Феликс убил Лару - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 36

11.

Когда с обустройством пасеки было покончено, когда пчелы ассимилировались на новом месте, а первый мед потек в литровые банки, Абаз тотчас потерял интерес к успешному предприятию и ушел на дальний край аула, где внезапно обнаружил юную нежную козочку, которая смотрела ему в глаза, своими глупенькими гляделками и жалобно блеяла. Видимо, рождена совсем недавно. Подойдя к юноше, потыкалась носом ему в ладонь, и Абаз в ту же секунду полюбил ее всей душой. Все свое время он проводил с ней, а когда к ним заходил русский, больше не улыбался, не разговаривал на своем языке, хотя продукты брал и одеяло с подушкой принял. Теперь он улыбался только козочке и называл ее Айпери.

Пока козочка паслась, Абаз играл на комузе и пел свои песни. У него всегда имелись неизменные слушатели – три ангела, сидящих где-нибудь неподалеку. Двое нормальных, а третий с изъяном, болтающимся зачем-то между ног.

Айпери на песни юноши только жалобно мекала в ответ, а под вечер ложилась в ногах у Абаза, как верная собака, и он гладил ее белый шерстяной бок. Шерстка была еще совсем короткая, и сквозь нее просвечивала розовая кожа…

Протасов, человек умный и мыслящий стратегически, понимал, что Умей, не верящий в медовое предприятие, все равно поставит за ним пригляд, а потому, в один из воскресных дней, навещая жену Ольгу, он, связавшись со своими таджиками и с другими товарищами по армейской службе, провел переговоры о создании некоего временного частного военного формирования. Гонорары обещал очень приличные… Еще он приобрел боевого оружия на целый взвод, которое частями переместил в аул, заручившись согласием своих боевых товарищей прибыть по надобности в течение двадцати четырех часов.

Соглядатая Умея он вычислил быстро. Авторитет прислал его через месяц после подписания документов. Лет тридцати, славянской внешности, по выправке военный, он поселился в километрах трех от пасеки. Поставил военную палатку, отдельно устроил нечто вроде кухни, где ел горячее, а в оптический прицел своего оружия наблюдал за происходящим.

Вскоре Протасову пришлось его убить, так как он понимал, что разведчик, увидев первый мед, немедленно доложит о нем Умею, и тот уничтожит Протасова как ненужный актив. Капитан не был жестоким человеком, а потому просто сломал военному шею, отчего парень умер мгновенно, даже не поняв, что произошло. Тело зарыл вместе с палаткой, спутниковый телефон деактивировал, а еще Протасов в тот же день встретил вызванного из США туповатого дядю Абаза Арыка, приехавшего в мертвый аул на огромном американском внедорожнике. Он с презрением протянул Протасову руку и вяло пожал крепкую мозолистую ладонь русского.

– Какой-такой мед! – Арык почти забыл русский язык, а на киргизском говорил с американским акцентом. – Какой мед?..

Протасов показал в сторону пасеки и профессиональное ухо американского пчеловода, услышало симфонию пчелиных голосов, из которых понял, что счастье вновь посетило его уши, что жизнь не кончена, что можно перестать работать в отделе пчеловодства музея естествознания пасечником, делающим вид будто он находится на живой пасеке, окуривает ульи, добывает мед, а льет вместо него в банку канадский кленовый сироп. А пчелы жужжат в формате МР-3… Арыку совсем не нравилось работать экспонатом за стеклом, изо дня в день симулируя для школьников пчеловодческое дело за семь долларов в час. К тому же он не выучил американский язык, а овладел только имитацией акцента. Так он и разговаривал с Протасовым первые минуты, пока его мозг не распознал будущее своей жизни. Молодым сайгаком он понесся к пасеке, прыгал между ульев и улыбался до ушей, показывая пчелам желтые зубы. А когда Арык нашел свой старый начищенный, без единой вмятины дымарь, выглядящий совсем как новый, заплакал дитем и закричал всей душой:

– Ро-ди-на! Ро-ди-на!

– Без тебя нам пасеку не поднять. Ты же спец! – подбрасывал Протасов в костер лести сладкие словечки похвалы-пахлавы. – Ты же прирожденный пчеловод! Будешь работать?

– Уже работать! – кивнул туповатый дядя Арык. – Арык лубить работа!

– Только давай без американского акцента! – попросил Протасов. – Если можно, а то не сдержусь – дам в нос. Кстати, на том конце аула живет твой племянник Абаз. Без него я бы пчел не нашел! А ты бы не кричал «Родина»!

– Абаз? Сын Бекжана и Сауле?

– Так точно.

– Этот идиот жив?!

