Парный танец (СИ) - "Tau Mirta". Страница 27
Кафель всё-таки сделал своё чёрное дело. Балансируя на нём, Гарри так и не смог расслабиться до конца. Люциус это заметил: чуть отдышавшись, опустился на колени и потянул его за собой. Гарри вцепился в борт ванны, наблюдая, как язык Люциуса скользит по его члену. Припухшие от поцелуев губы поймали головку, нежно сжали, принимая глубже, ещё, а потом медленно выпустили, почти полностью, и опять… При этом Люциус умудрялся ловить его взгляд, не давая закрыть глаза, заставляя смотреть. Не в силах сдержаться, Гарри вскинул бёдра; несколько резких толчков, и он кончил – на выдохе, с тихим стоном. Люциус не отстранился.
Потом он мягко выпустил его и обнял, уткнувшись лбом в подрагивающий живот, а Гарри гладил влажные светлые волосы так же, как вначале, когда он мыл его шампунем с неизбежно горьким запахом диких трав.
*
На подгибающихся ногах они добрели до кровати. Люциус рухнул как подкошенный и моментально заснул. Гарри погасил свет и лёг рядом, уже зная, что ему заснуть не удастся. Он метался в поисках решения проблемы, которую и выразить-то было нельзя. Всё было хорошо, и в то же время всё было очень плохо. Беспокойная несытая тварь внутри подняла треугольную мордочку, разбуженная одной фразой Люциуса.
«Ты сегодня что-то тихий».
Так не говорят тому, с кем просто приятно проводят время. Или говорят? Гарри приподнялся на локте, пытаясь в темноте разглядеть лицо Люциуса. Он не умел читать по нему, не умел проникать в его мысли. А спрашивать боялся – ведь можно услышать «нет». И что тогда? Закончить роман и пожать друг другу руки? Или притворяться, что и тебя абсолютно не волнует, почему он сегодня так устал и что там творится с чёртовыми бочками на одной винодельне во Франции. Гарри снова лёг и прижался к нему теснее. Люциус, не просыпаясь, повернулся так, чтобы ему было удобнее. Гарри вздохнул.
Летом всё по-другому. Это время не принадлежит обычному ритму жизни, и поэтому летом может случиться всё, что угодно, и ничего не кажется странным или неудобным. Лето не имеет ни прошлого, ни будущего, оно повисает в напоенном солнцем воздухе, точно цирковая проволока, по которой так легко скользить беспечным канатоходцем. И неизбежно наступает момент, когда нужно спрыгивать на землю, где ждёт учёба, знакомые и «обычаи социума», в которые Люциуса вписать не получалось. Нет, можно было бы оставить так, как есть, врать и изворачиваться, флиртовать с девчонками для отвода глаз… Гарри сделалось тошно. Нет, так он не сможет. Он вдруг представил, как расскажет обо всём Рону и чуть не застонал в голос. С другой стороны, лучше так, чем то, что получилось с девчонками.
— Что такое? – пробормотал вдруг Люциус. – Кошмар?
До Гарри дошло, что он весь как деревянный от напряжения. Он кивнул и чуть не сгорел со стыда, когда Люциус обнял его и пробормотал что-то успокаивающее. Невероятным усилием воли Гарри заставил себя расслабиться, но заснуть так и не удалось. Он незряче всматривался в темноту, ощущая, как под ладонью часовым маятником стучит сердце Люциуса.
Утром, когда тот причёсывался у зеркала, измученный бессонницей Гарри выпалил:
— Я уезжаю.
Рука с гребнем на миг замедлилась, но тут же возобновила размеренное движение.
— Вот как. И куда же?
— На море.
— Вот как.
— Ты… — Гарри набрал воздуху в грудь. – Ты поедешь со мной?
Люциус встретился с ним глазами в зеркале и покачал головой.
— Нет.
Казалось, он хочет добавить что-то ещё, но сдерживается. Молчал и Гарри. Он понимал, нужно что-то сказать. Но на слова сил не осталось, и он бездумно наблюдал, как Люциус отточенным движением связывает в хвост ускользающие пепельные пряди. Потом он обернулся.
— Хорошей поездки.
Гарри кивнул. Люциус окинул его странным нечитаемым взглядом, достал что-то из кармана мантии и положил на стол.
— Давно хотел вернуть.
И вышел.
Гарри вылез из постели, подошёл к столу. Увидев оставленную вещь, он невесело рассмеялся. Люциус вернул очки, оставленные когда-то в клубе приватных танцев.
