На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 158

Лена не успела ответить ничего. Они оба спешно отступили друг от друга, когда раздался звук шагов, и в комнату вошел Рихард. Но Лена понимала, что едва ли он не заметил эти суетливые движения, как видел сейчас волнение на их лицах, которое они оба пытались безуспешно скрыть.

— Войтек

, забери мой багаж в комнате и загрузи в авто! — распорядился он отрывисто. — Катерина, тоже ступай вон отсюда!

Тон его голоса был тихим и спокойным, и Лена не заподозрила ничего в эти минуты. И движения были такими медлительно-обманчивыми, когда он положил фуражку на столик и провел ладонью по волосам, ожидая пока слуги покинут комнату гуськом. Потом вздохнул глубоко и повернулся к ней.

— Как давно ты работаешь на англичан? —

произнес Рихард таким тоном, что у нее застыла кровь в теле. Стало вдруг так тихо, что казалось, можно услышать, как под легким ветерком за окном шелестит листва, как шуршат легкие занавески у открытого окна. — Как давно? Или ты снова скажешь, что взяла карту, просто чтобы вернуть ее на место?

Лена действительно так планировала объяснить ему тот факт, что карта лежала в одной из книг тайника. Понимала бессмысленность своей попытки, но попытаться все же было можно, надеясь на то, что он поверит ей, как верят любимым. А сейчас глядя в его глаза — ледяные озера, она поняла, что обман только усугубит ситуацию.

— Знаешь, раньше твои поступки ставили меня в тупик. А сейчас все стало ясно, как день, — произнес Рихард с горечью и холодным гневом. — Все до последней минуты. Каждый твой поступок. То, что ты пришла ко мне тогда в спальню сама. Почему отказалась выходить замуж. И почему не поехала в Швейцарию. Мои поздравления, Лена, ты добилась значительных успехов. Один завод в 

Варнемюнде

 чего стоит. Должно быть, 

томми

 тобой очень довольны.

Его прервал стук в дверь. Биргит проводила гауптштурмфюрера и его отряд и теперь желала знать, планируется ли отъезд господина барона сейчас, или он предпочтет ехать позже вечером. Но прежде, чем она договорила, Рихард прервал ее:

— Биргит, выйдите вон, пожалуйста.

Немка ошеломленно взглянула на барона, но с места не сдвинулась, решив, что что видимо, ослышалась. А когда поняла, что он обращался к ней, взглянула на Лену раздраженно, разгадав в ней причину подобной резкости, решила переспросить зачем-то:

 «

Господин барон желает…» Своим неповиновением она буквально распалила ярость Рихарда, до того гасившего ее под маской деланного спокойствия. Словно поднесла к фитилю огонек.

— Вон! Биргит, выйдите же вон! Неужели вы не слышали, что я сказал?!

Этого выкрика испугалась и Лена. Она бы тоже желала выскользнуть сейчас за дверь, как это сделала Биргит, а не оставаться здесь перед лицом разъяренного зверя. В этот момент ей пришло в голову, что она не знает его настолько, чтобы предугадать поведение в ярости, которая порой толкает людей на совершенно необдуманные поступки.

— Мои поздравления, моя дорогая! Ты просто великолепна! — проговорил зло и резко Рихард, обращая теперь свое внимание на Лену. Говоря эти резкие слова, он даже пару раз хлопнул в ладони, словно 

аплодируя

 ей. — Артистка… Да, ты действительно артистка, моя дорогая! Я ведь воистину лишился рассудка из-за тебя! Иначе как объяснить то, что я был готов подставить голову в петлю и самовольно выбить табуретку из-под своих ног? И ради чего? Я сделал тебе 

кенкарту

 и рай пасс! Я пошел против законов моей страны ради тебя… Чтобы спасти тебя! Представляю, что за мысли у тебя были в голове, когда я предложил тебе выйти за меня замуж и уговаривал уехать во 

Фрайбург

. И как ты должно быть…

— Все не так! — попыталась оправдаться Лена хриплым голосом, судорожно пытаясь найти те самые верные слова, которые скажут ему, что он ошибается. Но мысли разбегались в стороны, и она никак не могла собрать их воедино, чтобы найти те самые слова, которые донесут до него сейчас и другую правду — что она любит его, и что хотела прекратить все это. Ради него.