– Он не идиот! Скажешь так еще раз – все же получишь в нос!

– А кто он? – непонятно на что сердился Арык. – Мой брат принес в этот мир сломанный генетический код! Идиот и есть идиот!

Протасов коротко ударил его по кончику носа, не больно, только чтобы кровь пошла.

– Вот в нем точно такая же кровь, как в тебе! – пояснил капитан. – Ты тоже идиот?

Арык дальше спорить не хотел, подставил ладонь черпачком под капающую кровавую юшку:

– Я не идиот! Ты же меня позвал сюда!

Один раз ему понадобилось съездить в Чолпон-Ата – встретиться с неким влиятельным персонажем, которого ему сосватал Умей. Они быстро решили все дела. Сидя в ресторане, авторитетный познакомил Протасова с несколькими людьми, вершившими в крае все дела.

– Человек под защитой. Если он жив – все живы, если мертв – все к праотцам поплывут на лодке Харона.

Большинство никогда не слышали о Хароне, но посыл, подтекст был предельно ясен, как солнечное утро весеннего дня, в который никак не хочется умирать.

После встречи с авторитетами он заехал на рынок купить в их с Ольгой домик новый казан. Старый прижаривал рис, и плов имел подгоревший вкус.

Он увидел их между торговых рядов. Она примеряла Саше новую белую рубашку, приложив ее плечами к спине мужа.

Протасов вернулся в часть, провел тренировку с таджиками, а потом встретился со старшим лейтенантом Бычковым. Они немного поговорили о пустяках, а потом Саша пригласил Протасова на обед.

Бычков был в новой белой рубашке, а Ольга, еще совсем юная, в белой блузке, рассыпала после пахучего рассольника по чистым тарелкам плов из нового казана. Олег чувствовал что-то мучительно-болезненное, правда не понимал, из какого органа происходит эти мука и боль. Ему казалось вот-вот – и он что-то вспомнит. В висках стучало сердце. Он коротко смотрел в глаза чужой жене и проваливался в их в голубое, без дна, озеро, не понимая, что падение бывает бесконечным или мгновенным…

После обеда они прогулялись, дыша степным воздухом и лениво обсуждая будущие региональные военные учения. Тупые и бессмысленные. Остановились на небольшой возвышенности, в унисон зевнули после сытного обеда – и в следующее мгновение получили по точному выстрелу стальными подшипниковыми шариками в голову. Саша умер на месте, а Протасова выстрел частично скальпировал.

После похорон Саши он стал жить с его женой, ни от кого не скрываясь и ничего не боясь. Даже молвы, которая может волочиться за тобой всю жизнь.

Потом Кабул, одиночество, штабные офицеры, Чечня, госпиталь в Москве, переезд в Киргизстан, жизнь в оседлом ауле, бескровная война Протасова с киргизами. Их отъезд из аула. Грузия. Золото, мед… Хотя, когда это было? Вчера или завтра? И имеет ли это какое-то значение?..

Он прилетал к ней часто, не жалея своего Конька, немного одряхлевшего, со слегка погасшими глазами, прикрытыми рыжими ресницами. Протасов взрослел, а Конек старел, запуская в гриву седой волос, и понимал, что в последние месяцы хозяину стало не до старого друга – тот тратил свое время на нее, на несчитаные поцелуи в шею и плечи своей жены. Он пытался спрятать в своих губах ее морщинки и грел ее своим мощным телом словно раскалённая печка, а она вжималась в него все крепче и крепче, до холодных слез желая сына.

В остальное время хозяин неутомимо занимался золотом и добывал мед.

К этому времени он приобрел современную японскую плавильню и другое оборудование, где сам отделял от шихты все ненужные примеси. Чистое золото он лил в формы, добиваясь весовой точности. Слиток должен весить ровно одиннадцать килограммов, ни граммом меньше, ни граммом больше. Он шлифовал золотую поверхность до идеального состояния, затем помещал золото в бокс, на который автоматически наводил лазерный луч прицела. Протасов надевал специальные перчатки, брал рудаковское клеймо, молоточек, прикладывал инструмент точно к лазерному перекрестью и выверенным ударом ставил на слитке пробу. Три девятки… Безусловно, при тщательной экспертизе, выявится, что золото отливали недавно, совсем не в советские времена – но кого это будет волновать после подтверждения качества металла… Каждый новый слиток он укладывал в ящик от патронов, проклеенный мягким войлоком, и прокладывал ряды слитков поролоном – ведь даже мельчайшая царапина уменьшала стоимость драгоценного металла. Заполненные ящики он отвозил во Фрунзе, в арендованное спецхранилище банка «Эврика», имеющее двенадцать степеней защиты.