На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 91

Но не обращать внимание было очень сложно. Особенно на ярмарке, где и прогуливались в этот момент большинство немцев, съехавшихся со всех окрестностей за покупками и просто поглядеть на лотки и выставленные товары. Настоящее изобилие во время военного дефицита, который стал набирать обороты. Лена слышала разговоры в толпе, что вот-вот введут карточки на уголь и мясо, и немцы были очень недовольны этим фактом. «Поскорее бы уже закончилась эта война! Поскорее бы разбили Советы и заключили мир с Англией!» — доносилось до нее изредка, и она не могла не отметить эту разницу про себя.

Русских здесь ненавидели больше остальных наций, с которыми воевали, и это ощущалось по всему. Замечая знак на ее пальто, продавцы отказывались продавать что-то Лене. Перед ней расступались немцы, словно ее прикосновение могло испачкать их одежды. И многие возмущались, что «

остовка

» посмела прийти на ярмарку, где гуляют «приличные люди», и что нужно бы полиции обратить на это внимание. Их с Войтеком несколько раз останавливали для проверки документов, и всякий раз у Лены при этом испуганно замирало сердце по старой привычке.

Лене казалось, что ее появление затмило даже разговоры о бомбардировке города и окрестностей минувшей ночью и последующие за этим пожары, которые с трудом удалось потушить, не дав разгореться. Только собор пострадал на центральной площади — она видела огрызок колокольни, возвышающийся над лотками рождественской ярмарки.

А еще французы или голландцы, работники предприятий или ферм немцев, пришедшие в тот день на ярмарку, не носили на одежде никаких отличительных знаков. Только речь отличала их от немцев да несколько обтрепанный вид. Поэтому Лена так удивилась, когда ее локтя вдруг кто-то коснулся, тихо проговорив:

— Are you from Rosenburg castle? [37]

Знать Янина?

Лена резко обернулась на этот тихий голос и увидела высокого худого мужчину, который смотрел на нее с немой просьбой в глазах. 

Войтек

, неустанно следующий по ярмарке за Леной, предупредил ее вопрос:

— Это Гус 

Вассер

, он работает в хозяйстве 

Штайлера

.

А потом повернулся к 

Вассеру

 и сказал что-то так тихо, что Лена не услышала. 

Голландец отрицательно

 покачал головой и возмущенно заговорил, но 

Войтек

 прервал его, грубо прошипев по-немецки:

— Не на английском! Говори на немецком! В тюрьму как шпион захотел?!

На них уже оборачивались немцы, заинтересованные этим разговором, кто-то крикнул полицейского, и 

Войтек

 поспешил схватить ладонь Лены и отвести ее подальше от лотка с лентами, заколками и прочими женскими безделушками. Подальше от 

Вассера

, сначала следовавшего за ними упрямо между рядов, а потом отставшего и затерявшегося в толпе.

— Если ты хочешь, мы можем вернуться в замок, — предложила Лена, заметив, как встревожен 

Войтек

 этой неожиданной встречей.

— Ты же еще не все посмотрела, — заметил 

Войтек

. — Если ты волнуешься насчет 

Гуса

, забудь. Он просто влюбленный дурак и все!

 — Это он отец ребенка Янины? — догадалась Лена, и 

Войтек

 кивнул после недолгих раздумий, признавая правоту ее предположения. — Так вот когда все это произошло… Когда ты возил ее на ферму 

Штайлера

! 

Ты знал обо всем и позволил этому случиться!

— Зачем говорить о том сейчас? — пожал раздраженно плечами поляк и так быстро зашагал к выходу с ярмарки, что Лене пришлось бежать за ним.

Внезапно на самом выходе из рядов он так резко остановился, что она буквально врезалась в его спину.

— Что? Что такое? — заволновалась Лена, заметив, как напряглась линия плеч поляка под тканью утепленной куртки. И обошла его, чтобы увидеть, что мог заметить 

Войтек

 сейчас на площади перед разбомбленным храмом и зданием ратуши с огромным полотнищем флага Германии на фасаде.

