Корабль - Брандхорст Андреас. Страница 52

Шахта вела в комнату, освещенную химической лампой, где стоял только шкаф с маркировочной одеждой, инжектор с несколькими программируемыми патронами и небольшой мобильный морфер. Устройство питалось от ядерной батареи, обеспечивающей достаточное количество энергии. Ее выбросы были крайне низкими и терялись в общем потоке Кластера. Максимилиан взял морфер размером примерно с человеческую руку.

– Мы его не проверяли, – сказал он. – Должен работать, но мы его не проверяли.

– Он же работает в породах, правда?

– Да, но…

– Переодевайтесь, быстро. – Она уже сняла с себя одежду, и Найтингейл последовал ее примеру. – И уколите себя вот этим.

Она взяла инжектор, установила три дозы и передала его Найтингейлу.

– Это запрограммировал Ньютон.

– Новые микроидентификаторы? – спросил Найтингейл.

Он без колебаний засунул руку в инжектор, приложил его к шее и нажал на пуск. Устройство тихо зашипело.

– Да. Они передают нам идентификационные сигналы сервомеханизмов. А адаптивная одежда дает соответствующие сигнатуры зондирования.

– Это глупо, – сказал Максимилиан. – Я, конечно, помогал Джасперу и Ньютону, но это глупо. Вы действительно верите, что Кластер примет нас за сервомеханизмы?

– Мы сможем пройти обычное зондирование.

Она забрала инжектор у Найтингейла и ввела новые микроидентификаторы, преобразовав свои из Саманта-284 в СМЕ-14 245-Ф, характерные для рабочего сервомеханизма с конденсатом разума. – К тому же в Кластере нас никто не подозревает.

Она бросила устройство Максимилиану:

– Теперь твоя очередь.

Эвелин наблюдала, как Максимилиан повторяет действия Найтингейла. Сделав укол, он почувствовал, как приобретает пластмассовую маскировку на лице и плечах. Саманта приобрела более стройное телосложение, и с нее свалились лишние килограммы полимерной ткани. Она подождала, пока от шеи отвалится последний кусок, затем надела адаптивный комбинезон и достала из рюкзака голову фактотума. Индикатор на шее горел желтым.

– Что это значит?

– Дай-ка я посмотрю, – сказал Найтингейл. – Я помогал Максимилиану его конструировать и немного в этом разбираюсь.

Он повертел голову в руках, рассматривая модули памяти и разработчиков.

– Трансмиссия пока вроде в порядке, энергетическая ячейка содержит достаточно заряда, но…

– Но что?

– Проверка интеграции выполнена лишь на семьдесят один процент.

– О чем это говорит? Мы не получили полное сознание?

– Трудно сказать.

– Как активировать голову? – спросила Эвелин.

– Здесь, – Найтингейл показал ей. – Но тебе лучше подождать, пока мы…

Эвелин проигнорировала совет и нажала выключатель:

– Адам? Ты меня слышишь, Адам?

Из микрофона под недоделанным лицом донесся треск.

– Адам?

– Бартоломеус, – раздался невнятный голос.

– Нет, это я, Эвелин. Мы вернули тебя на Землю, Адам. Ты слышишь меня? Что ты помнишь?

– Я… Адам? – прохрипел голос из громкоговорителя.

– Это не очень хороший знак, – Найтингейл указал на голову. Единственным устройством ввода информации на ней был микрофон, установленный Максом. – Он ничего не видит и ничего не чувствует. Должно быть, состояние, будто ты плывешь в небытие. Сенсорная депривация, Эвелин. Если он уже нестабилен, это может его убить.

Эвелин потянулась к выключателю.

– Ты солгал мне, Барт.

Эвелин убрала руку.

– Ты солгал мне, – повторил Адам.

Его голос звучал необычно напряженно и устало, будто ему было тяжело говорить. Эвелин надеялась, что все дело в маленьком громкоговорителе.

– Ты сказал, что вы не превращаете бессмертных в Говорящих с Разумом. Но на старой космической станции за пределами Млечного Пути я нашел Эллергарда…

– Что вы еще видели, Адам? – быстро спросила Эвелин.

– Барт? Я почти не слышу тебя. Ты говоришь как-то странно. Почему я ничего не вижу? Где мое тело? Что-то случилось во время транспортировки. Где я нахожусь?

