Няня - Макмиллан Джилли. Страница 12
Сперва я была против: боялась, что они меня сглазят, но Руби проявила столько энтузиазма, что я не стала разочаровывать ребенка.
– Боюсь, что у вас слишком высокая квалификация для подобной должности, – начинает разговор менеджер, просмотрев на планшете мое резюме.
Лицо у него обветренное от работы на улице, под ногтями грязь, на документах – пятна от испачканных в земле пальцев. Менеджер слегка приподнимает уголки губ, – видимо, сдерживает улыбку.
– Я очень трудолюбива.
– Какой у вас опыт в качестве садовника?
– Опыт у меня любительский, но я не самый плохой садовник на свете. Испачкать руки точно не боюсь и обучаюсь очень быстро.
– Вы ведь живете в Лейк-Холле?
Собственно, мой адрес он и так знает – я указывала его в заявлении.
– Я хороший работник. Если дадите мне шанс – могла бы продемонстрировать свои навыки.
– Вы дочь леди Холт, не так ли? Очень напоминаете мать.
– Совершенно верно.
Я падаю духом. Похоже, что шансы на работу совсем малы.
– Хорошо, – говорит менеджер. – Видите ли, мы не можем себе позволить платить зарплату выше минимальной, так что эта работа больше подходит для выпускника школы, например.
Для женщины из рода Холтов она точно не подходит – вот что он имеет в виду.
– Слышал, у вас в озере нашли череп? – бросает менеджер мне вдогонку.
– Так и есть.
Мужчина явно не прочь услышать подробности, только не пошел бы он… Мне не нравится, как он на меня смотрит.
– Похоже, ваши предки были довольно кровожадны, а? – то ли насмешливо, то ли язвительно спрашивает менеджер.
– Во всяком случае, я об этом не слышала.
Закрываю за собой дверь, пока он не ляпнул что-нибудь еще.
Выхожу в сад. Мать сидит на складном табурете, а Руби, ползая по расположенным уступами грядкам, сосредоточенно собирает клубнику – заглядывает под каждый листочек.
– Как успехи, милая? – интересуется мать.
Не вижу выражения ее лица – широкие свисающие поля шляпы прячут его в глубокой тени. У ее ног стоит полная корзина клубники. Я сокрушенно качаю головой.
– Ну что же, – заявляет она, – я говорила Джанет, что тебе следует подобрать службу поприличнее. Например, в Лондоне или на худой конец в Суиндоне, если ты так уж рвешься работать.
Джанет – женщина, которая ухаживает за цветами в церкви. Кстати, она – свояченица сегодняшнего менеджера, так что мнение моей матери о том, что садовник – работа неподходящая, дошло до менеджера в мгновение ока.
– Когда ты беседовала об этом с Джанет?
– Точно и не вспомню. Возможно, что даже вчера.
Я раздражена донельзя. Еще немного – и опрокину корзину с клубникой матери на голову. Пусть раздавленные ягоды перепачкают ее красивую прическу! К сожалению, приходится держать себя в руках.
– Позволь спросить: кто будет присматривать за Руби, если я найду работу в Лондоне? Здесь ведь ехать час с четвертью только в один конец.
Об этом затруднении мать явно не подумала. Такие мелочи, как уход за детьми, – не ее конек. Привыкла, что подобными вопросами занимаются другие люди. Ушла няня, замену найти не получилось? Ну и что? Отправим морально убитого ребенка в закрытый интернат. Что с того, что дочери всего восемь?
– Если так получится, попрошу Антеа забирать Руби из школы, а потом готовить ей что-нибудь к чаю, – предлагает мать. – На занятия я смогу возить ее сама – при условии, что ты будешь работать не больше пары дней в неделю.
– Это нереально, сама же понимаешь. Ты никогда в жизни не присматривала за ребенком.
– А за тобой?
– Неужели?
– Джослин, почему ты все время злишься?
Не успеваю ответить – к нам вприпрыжку бежит Руби. Дочь улыбается. Редкий случай после первого визита в местную школу. В руках у нее корзина, до краев наполненная спелыми красными ягодами. Футболка, лицо и руки перепачканы клубничным соком.
– Смотри, сколько я набрала! – кричит она, и мы хвалим ее в один голос:
– Дорогая, ты просто молодчина!