Это был своего рода эшафот, возле которого прогуливались неспешно немцы и бегали дети, бросая в осужденных снежки или сосульки. А на самом помосте привязанные к столбам стояли мужчины. У каждого на груди висела табличка с короткой надписью. «Я грязный вор!» — гласила одна надпись. «Я осквернитель расы!» — говорила табличка второго мужчины, дрожащего от холода, от которого не спасала окровавленная ткань рубашки. Лену поразило спокойствие, с которым оба осужденных стояли у столбов и смотрели на немцев, показывающих на них пальцами и обзывающих их последними словами. Юноша в черном пальто с повязкой 

гитлерюгендовца

 на рукаве, явно красуясь перед своими молоденькими подружками, взобрался на помост и плюнул прямо в лицо мужчине-«осквернителю расы». Ни один из солдат охраны даже не шевельнулся, чтобы остановить это безобразие.

— Пожалуйста, давай уйдем отсюда, — попросила Лена, заметив, как побледнел 

Войтек

, когда увидел этот плевок. И сама потянула его обратно, в ряды ярмарки, хотя настроения делать покупки или глазеть на красочные лотки уже не было. Она быстро купила пакет сахарной разноцветной карамели для Катерины и вязаные чулки для них обеих, чтобы не мерзли ноги на сквозняке плохо отапливаемого в отсутствие хозяев дома. А еще не удержалась и купила красивый пряник в форме сердца, расписанный глазурью. Говорила себе, что взяла первый попавшийся, торопясь с выбором под недовольным взглядом хозяина. Потому и вышло с надписью: «Только тебя желаю».

Перед уходом из города Лена зашла в булочную, из которой так сладко пахло сдобой. За несколько часов прогулки она успела заметно проголодаться, а ведь до замка было еще около часа пути. Поэтому Лена решила купить пару рогаликов — «

брецелев

», как пояснила ей пожилая женщина за прилавком, к удивлению Лены, приветливая и обслужившая ее без всякого недовольства или неприятия. Даже бросила ей в пакет еще один лишний 

брецель

 и булочку с маком, приговаривая, что Лене не мешало бы «нарастить мяса». От ее радушия и доброты у Лены даже слезы навернулись на глаза. 

Она давно не видела такой доброты со стороны незнакомого ей немца.

Но все очарование этим расположением развеялось в тот же миг, когда в булочную шагнула дама в ярком шелковом платке и с корзиной в руке и стала громко возмущаться, что у порога «ошивается польская псина». И Лена поспешила выйти из булочной, прикрывая пакетом с выпечкой знак на груди, чтобы не провоцировать скандал.

— Они не все ненавидят нас, — сказал 

Войтек

 позднее, когда они уже вышли из города, и Лена, поделившись с ним 

брецелем

, рассказала о том, что произошло в булочной. — Есть и такие, которые к нам добры. И это тоже опасно. Видела человека на площади? Того, что был в рубашке. Что у него было написано на табличке? Я не понял…

— «Я осквернитель расы», — неохотно проговорила Лена, и поляк поморщился, словно ему было больно сейчас. Они некоторое время шли молча и ели брецели, а потом он снова заговорил:

— Я служил с Михалом в одном батальоне. Мы вместе были вынуждены сдаться немцам, а потом попали в один лагерь. Вместе приехали сюда, в Тюрингию. Только он попал к Штайлеру на работы, а меня выбрала Биргит для работы в замке. А прошлым летом к Штайлеру приехала из Дрездена племянница Агна, помнишь ее?

Лена плохо помнила Агну внешне. Она редко приезжала в поле, привозя обед или чистой питьевой воды. Но ее доброту и расположение к работникам запомнилось как раз из-за контраста со злостью и неприязнью к иностранцам самого Штайлера. Но Лена даже представить не могла, что Агна может влюбиться в кого-то из поляков или французов, работающих на ее дядю.

— Я даже не подозревал, насколько все далеко зашло, пока однажды не застал их вдвоем, — продолжал Войтек. — Я просил Михала быть осторожным. Предупреждал держать свои штаны на месте, потому что это чревато огромными неприятностями. Пусть мы, поляки, не считаемся «остами», но мы и не арийцы. Это не закончилось бы добром. Вот так и случилось.