На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 132

Я живу только наполовину здесь. Потому что большая часть моего сердца осталась в Германии, рядом с тобой. Я все время думаю о тебе. Все вокруг напоминает о тебе, моя Ленхен. И я считаю дни до той поры, когда смогу вырваться в отпуск. Говорят, в ближайшее время отпуска давать не будут, но я не теряю надежды снова увидеть тебя. Наяву, а не во сне, как это бывает сейчас. Я так часто думаю о тебе, что почти каждую ночь забираю тебя в свои сны. Ты знаешь это? Видишь ли меня ночами, как я вижу тебя?

Никогда не думал, что такое может случиться со мной. Настолько все необычно, настолько глубоко… Поэтому я уверен, что не ошибся — ты лесная дева, волшебное создание из сказок. Помнишь старую сказку, которую мы обсуждали, когда встретились? Про деву, сидящую на берегу Рейна, и увлекающую своей неземной красотой любого, кто проплывает мимо нее? Я уверен сейчас, что эта дева — это ты, мое сердце. Околдовала меня своими глазами, заворожила голосом, оплела золотом волос твоей косы…

Это письмо Лена сложила в тайник к остальным, которое получила от Рихарда. Почему-то подумала, когда закрывала половицу, что словно крышку гроба опускает на все, что связывало ее с ним — письма, фотокарточку, книги. Поговорка про двух зайцев была права. Ей нельзя гнаться сразу обоими. И она забылась совсем о том, где находится сейчас, и том, что немцы вовсе не люди в большинстве своем. Они звери, жестокие хищники, не знающие жалости…

Следующим утром за завтраком мимоходом, словно обсуждая городские сплетни, Айке рассказала, что вчера ночью не вернулся один из шупо с дежурства.

— Кто? А, Шнееман! Так, поди, где-то раздобыл домашний шнапс, перебрал и отсыпается сейчас, — отмахнулась Биргит раздраженно.

В последнее время она была очень обеспокоена дефицитом товаров, который установился на рынке страны. Поддерживать порядок, заведенный в доме, на привычном уровне становилось все сложнее. Им пришлось даже завести кур на заднем дворе, к большой радости Катерины, любившей возиться с ними, как когда-то дома, но положение дел это не особенно спасало.

А еще ее беспокоило состояние Руди, как сумела подслушать Лена. Не из-за того, что он мог выдать ее. Ее беспокойство было вызвано состоянием его здоровья. Лена успела привязаться к мальчику и искренне переживала за него.

— Мальчика наказали товарищи, — рассказала Биргит Айке, явно недовольная поведением сына. — По делу наказали. Как он только держится в Гитлерюгенд? Совсем не солдат, как его брат, упокой Господь его душу. Слабый и нежный. Недаром ему достается от товарищей…

У Руди ночью поднялся жар, и Штефан настоял на том, чтобы вызвать доктора для сына. Тот сказал, что у мальчика ничего серьезного. «Нервное», пожал плечами доктор, и для Биргит это стало лишним доказательством, что младший сын совсем не похож на своих ровесников, и это вызывало в ней только раздражение. Лена же всерьез встревожилась болезнью Руди. Бедный ее маленький рыцарь! Ей бы хотелось отдать многое, лишь бы пережитое не оставило никаких серьезных последствий для мальчика.

Лена сразу же поняла, о каком Шнеемане они говорят. У шупо, оказывается, было очень говорящее прозвище. Она не могла не переглянуться при этих словах с Войтеком, который допивал эрзац-кофе, прежде чем приняться за работу — вывозить вместе со Штефаном упавшие зимой парковые деревья и позднее пилить их на дрова.

— Шнееман — известный пьяница и пройдоха, каким был его отец, пока не утоп как-то по зиме в ручье, помнишь, Айке? Так что вернется и этот, когда просохнет. Позор нации, вот он кто!

— Кто — позор нации? — спросила шагнувшая в этот момент в кухню с подносом в руках Урсула. Лена не видела ее с момента, как они расстались в городе.

— Шнееман. Запил и запропал куда-то снова, — пояснила Биргит. Казалось, ни она, ни Айке не замечали, как напряглись при первом же упоминании шупо восточные работники, сидящие за столом. Как не обратили внимания на тот взгляд, который бросила Урсула на Лену. Зато его увидела Лена, обернувшаяся на молодую немку. И поразилась тому, что увидела в ее глазах.

Она знала о том, что шупо должен быть встретиться в Леной в лесу. И Лена тут же вспомнила, как странно вела себя вчера Урсула, как нервничала и как взяла с нее обещание молчать о том, что они разделились — впервые за недели, которые они ходили в город.

