Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 60

Чего я ждала? Хеппи-энда? Жарких объятий и признаний?

— Аня! — слышится недовольный крик мамы из-за двери спальни.

Втягиваю носом воздух и сжимаю телефон в ладони. Главное — не пустить слезу при маме.

Все утренние сборы и процедуры я совершаю на автомате. Принимаю душ, чищу зубы, стягиваю волосы в тугой хвост на затылке и даже не глажу помятую рубашку в клетку. Просто надеваю её на себя, заправив в чёрные джинсы.

В голове какая-то вязкая каша. Примерно такая же, которую мама ставит передо мной на завтрак. Я просто мешаю её ложкой не в силах запихнуть в себя ни грамма. Так и сижу, сгорбившись над несчастной тарелкой.

— Как переночевала? — а вот мама с удовольствием уже доедает овсянку.

— Хорошо, — отвечаю вяло и всё-таки засовываю в рот ложку каши.

Приходится давить рвотный рефлекс, когда проглатываю овсянку. И, видимо, это слишком заметно отображается у меня на лице.

— Ты не заболела? — мама сразу же становится обеспокоенной. — Выглядишь не очень.

Я едва не хмыкаю вслух. А как должна выглядеть та, кто вчера раскрыла свои чувства, но так ничего и не получила в ответ?

— Не выспалась, — отвечаю маме.

— Сериалы поди опять свои полночи смотрела, — бурчит она. — Сегодня сколько пар?

— Две.

— Значит, придёшь примерно часам к двум. Я как раз посплю после дежурства, а потом мы…

Но рассказ о маминых планах прерывает мой завибрировавший телефон на углу стола. Два кратких «вж», означающих входящие сообщения.

Я словно удар током получаю. Сразу же вздрагиваю, а сердце подпрыгивает в груди. Кидаю взгляд на телефон, только вот заглянуть на светящийся экран не успеваю. Мой смартфон оказывается в руках у мамы.

— Тебе сообщение, — констатирует она.

Я бледнею. И с ужасом наблюдаю, как мама смотрит в экран моего телефона. Ведь там в уведомлениях видно и отправителя, и содержание сообщения. Леденящая мысль проскакивает у меня в голове. А что, если это Тимур? Что, если он написал мне по поводу вчерашнего?

— Дай телефон, — срывающимся голосом прошу маму.

— Соня пишет, что сегодня придёт на пары, — спокойно заявляет она.

Я чувствую облегчение, но следом ядовитый укол обиды. Это не Тимур…

— А. Да, — выдыхаю я. — Она болела.

— А ещё спрашивает, в каком платье ты поедешь на студенческую весну. Ты собираешься на дискотеку? — мама поднимает на меня взгляд. И по её глазам вижу, что эта информация ей не по душе. — Почему мне не сказала?

Потому что я всё это время думала о парне, что прячу на нашей даче. Но, конечно же, говорю иное:

— Из головы вылетело, — пожимаю плечами. — Всех первокурсников обязали быть на этом мероприятии.

Мамины губы становится одной недовольной линией.

— Ну раз обязали. И когда оно?

— Завтра.

— И в чём ты планировала идти?

— Там дресс-код. Девочки должны быть в чёрных платьях.

— Отлично. Твой выпускной наряд может подойти. Надо подумать над причёской. Должно быть что-то невычурное…

— Мам, можно телефон? — повышаю голос и протягиваю ей раскрытую ладонь. — Я уже ухожу.

Мама несколько секунд смотрит на меня, потом заглядывает мне в тарелку с почти нетронутой овсянкой.

— Ты что-то плохо поела, — холодно отмечает она.

— Некогда. Я опаздываю, — выдыхаю нервно и не свожу глаз со своего гаджета, зажатого в маминых руках.

Она наконец протягивает мне телефон. А я, схватив его, натянуто улыбаюсь, подрываюсь из-за стола и выхожу из кухни.

***

— Анька! — за моей спиной по коридору летит крик, а потом меня буквально едва не сносят с ног.

Соня подлетает ко мне с жаркими объятиями. Сжимает руками так, что перехватывает воздух в лёгких.

На мгновения моё паршивое настроение отступает. Я позволяю себе искренне улыбнуться и так же крепко обнять Трофимову в ответ. Сонька отодвигается от меня и одаривает светящимся взглядом.

— Не поверишь, что я осознала! Лучше я буду просиживать зад на парах, чем полоскать горло календулой. Ангина — это такая дрянь, — она показательно морщит нос.