Эвелин наклонила голову и заговорила прямо в маленький микрофон, который ей показал Найтингейл:

– Что с Эллергардом, Адам? Что насчет остальных? Что вы узнали?

– Я хочу поехать на море, отец, – из громкоговорителя послышался детский голос. – Могу ли я поехать на море?

– Адам…

– Ребекка… Почему все темно, Ребекка. Ты выключила свет? Но окно… Где окно? Я не вижу его…

– Это говорит Эвелин, – четко и медленно сказала женщина. – Что вы узнали? Что вы помните?

– Ты солгал, Барт? – Адам чуть ли не плакал. – Почему ты лжешь? Я всегда доверял тебе, но ты солгал мне. И Крисали… Ты сказал, что вы хотите им помочь. Но я был рядом с ними и видел, как они погибали.

Голос снова изменился.

– Я не вижу тебя, Ребекка. Ты здесь? Ты можешь стать Говорящей с Разумом, как я, слышишь? Почему ты не отвечаешь? Ребекка! Веришь ли ты в судьбу? Возможно, судьба хотела, чтобы мы остались вместе. Именно поэтому обследование у тебя оказалось таким же неудачным, как и у меня два года назад. Какое совпадение! Совпадение? Может ли это действительно быть совпадением? Какова вероятность, что омега-фактор оказывает на нас влияние? Невероятно мала, да, очень мала. Значит, за этим стоит судьба. Ты слушаешь, Ребекка? Судьба. Почему так темно? Ребекка? Это судьба. Мы вместе будем путешествовать к звездам. Как странен этот омега-фактор. Машины говорят, что работают над ним. Но кто-то сказал, что омега-фактора не существует. Крисали, они помогли мне, без них я был бы мертв, но война убивает их. Корабль, странный корабль… Как странно. Отец? Я хочу на море, отец…

– Война? – повторила Эвелин. – Какая война?

– Я не понимаю тебя, Ребекка. Говори громче. Почему здесь все темно? Я хочу, чтобы было светло! И почему я ничего не чувствую? У меня галлюцинации?

Эвелин повернула голову:

– Что с ним? Почему он говорит так странно? И почему его голос так меняется?

Макс, завернутый в адаптивный комбинезон, наклонился вперед и указал на открытые соединения.

– У него отсутствуют нейростимуляторы. Мы хотели добавить их позже, после завершения сборки фактотума. Как и другие Говорящие с Разумом, Адам уже много лет стареет, у него дегенерация нейронов. Чтобы ясно мыслить, ему нужны нейростимуляторы.

Эвелин уставилась на голову. Из маленького динамика слышались странные звуки, не слова, а отдельные бессмысленные звуки.

– Он видел Эллергарда, ты это слышал. Как машинам удалось превратить его в Говорящего с Разумом?

– Возможно, омега-фактор действительно существует, – предположил Найтингейл. – Может, не в виде редкого генетического дефекта, как утверждают машины, а как инструмент, с помощью которого Кластер может пополнять число Говорящих с Разумом. Каким-то образом они изменяют людей так, чтобы те не получали бессмертия.

– А бессмертные? – спросила Эвелин, держа фактотум, откуда продолжали доноситься звуки и можно было разобрать нечто похожее на «Ребекка». – Эллергарду почти семьсот лет. Как его можно было превратить в Говорящего с Разумом?

На ум пришел Кромби, мужчина двух тысяч лет, живший на необитаемом острове и считавший песчинки. Может, он не поплыл в море, чтобы умереть, а стал Говорящим с Разумом, как Эллергард? Бартоломеус говорил очень убедительно, и Эвелин была готова ему верить.

– Я не знаю, как машины это делают, – сказал Максимилиан. – Но мы знаем, что бессмертных нельзя использовать в качестве Говорящих с Разумом. Наше сознание не подходит для путешествий по квантовому каналу. Кластер знал об этом уже несколько столетий назад, это было подтверждено Эстебаном, Шанталь и Розенбергом из группы Аляск в ходе исследовательского проекта. Ты знаешь результаты тестов, Эвелин. Вероятно, причина в ускоренной нейродегенерации, когда на какое-то время происходит потеря памяти.

Их прервал глухой гром, грохот, похожий на приближающуюся бурю. Пол и стены дрожали. В шкафу задребезжали оставшиеся картриджи для форсунок и маленькая коробочка с датчиком, считывающим коды. Это был особенный подарок, который Эвелин получила от Джаспера. Хотя они и расстались, подарок грел Эвелин душу.