны Тима в меня летит:

— Мне нужно, чтобы ты мне помогла снять этот номер в гостинице.

Поворачиваюсь к нему, изумлённо вытянув лицо. А вот об этом и речи не шло, когда мы сюда ехали. Тим открывает глаза и выпрямляется на сиденье:

— Сейчас два часа ночи, я грязный, побитый и совсем не выгляжу так, чтобы меня одного захотели поселить в номер. А ты отлично выглядишь. Доверительно.