Мы с Руби прячемся в голубом зале – к матери пришли гости на партию в бридж. Я слышала, как они болтают на подъездной дорожке, вылезая из автомобиля.
– Не забудь, ни слова при Джинни о визите полиции.
– Я слышал, что эта история ее чрезвычайно нервирует…
– Занервничаешь тут, еще бы…
Гости исходят ядом, словно гарпии, однако я к матери не испытываю ни малейшего сочувствия. Что посеешь, то и пожнешь.
Мы с дочерью уговорили ее подписаться на «Нетфликс». Задумка оказалась удачной. Втроем посмотрели сериал «Корона», хотя мать постоянно бубнила, что, дескать, встречала некоторых персонажей фильма в реальной жизни. Я не стала ее одергивать: Руби просто упивается историями, которые рассказывает бабушка.
Свернувшись клубочком на диване, пересматриваем «Губку Боба». Руби хихикает, а мне грустно: вспоминаю, как мы крутили этот мультик втроем, с Крисом. Переехав сюда, мы лишили себя этих маленьких приятных занятий, когда никто никого не достает и каждый точно знает, что остальные двое его любят.
– Мам? – подает голос Руби.
– Что, дочь?
– Почему ты никогда не называешь бабушку мамой или мамочкой?
– Даже не знаю. Так повелось с самого начала, но не могу вспомнить почему.
– Как-то странно…
– Наверное. Но теперь уже ничего не изменишь.
На самом деле мне нравится, что между мной и матерью есть дистанция. «Мама» предполагает близость, которой между нами никогда не было.
Однажды я случайно назвала «мамочкой» Ханну в присутствии родителей. Помню, как все замерли. Первым заговорил папа:
– Ты ведь просто ошиблась, не так ли, Джослин?
Мать едва не прожгла Ханну взглядом, а меня охватил жуткий стыд. Няня потупилась. Сказать ей в мою защиту было нечего, и я, заикаясь, пробормотала:
– Я правда ошиблась. Извини.
– К кому ты обращаешься? Ко мне или к ней? – бросила мать.
– К тебе.
Я не тронулась с места; не подбежала к матери, не обняла ее, как наверняка поступила бы с Ханной.
– Ну и хорошо, – подытожил папа. – Будем считать, что все разъяснилось.
Он кивнул няне, и та повела меня прочь. Уже из коридора я услышала, как мать с отцом тихо, но раздраженно обменялись несколькими фразами, а затем мать крикнула:
– Родная дочь меня ни капли не любит!
Ханна лишь крепче сжала мою руку.
Толкаю дверь папиного кабинета, и та неслышно отворяется. Комната совсем небольшая: два потертых кресла с изогнутыми спинками у камина, книжные стеллажи от пола до потолка, письменный стол – вот и вся обстановка. На полках много знакомых книг по рыбной ловле и собрание первых изданий Киплинга, которым отец особенно дорожил.
На одной из полок, там, где должен стоять каталог Холтов, зияет пустое место. Как жаль! Сейчас бы с ним поработать, изучить записи о коллекции произведений искусства, находящихся в распоряжении моего семейства… Каталог представляет собой толстый, бережно хранившийся и веками дополнявшийся фолиант, бесценный источник знаний для историков искусства. Каждому шедевру соответствовала определенная запись, где указывались его параметры, происхождение и цена. Как же у меня не дошли руки полистать его в юности…
Я нечасто общалась с папой за последние десять лет, но один разговор запомнила особенно. Мы тогда оба были страшно взволнованы, и обычной чопорности как не бывало. Дело в том, что каталог погиб при наводнении, и отец был совершенно опустошен.
Присаживаюсь за стол и открываю один из ящиков. Знакомый запах вновь напоминает мне о папе – я словно получаю удар под дых. Ящик завален всякой всячиной, и все эти мелочи мне знакомы, даже скрученная в рулон, испачканная чернилами бумага для склеивания поврежденных корешков. Вытаскиваю старую жестяную коробку из-под мятных пряников «Кендал». Помню, как папа угощал меня по выходным. «Смотри не проговорись маме с Ханной», – шептал он, и я отправляла сладости в рот, а потом долго их рассасывала, смакуя каждую нотку божественного вкуса.