Хозяин теней (СИ) - Демина Карина. Страница 66
И на радостях тень скачет, кружится по избе, суётся сперва в один, потом в другой угол. Лезет и к столу со свечами, но потом отступает, пятится и громко фыркает, показывая своё недовольство. Запах ладана ей явно не по вкусу.
Тень останавливается напротив полыньи и долго смотрит на неё.
Мы вместе смотрим.
И вместе видим уже не зеркало, а будто бы… тоннель? Такой вот длинный-длинный с размазанными стенами, точно он постоянно меняется.
А может, и вправду меняется.
— Страшно, да? — Метелька понимает взгляд по-своему.
— Ага, — отвечаю ему.
— И мне… мне ещё когда батя говорил, что от теней одни беды…
— Скажи, что и от охотников, — бурчу, натягивая просторные штаны, сделанные из какой-то плотной жесткой ткани. Штаны на постромках, которые Метелька помогает перекрестить на спине, поясняя:
— А то сваливаться будут. Замучаешься, поправляючи.
Рубаха чуть помягче. А вот куртка из того же плотного полотна и ещё пахнет будто травами. Понять не могу, но запах не сказать, чтобы неприятный.
Ботинки тоже раздобыли, и пусть чутка великоватые, но высокое голенище со шнуровкой проблему отчасти решает — с ног точно не свалятся.
— Добрые, — Метелька несколько раз притопывает ногой. — Такие, небось, рубля три потянут. А то и пять.
Он с нежностью гладит твёрдую кожу, явно гадая, придётся ли возвращать этакую славную обувку или, может, свезёт и Еремей разрешит оставить её.
Сам же он появляется и не один.
— Ну? Готовы?
— Нет, — говорю честно и за себя, и за Метельку, и за Савку, который опять прячется, но словно и не до конца. Словно ему интересно, что будет дальше. Вот только интереса этого мало, чтобы совсем очнуться.
— Ничего, — Еремея мой ответ лишь веселит. — На месте и разберетесь. Давай, Охотничек, веди…
Вот зар-р-раза!
Но первой к полынье подходит тень и черное то ли стекло, то ли вода, выпячивается пузырём, её проглатывая. И я чувствую, как дергает поводок, требуя моего присутствия там. И послушно шагаю, уже не способный противостоять зову.
Раз и…
[1] На основании реальной статьи об ограблении, случившемся на набережной Екатерининского канала (ныне канала Грибоедова) в 1906 г.
Глава 33
Глава 33
«Заготовительная контора братьев Селезнёвых осуществляет выкуп изменённых животных и растений, целиком либо же частями, в любом количестве по ценам согласно установленного государственного прейскуранта с выплатою дополнительных премий за объем и качество. Возможен выезд оценщика на место. Наличный расчёт. Бесплатный вывоз крупногабаритных грузов. Работа с большими объемами. Услуги штатного целителя на основе взаиморасчётов…»
«Объявления»
Момент перехода не ощутим.
Просто шаг.
В стену.
Сквозь стену. Легкое прикосновение к лицу, такое бывает, когда, идя по лесу, ловишь паутинку. Я даже слышу, как она беззвучно рвётся.
Воздух.
Запах.
Густой-густой, обволакивающий. Хреновы лилии.
— А тут… тут… туман какой… — Метелька просто появляется за спиною, и я оборачиваюсь.
Туман?
Скорее муть лёгкая, но не сказать, чтоб мешает сильно. А если проморгаться, то и она исчезает. Как там… гордо веет буревестник над седой равниной моря. Буревестника не наблюдалось, моря тоже, а вот седая равнина расстилалась во все стороны.
Полынья же повисла всё тою же чёрной промоиной.
— Вот, — Метелька суёт мне веревку. — Еремей сказал, чтоб ты взял. И чтоб вокруг пояса обвязал, двойным узлом.
Веревка тонкая, даже не веревка, скорее нить, свитая из других. И надёжною она не кажется. Но Метельке, который эту нить оборачивает вокруг моей талии, не мешаю. Стою.
Приглядываюсь.
Тень моя тут же. Теперь она будто больше и слегка размыта, но вон, скользит меж купин седой травы, то прячась, то вновь появляясь. А я… я испытываю разочарование.
Я ведь ждал чего-то такого.
Этакого.
А тут равнина.
Трава.
Травы вот много, только как понять, та самая она, навья, или же надо другую какую искать?
