Хозяин теней (СИ) - Демина Карина. Страница 68
— Верно, — Еремей остановился и огляделся. — Ишь… поредело. Значит, вода рядом. Воду чуешь?
Я прислушался.
И нет.
Я не чуял. А вот Тень — та добралась, и я увидел уже её глазами узенький, с ладошку шириною, ручеёк, который пробирался сквозь покрывало травы. Тень в него забралась с лапами и, опустивши голову, жадно лакала иссиня-чёрную воду.
— Тут… — я быстро сориентировался. — Чуть в стороне. Ручеёк. Узкий. Вести?
— Веди, — согласился Еремей. — Там и траву твою глянем.
— А назад? — Метелька оглядывался и изо всех сил старался сдержать дрожь. Но я чувствовал, как его колотило. — Назад мы… мы ж вернёмся, да?
— Вернёмся.
Тень держалась спокойно, а стало быть, крупных хищников рядом не было. Что-то подсказывало, что опасных тварей она почует куда раньше меня.
— Хорошо… а то так-то…
— Вот, — Еремей развернул его к веревке. — Видишь? Твоя крепится к основной жиле. А уж по ней, если что, и добредёшь. Тут после нормальные вышки поставят, с защитою, с пугалками и охраною… мыслю, расщедрится Мозырь. Вон, какое богатство…
Это богатство?
Трава, земля… ручей вот? Это богатство?
Глава 34
Глава 34
«…трехкратное увеличение количества полезного сырья, полученного государственными и частными заготконторами, свидетельствует как об увеличении количества окон, именуемых в простонародьи „полыньями“, так и о существенном улучшении качества разработки данных локусов. Однако, принимая в расчёт растущие нужды некоторых отраслей экономики, которые и на сегодняшний момент мы с трудом можем покрыть, логичным будет обратить внимание на явное дальнейшее увеличение дефицита некоторых особо редких компонентов. Что в свою очередь, ставит насущный вопрос о разработке метода контролирумого открытия…»
Из доклада князя Юсупова, посвященного проблемам внешней добычи.
Над ручьём земля приподнималась уродливым горбиком. Трава на нём собиралась купинами, меж которыми пробивалась другая, коротенькая и жёсткая, что щетина.
— Выкапывай с корнем, — велел Еремей, скинувши мешок. Из него достал пару лопаток, одну протянул Метельке, а вторую себе оставил. — А ты гляди по сторонам… эта трава зовётся ручейница. Так-то по-науке если, то иначе, но в народе ручейница, потому что растёт обычно по берегам ручейков. Корни у ней неглубокие, но в них, если пощупать, будто кругляши такие, вроде орешков. Их алхимики весьма ценят. Да и сама трава полезная в лекарском деле.
— А говорят, что яды только… — не удержался я.
Кустики травы Еремей аккуратно укладывал в сумку.
— Так ведь всё-то может быть и лекарством, и отравой. Не веришь мне — у княгинюшки спроси, — хмыкнул Еремей. Работал он быстро и ловко, как-то так втыкая лопатку, что от легчайшего нажатия вываливался и кусок сизой земли, и корни, в которых будто драгоценные камни запутались.
Зеленые.
Точно изумруды.
Я пригляделся, а потом интереса ради передал и тени приказ. Та, отвлекшись от воды, застыла, будто раздумывая, а после ухнула в ручей с головою, чтобы спустя мгновенье вынырнуть с сеткой, в которой запуталось множество этих вот зеленых камушков.
— Еремей… — я отступил к ручью и, захватив сетку, потянул. — А это то же самое? Или нет?
— Это поручейник, — Еремей подошёл и перехватил ношу. Сетка была тяжёлою, то ли от воды, то ли потому, что сама протягивалась туда, вглубь ручья. — Это… это хорошо. Только ты руки побереги. Надо будет перчатки справить, а то порезаться тут легче лёгкого. Так, ручей метить не будем, а то больно жирно станет.
Он одним движением ножа обрезал бороду то ли корней, то ли водорослей.
— Никогда не бери больше, чем утащить можешь. А лучше вполовину меньше, потому как многих жадность сгубила.
Еремей оглядывался.
А лес был. Вон, за ручьём. Десяток шагов, может, два. К нынешним расстояниям я ещё не приспособился, но чуял, что близко. И азарт требовал добраться. Вот прямо сегодня. Времени много не отнимет, но в лесу, чуялось, найти можно больше, чем на берегу.
Я придавил азарт и уточнил:
— Надо возвращаться?