Именно тогда, когда Гарри записался на магическую коррекцию зрения.
====== Глава 11 ======
Через два дня Гарри уехал. До конца лета оставалось чуть больше недели; нелепо было куда-то срываться, да и не хотелось, на самом-то деле. Но Гарри, стиснув зубы, пошвырял в сумку вещи и спустился в гостиную.
— Элоиза!
Всё ещё обиженная сова с умеренным интересом свесилась с облюбованных часов.
— Балконную дверь оставляю открытой, летай, где хочешь. На кухне пять тарелок с печеньем, в каждой разное. В вазочке осталось курабье, сразу много не ешь, оно жирное. И пожалуйста, не обижай Кричера! Я вернусь через неделю.
— Уррр? – сова озадаченно склонила голову.
— Пока, — Гарри нырнул в камин.
— Уррр!!!
Элоиза сорвалась со своего насеста и заметалась у камина с жалобным клёкотом, но зелёное пламя уже погасло.
*
Когда два года назад Гарри пришёл в Министерство заказывать порт-ключ, то понятия не имел, куда хочет поехать. Просто подальше — так он и сказал девушке из Отдела Перемещений. Та удивлённо смотрела на измученного, вконец отощавшего Героя, который стрелял по сторонам глазами из-под чёлки – боялся репортёров и поклонников.
— На колдографиях вы казались повыше, — брякнула она и густо покраснела. Гарри только усмехнулся. Девушка, справившись со смущением, продолжала: — Нам нужно название конкретного населённого пункта или государства, куда вы хотите попасть.
Гарри задумался.
– Чтобы тепло. Тихо, людей поменьше. И чтоб море.
Он беспомощно развёл руками – всё равно, мол, куда. Девушка смерила его задумчивым взглядом и поднялась.
— Подождите немного.
Гарри слышал, как она шепчется с кем-то в соседней комнате. Ему действительно было всё равно, куда ехать. Только бы побыстрее.
— Мы с девочками решили, вам нужно в Испанию, — заявила, вернувшись, министерская ведьмочка. – Например, в Таррагону, на Коста-Дораду.
Гарри поднял на неё умоляющие глаза.
— А можно сегодня?
— Вообще-то, нет… Но я посмотрю, что можно сделать, — она понимающе улыбнулась. – Вы заслужили отдых.
Через пару часов он получил порт-ключ и горсть леденцов «Берти Бобс» на дорожку. Они оказались, как на подбор, со вкусом южных фруктов…
Гарри вспоминал об этом, бредя по улицам маггловского городка. Солнце жарило немилосердно, в городе царила сиеста – время опущенных ставней и пустых улиц. Но Гарри знал, что в остальные часы, даже ночью, тут довольно людно, поэтому шёл, не останавливаясь, и вздохнул с облегчением при виде знакомого дома, стоящего на отшибе. Там держали пансион супруги Альварес. Он – худой и молчаливый старик, напоминающий гранда в изгнании. Она – говорливая толстушка, называющая Гарри не иначе как «me bonito Americano(1)». Комната для него нашлась и в этот раз.
Гарри не говорил по-испански, а сеньора Альварес ни слова не знала по-английски, но её это не смущало. Наконец он кое-как отбился от многочисленных вопросов корявыми bien и gracias и сбежал на пляж. Гарри хорошо помнил ощущение безмятежности и счастья, которое удалось обрести после войны именно здесь, и надеялся, что и в этот раз ласковые воды тёплой Медитерраны примут его, успокоят и очистят. Но всё шло не так. Пронзительный запах водорослей раздражал, песок забивался в кеды, солнце жгло чувствительные после лечения глаза. Мысли неизбежно возвращались к Лондону, дому и… Нет, к чёрту. Он приехал сюда отдыхать, и он будет отдыхать. Гарри упрямо торчал на пляже до вечера, плавал и нырял до одури, валялся на раскалённом песке. Результат был предсказуем: он жестоко обгорел.
Следующие два дня Гарри не выходил из комнаты. Сеньора Альварес сердобольно причитала над ним, поила холодным чаем и мазала сожженную спину мазью. Мазь помогала, но запах имела отвратительный. Гарри прятался от солнечных лучей за опущенными шторами, ощущая себя скользким, вонючим и абсолютно несчастным. Где-то внизу сеньора Альварес ругала мужа; она занималась этим с утра до вечера, а вот голоса её супруга Гарри не слышал ни разу. По всему выходило, что либо он немой, либо этот брак был заключён на небесах. Или просто в паре всегда один должен уступать другому? И если да, то до какого предела?