— Рада, что ты выздоровела! — смотрю на сияющую Соню и даже где-то жалею, что болела именно она.

Вон какая: румяная, радостная…

Заболей я, возможно, не наделала бы никаких глупостей и сейчас могла бы улыбаться не через силу. А Соня уже подхватывает меня под руку и тащит к аудитории.

— Рассказывай. Как дела? Что нового?

—Я прячу Тимура Горина у себя на даче, спала с ним под одним одеялом, была на его боях, а потом поцеловала.

— Аня… — Получаю ты лёгкий удар в бок.

— А? — поворачиваюсь к Соне.

И на меня с удивлением и недоумением смотрят два широко распахнутых глаза.

— Я спрашиваю, что нового было здесь? Чего молчишь? — с нотками обиды произносит Трофимова.

А я понимаю, что ответила на вопрос Сони где-то в своих мыслях.

— Да ничего, — равнодушно жму плечами. — Конспекты, лекции.

— А Петрова и Красно?

— А что они? Их тоже почти неделю не было, — мой ответ звучит одновременно со звонком на пару.

Мы как раз успеваем подойди к дверям аудитории. Сонька заходит туда первой и тут же бросает мне через плечо вполголоса:

— Зато сегодня обе здесь.

А мне можно было и не уточнять. Блестящее и яркое сложно не заметить. На Полине тошнотворно-розовый пиджак, а у Красно теперь новая причёска. Она выкрасила несколько прядей волос в разные цвета радуги. И обеим уже с утра весело: они в голос о чём-то откровенно ржут.

Боже. И почему эти курвы не поступили куда-нибудь в цифровое? А может, есть университет тиктокеров?

Проскальзываю на соседний ряд следом за Соней, которая заняла нам свободную парту. Сегодня у нас две пары философии подряд. Преподаватель уже в аудитории. Он встаёт за кафедру, а группа замолкает.

Преподаватель пофамильно двигается по списку, проверяя наличие докладов. Честные студенты идут отвечать к доске, а ленивые получают минус баллы в рейтинг. Так и проходят пары одна за одной. К концу второй очередь доходит и до меня.

Правда, свою фамилию я слышу не сразу. Уже на второй минуте первой пары я скрываюсь в своих мыслях. Разве можно думать об истоках античной философии, когда почти каждую секунду жду в телефоне сообщение от Тимура?

— Просветова, ау? — Преподаватель стучит ручкой по столу, а Сонька толкает под партой ногой, заставив меня встрепенуться.

— Да. Фёдор Семёнович. Я здесь.

По аудитории раздаются смешки.

— Вижу, что вы здесь. Отвечать будете? — преподаватель поглядывает на меня поверх своих очков.

— Иди уже… — тихо бубнит мне Соня, подталкивая встать. — Сейчас же минус влепит.

Взяв свой доклад, я неуверенно иду к кафедре. Пытаюсь хоть что-то вспомнить из того, что написано на моих листах и о чём сейчас должна идти речь. Тщетно. В моей голове теперь об этом ничего. Как ветром сдуло.

Поэтому, когда оказываюсь за кафедрой и кладу на неё доклад, понимаю, что придётся просто читать.

— Основы философии Фалеса Милетского, — хрипло начинаю я. — Фалес…

— Фаллос, — раздаётся откуда-то с задних рядов, а я запинаюсь.

— Оу, у кого-то явно недотрах, — слышится следом, и, кажется, это голос Красно.

Я откашливаюсь и начинаю заново, но уже повысив голос:

— Фалес Милетский…

— Просветова, а ты фаллос-то вживую хоть видела? — получаю омерзительный вопрос.

И кто бы сомневался, что его мне задаст Полина. Поднимаю на неё глаза. Она жжёт меня ядовитым взглядом. Воздух в моих лёгких тяжелеет, и я не знаю, что толкает меня демонстративно огрызнуться:

— Видела.

Глаза Петровой сверкают, а преподаватель ударяет по столу ладонью.

— Так! А ну, замолчали все. Аня, а ты продолжай или тоже получишь минус десять баллов перед самым зачётом.

Сжимаю пальцами края кафедры и читаю доклад дальше. Но периферическим зрением всё равно не могу выпустить Петрову. Как будто чувствую, что на этом она не остановится. И оказываюсь права.

Пока я просвещаю своих одногруппников о том, что в области геометрии Фалес установил ряд равенств, Полина достаёт телефон. Я замечаю, что его камера какое-то время направлена на меня.