— Надо, — Еремей глянул на меня. На Метельку. Вздохнул. — Твоя тварь может чего мелкого принести?
— Тварь? — Метелька оглянулся, но только это и успел.
— Ты, — рука Еремея легла на Метелькину шею и сжала его. — Ты решай, с нами или как… если с нами, то кивни. Но назад дороги не будет. Узнаю, что Мозырю или ещё кому наушничаешь…
— Я… я… с вами…
— Вот и славно, — рука разжалась, но не сразу. — А теперь повторяй… я… как там тебя?
— М-метелька…
— Раб божий Метелька душой своей бессмертною клянусь служить сыну Моры…
— Я⁈
— Ты, — спокойно ответил Еремей. И я понял, что если Метелька откажется, то Еремей просто свернёт ему шею. Вот так… возьмёт и свернёт. А потом скажет, что произошёл несчастный случай.
На этой стороне наверняка часто происходят несчастные случаи.
— Я, раб божий Метелька, — кажется, Метелька это тоже понял, губы облизнул и заговорил спешно так, — сын Фёдора, душой своей бессмертною клянусь служить с-сыну М-моры…
— Савелию от крови рода Громовых…
Метелька послушно повторил.
А я…
Я стоял и слушал.
И думал, что это вот… что оно, наверное, надо так. Правильно. Что просто честного слова будет мало, что…
— А ты принимаешь клятву? — обратился ко мне Еремей.
— Принимаю…
— Обязуешься защищать своего слугу?
— Обязуюсь.
— И нести ответственность за слова его и за деяния?
— Понесу…
— Словом и силой?
— Словом и силой…
И стоило сказать, и я ощутил, как сжимается вокруг меня воздух, точно желая раздавить, и потом расступается, обнимает.
Слово сказано.
Слово принято.
И вначале только оно и было, слово. Или это уже из другой мифологии?
— Вот и ладно. Кровью сейчас обменяетесь ещё, только аккуратно и быстро, а то ж учуют, — Еремей спокойно отпустил Метельку и даже по плечу похлопал легонько. — А ты не реви. Жизнь… такая. Сложная.
Охренеть объяснение.
Причём охреневаю в первую очередь я сам.
— Руку, — Еремей протянул ко мне свою лапищу, во второй тонким намёком на то, что будет, лежал нож. — И ты тоже. Не боись, пальцев не отчекрыжу. И не гляди на меня волком. Надо так. Его, может, тронуть и не рискнут пока.
Пока. Хорошая оговорочка.
— А вот ты никто и звать тебя никак, так что это тебе в первую очередь защита. Скажешь, что он слугой тебя взял. По старому обряду.
Это Еремей говорил уже не только Метельке.
— И теперь, если вдруг кто с вопросами начнёт крутить, сразу говори, что, мол, слугой пошёл по обряду, что душу в залог оставил, а потому ничего-то против хозяина ни сделать, ни сказать, ни даже подумать не можешь. Ясно?
Метелька шмыгнул носом, но не разревелся.
— А… это… ну…
— Погоди, скоро сам поймёшь, — Еремей кривовато усмехнулся. — Сейчас я пальцы проколю. И быстренько друг у дружки кровь слижете. Только быстро. Не приведи… вышняя сила хоть капле упасть.
А ведь он Бога не упомянул нарочно, вон, запнулся перед этою обтекаемой «Вышней силой».
— Готовы?
Нет.
Он бы хоть руки эти помыть дал, не говоря уже о дезинфекции. А про болезни, которые с кровью передаются, и вовсе думать неохота. Но остриё клинка пробило указательный палец мой, а затем и Метельки.
— Ну? — рявкнул Еремей.
И Метелькина дрожащая рука потянулась ко мне. А моя — к нему. Я слизал красную каплю, такую яркую здесь, куда там камням драгоценным. А прикосновение Метелькиных губ не ощутил. Зато стало вдруг тепло. И…
— На, — Еремей протянул обрывок какой-то тряпки. — Прижми. И перчатку сверху. Мою. Кулак сожмёшь, глядишь, и не свалится. Извините, ребятки, я думал, будет время вас подготовить, но раз эта погань тут, то времени не осталось.
Мне было жарко.
Жарко-жарко. До того, что хотелось содрать не только одежду, которая вдруг показалась совершенно лишней, но и кожу. И ещё стало весело. Так, что я расхохотался. Правда, в пляс пуститься не успел, хотя очень тянуло, потому что неестественная весёлость сменилась такой же неестественною тоскою. Она накатывала волна за волной, поднимаясь откуда-то из глубин души.