— Не так? — со злой иронией переспросил Рихард. — Я бы с удовольствием послушал очередной монолог, моя маленькая русская, но боюсь, что у тебя нет времени на это. С минуты на минуту твой связной откроет рот и расскажет все, что знает. И тогда за тобой придет гестапо.

— Он никогда не видел меня, он не знает меня в лицо, — прошептала Лена, сама не понимая, то ли отвечает Рихарду сейчас, то ли убеждает себя в том, что она все в еще безопасности. Если, конечно, 

Войтек

 не предупреждал о том, что записки теперь будет оставлять одна из русских работниц.

Рихард на мгновение прикрыл глаза, словно пропустил удар в эти секунды. Потом полез в карман мундира и достал пачку сигарет. Пара глубоких и быстрых затяжек, и казалось, к нему снова вернулось былое хладнокровие. А вот пренебрежение и неприязнь к Лене никуда не ушли, как она обнаружила, когда попыталась шагнуть в его сторону. Он моментально выставил вперед руку, словно ограждая себя от нее, и она замерла на месте, не зная, что ей делать.

— Очень грамотный ход, — проговорил Рихард глухо, присаживаясь в кресло у дальней от окна стены, чтобы она не видела его лицо в тени. Он устало опустился спиной на спинку и вытянул ноги, но несмотря на кажущуюся расслабленность этой позы, Лена читала без труда напряжение в его теле. Словно зверь, готовый атаковать в любой момент свою жертву, когда наиграется с ней.

— Наивность вкупе с невинным очарованием. Хрупкость. Начитанность. Ум и красота не могут не зацепить, а невинность укрепить 

нить, после того, как

 добыча клюнет на крючок. Очень грамотный ход. Ведь никто и не ждет, что здесь, 

Розенбурге

, вдали от большого города, появится шпион 

томми

. Что ему тут делать, ведь тут нет ни заводов или фабрик, а порты далеко? Хотя поблизости Веймар, кто знает… Но, знаешь, я верю, что это всего лишь стечение обстоятельств, можешь не объяснять мне ничего, не трудись. Ты совершенно случайно попала сюда, в Германию, через 

арбайтсамт

. И быть может, совершенно случайно встретила этого… этого. Но вот в постель ты ко мне влезла не просто так, верно? Ты уже знала, как можно работать в такой ситуации, ничего сложного в том, чтобы втереться…

Рихарда прервал мелодичный звон часов на мраморном камине, говоря о том, что уже наступило шесть по пополудни, и что Рихард опоздал на поезд. Покрутились медные цилиндры в ритм ходу музыки, пуская своими блестящими боками солнечных зайчиков по комнате. Эти отблески мелькнули на лице Рихарда, на мгновение выдавая его боль, которая вдруг показалась Лене. Наверное, именно она, эта мука в его взгляде, а не солнечные зайчики ослепили ее так, что пришлось закрыть лицо ладонями. И Лена тут же опустила их, потрясенная вопросом, которого никак не ожидала:

— В 

Остланде

 ты жила с штурмфюрером 

Ротбауэром

, верно? — Рихард заметил ее удивление и усмехнулся горько. — Ты удивлена? Ты же сама назвала мне имя его денщика, этого 

Кнеллера

. И сама рассказала, что жила с немцами в Минске. Неудивительно, что мне было любопытно. Но знаешь, мне только сейчас пришло в голову, когда я проанализировал все, сопоставив все детали. Покушение на штурмфюрера 

Ротбауэра

 под Минском… Ты появилась здесь почти в те же дни, как это случилось. Скажи мне откровенно. 

Только

 между нами. Я уже сказал, что не сдам тебя сейчас в гестапо, и я сдержу слово. Но уважь мое любопытство — ты имеешь отношение к этому покушению?

Наверное, за Лену все сказало ее лицо, потому что Рихард вдруг вскочил на ноги и глубоко затянулся, почти до фильтра, обжигая пальцы. На какое-то мгновение она испугалась, что ее сердце разорвется на куски от боли сейчас, в эти минуты, когда ее маленький хрупкий мир иллюзий дал трещину и стал разваливаться на части. Это было глупо, но Лена почему-то думала, что Рихард никогда не узнает о том, что она сделала. А если узнает, то она сможет сделать что-то, чтобы не потерять его.