Лена со страхом ждала, что Урсула что-то скажет. Но та только отвела взгляд и продолжила свой путь к мойке, чтобы выгрузить в нее грязную после хозяйского завтрака посуду. Она ничего не сказала и позднее, когда девушки вдвоем убирались в комнатах второго этажа, протирая пыль с мебели и сметая сор с паркета. Лена все хотела спросить ее, знала ли Урсула о Шнеемане, на что тот решился, но молчала. Она боялась нечаянно выдать себя, мучаясь сомнениями — вдруг Урсула ничего не знает, и ее подозрения беспочвенны. И все, что оставалось Лене, это поглядывать за немкой украдкой, пытаясь разгадать, о чем она думает. В конце концов нервы Лены не выдержали. Ее начало мутить от волнения, и ей пришлось убежать в уборную, где ее вырвало.

Потом Лене так и не довелось вернуться к Урсуле, чтобы узнать, права ли она. Ее позвал к себе Иоганн, чтобы они вдвоем выгуляли собак. Он молчал почти все время прогулки, только поглядывал на Лену искоса и кусал губы всякий раз, когда натыкался взглядом на кровоподтеки и ссадины. Они не говорили о происшедшем, и Лена была благодарна ему за это. Ей хотелось забыть вчерашний день как страшный сон и никогда не вспоминать его. Вычеркнуть из своей жизни, вырвать как страницу из блокнота.

Но как это сделать, когда над ее головой так висит такая неопределенность? Когда каждая минута может стать последней? Когда так и ждешь прихода полиции или эсэсовцев с обвинениями в убийстве полицейского? Как пережить все это?.. Может, стоит рассказать обо всем Иоганну? Но как отреагирует немец на убийство своего соотечественника? Вдруг первый же сдаст полиции? И сопоставит ли Иоганн исчезновение шупо и случившееся с Леной? Ей оставалось только надеяться, что пожилой немец, не особо интересующийся сплетнями о жителях города, так и не узнает о том, что случилось.

Когда они уже возвращались к дому, Иоганн вдруг положил ладонь на руку Лены, чем вынудил ее остановить коляску. Она поспешно обошла инвалидное кресло и встала перед ним, готовая слушать его распоряжение. И обомлела, когда заметила слезы, блестевшие в его глазах.

— Пожалуйста, выслушай меня и постарайся понять правильно, Воробушек, — попросил Иоганн. Несмотря на обуревавшие его чувства, голос звучал твердо и ровно. — Я хочу дать тебе денег на пошив нового платья, Лена. Я так понимаю, старое ты не захочешь надевать больше. Это не благотворительность, и ни в коей мере не… возмещение. Просто хочу, чтобы в твоей жизни появилось побольше маленьких радостей. И еще — Аннегрит не будет дожидаться Пасхи, уедет в Австрию через пару дней, еще до дня Фюрера. И я бы хотел, чтобы у тебя было больше выходных дней. Тебе нужно отдохнуть сейчас, Воробушек. Я договорюсь с Биргит. Нет, не возражай! Я знаю, о чем ты сейчас подумала. Что это означает больше работы для Катерины и Урсулы, верно? Я что-нибудь придумаю. Но хочу заметить, что твое доброе сердце не принесет тебе ничего хорошего. Ты должна быть хотя бы на каплю эгоистичнее, Воробушек. Жизнь жестока, и в первую очередь доставляет беды именно добрым людям.

Он помолчал некоторое время, а потом поморщился и, приложив руку к груди в области сердца, чуть сжал ладонь, словно пытаясь поймать боль.

— Поехали домой, — попросил Иоганн встревоженную Лену. — Второй день сердце ноет. Не могу никак принять того, как изменилась моя страна, и что я стал совершенно бессилен защитить юную девочку от насилия… Я так боюсь сделать тебе хуже, Лена, — с этими словами он снова коснулся ее ладони на ручке коляски, когда они тронулись в путь. — Я думаю, что эти люди способны перевернуть все так, как захочется им. И это страшно — когда нет наказания творимому злу.

А Лена толкала его коляску и думала о том, что бы Иоганн сказал, когда узнал обо всех бесчинствах, что творили его соотечественники на захваченных землях ее родной страны. Он начинал медленно прозревать, как она замечала, но по-прежнему не знал всей полноты правды. И она в который раз удивилась тому, насколько разные люди появились на свет в этой стране. Наверное, именно поэтому удержала Войтека на краю пропасти, когда он перехватил ее в кухне тем же вечером, придержав за локоть.