— Вот, и теперь я прицеплюся, — Метелька подвязывает свою веревку к той, что уходит в полынью. — Еремей сейчас…
Договорить он не успел, потому что полынья вспучилась пузырём, который лопнул, оставив человека.
— В следующий раз жди, — сказал он строго. — А то сунулся на-сам.
Это про что?
На плече Еремея холщовая сумка, а я отмечаю, что здесь моё зрение работает куда лучше. То ли глаза привыкать стали, то ли просто сам осваиваюсь, но впервые появились цвета.
Шинель у Еремея не просто серая, а такая, будто с голубоватым проблеском. Сумка же — желтая. И рюкзак, широкие лямки которого давят на плечи, тоже жёлтый, яркий до того, что так и тянет потрогать.
А у Метельки волосы рыжие.
И глаза голубые, но тоже какие-то чересчур уж яркие, ненастоящие. Наверное, это мой разум шалит. Или просто здесь воспринимается иначе.
Трава…
Зелень пробивается, так, сквозь седину, и кажется, что это вполне себе обычная трава, морозом прихваченная. Хотя не холодно.
И не жарко.
Небо сизое, что голубиное крыло. А солнца нет. Вот просто нет. Свет есть, а солнца… как такое возможно? Хотя, чего это я.
— Что видишь? — Еремей становится за спиной и Метельку к себе подвигает.
— Равнина вокруг. И трава торчит. Такая… длинненькая. Не знаю. Обыкновенная трава. Там, дальше, дерева или лес… или ещё что-то. Не разгляжу. Но так-то… просто равнина.
— До лесу сколько?
— Не знаю. Это ж как… он вроде и виден, но еле-еле.
— Ясно. Надо будет вешки ставить. Твари?
— Да пусто тут.
— Выхлест всех отпугнул. Но это пока. Ничего, кровь почуют — скоренько подтянутся, — Еремей отпустил моё плечо. — В общем так, сейчас я старшего дёрну. Ему и покажешь, в какой стороне лес. Твоя задача — глядеть во все глаза. И если чего поменяется, если тебе даже примерещится, что оно меняется, то говори.
Киваю.
Что ж тут не понятного?
— Сам не отходи. Ни на шаг. Веревка-то заговоренная, но… мало ли. Тут легко заблудиться, Охотник. И эта сторона… она любит играть. Особенно с теми, кто себя самым умным мнит.
А я чего?
Я не мню.
Я стою вот тихонько и Метелька со мной.
— Дядька Еремей, — в голову приходит запоздалая мысль. — А нам бы оружие какое…
— Какое? — он поворачивается и смотрит.
А у Еремея глаза желтые, кошачьи какие-то… рысиные скорее. И зрачок вертикальный.
— Не знаю. Хоть какой револьвер…
Думает он недолго. А потом вытаскивает из кобуры, взводит курок и протягивает.
— Своих не подстрели только, герой.
А Метелька сдавленно охает.
Еремей же возвращается к полынье и щурится. И готов поклясться, что здесь он вовсе не слеп. Он дважды дёргает за веревку, и вскоре черная поверхность выплёвывает ещё один пузырь. Тот лопается, выпуская какого-то мятого, точно жёваного, мужичонку.
— Игнат, — представляет его Еремей, сжимая плечо. — А это наш охотничек. Особо на него не рассчитывай, сам видишь, дохлый совсем и ничего-то не разумеет…
Это говориться не для Игната, но для человека, которого я на этой стороне не был готов видеть.
Но полынье плевать.
Снова пузырь.
И я улавливаю слабое дрожание мира. В самый последний момент ощущение усиливается, оно неприятно, будто кто-то там пытается пролезть, кто-то донельзя лишний. И отступаю, взявши Метельку за руку. А еще в голове крутится мыслишка, что место это очень даже удобное, чтобы убрать меня. И не только меня. Тела не найдут. А нет тела, нет и дела.
Пузырь лопается с мерзким дребезжащим звуком, и перед полыньёй возникает Сургат.
— Не ждали⁈ — весело говорит он.
— Какого хрена… — Еремей добавляет пару слов покрепче.
— Ну… — Сургат перебивает Еремея и щурится так, нехорошо, а я понимаю, что он опасен. — Мозырь велел сходить с тобою, приглядеть, что да как… что-то ты ему, Ерёмушка, в последнее время не нравишься. Боится, как бы болезнь тебя до сроку не забрала.