Адмирал Империи – 36 - Коровников Дмитрий. Страница 6

– Как такое могло произойти, скажи мне?! – брызжа слюной, кричал диктатор. Его лицо побагровело, на висках вздулись вены, глаза метали молнии. Казалось, еще немного – и Самсонов разорвется на части от переполнявших его эмоций. – Ведь мы уже почти победили? Буквально какое-то мгновение оставалось до того, как корабли Птолемея не выдержат и побегут из сектора! Чем я прогневал богиню Фортуну, что она в последний момент отняла у меня такую важную победу?!

Зубов невольно скривился, глядя на эту жалкую картину. Ему сейчас был противен сам вид Самсонова, раздавленного неудачей, растоптанного врагами. В этом зрелище было что-то постыдное, недостойное настоящего адмирала и правителя. Диктатор должен быть непоколебим, как скала – а не рыдать и стенать, будто базарная баба.

– Даже боги не могут изменить численность кораблей в космическом сражении, – философски сказал Демид, которому надоело слушать причитания пьяного старика. Терпение контр-адмирала было на исходе. Ему хотелось встряхнуть Самсонова, залепить пощечину, привести в чувство. Но он понимал – сейчас не время и не место для резких движений. Иван Федорович был слишком опасен в своем раздавленном, озлобленном состоянии.

– Мы сделали все, для того, чтобы сократить наше отставание, но нам просто не хватило сил. Это законы военной науки – при примерном равенстве в классе кораблей противоборствующих сторон, побеждает тот, у кого численность кораблей больше.

Самсонов, взъерошенный и раскрасневшийся от гнева и выпивки, тяжело навалился на стол, сверля Зубова мутным, но яростным взглядом. Казалось, еще немного – и из его глаз посыплются искры, как от закоротившей электропроводки. Диктатор тяжело дышал, с присвистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

– Да, но ты забыл упомянуть про моральный дух, – не успокаивался Самсонов, пьяным взором прожигая своего собеседника. – Мои «черноморцы» были в данной характеристике наголову выше экипажей Птолемея Грауса. Ты сам видел, Демид, как эти чванливые князья–адмиралы бежали с первой «линии», поджав хвосты. Разве можно их вообще считать равными нашим космоморякам? Нет, конечно!

Иван Федорович в запале хлопнул ладонью по столу, отчего стоящий на краю бокал с недопитым коньяком опасно покачнулся.

Зубов прекрасно помнил, с каким вдохновением и жаром бросались в бой экипажи Черноморского флота и его Гвардейской Эскадры. В их действиях чувствовалась какая-то одержимость, почти фанатизм – будто они сражались не за победу даже, а за право умереть красиво, войти в легенды. И эта самоотверженность поначалу и вправду давала им преимущество над более хладнокровным и расчетливым противником.

Но Демид понимал и другое. Война – это не только порыв и натиск, но и выучка, дисциплина, холодный расчет. И в этом Птолемей оказался сильнее. Его офицеры, пусть и уступали в бесшабашности и лихости, с лихвой компенсировали это выдержкой, умением держать строй и четко выполнять приказы. А значит, моральный дух здесь был ни при чем. Просто враг оказался лучше подготовлен к затяжному бою на истощение.

– Помимо разношерстных гарнизонных эскадр в секторе боя в стане противника находились регулярные дивизии Северного и Балтийского космофлотов, они то и решили исход битвы, – ровным голосом произнес Зубов, стараясь не выдать своего раздражения. Сейчас следовало быть очень осторожным в словах и оценках. Пьяный диктатор мог воспринять любое неосторожное высказывание. – Офицерская школа ВКС не проходит даром, в головы ее курсантов с самого начала службы вдалбливают, что если вы развернете крейсеры и побежите, то непременно умрете. Поэтому и нет подразделения в Ойкумене более стойкого, чем регулярная дивизия. Причем без разницы, принадлежит она к Российскому императорскому космофлоту или к любому другому в Галактике. Вы же сами видели, как упорно сражались их дивизии во второй «линии»…

Контр-адмирал говорил вроде бы очевидные вещи, известные любому мало-мальски сведущему в военном деле человеку. Иван Федорович скривился, как от зубной боли. Ему не хотелось признавать правоту Зубова, мириться с мыслью, что враг оказался умнее и сильнее. В конце концов, он привык считать себя величайшим стратегом и тактиком, повелителем космических баталий. И вот теперь какой-то Птолемей посмел не просто бросить ему вызов, но и обставить его по всем статьям! Это было невыносимо, немыслимо!

– Эти перехваленные «балтийцы» уже сыпались под напором моего флота, – махнул рукой Иван Федорович. В его голосе зазвучали капризные, почти детские нотки. Будто обиженный ребенок, у которого отобрали конфету, убеждает себя, что она все равно была невкусная. – Против них бились такие же дивизии, только гвардейские и «черноморские»…

– Не уверен с тем, что посыпались все, – отрицательно покачал головой Демид, который на своей «Москве» был непосредственно в эпицентре событий. Адмирал прекрасно помнил, с какой стойкостью и упорством дрались некоторые соединения противника. Как они раз за разом смыкали строй, затыкая бреши, ценой потерь удерживая позиции. – Некоторые из дивизий врага показали себя с наилучшей стороны, например – 34-я «резервная». Уже в который раз она становится у нас на пути, попадает в самое пекло, но снова выходит, пусть и сильно прореженной, но все-таки сухой из воды.

Зубов невольно поморщился, вспоминая свои столкновения с этой дивизией.

– Да, я видел, как сражается эта 34-я, – нехотя буркнул диктатор, мрачно уставившись в стену. В его голосе звучало раздражение. – Просто пока ее командиру везет, ничего более…

Иван Федорович поморщился. Ему претила сама мысль о том, что кто-то, кроме него самого, мог быть удачливым космофлотоводцем.

– Я не связываю победы данного подразделения с везением его командующего, скорее с его опытом и невероятной быстротой реакции, – хмуро сказал на это Демид. Адмирал прекрасно помнил свои схватки с 34-й дивизией. Как бы он ни старался, какие бы хитрости и уловки ни применял – враг всегда оказывался на шаг впереди, предугадывал каждый его маневр.

– Погоди, а разве он не погиб в стычке с Красовским? – замотал головой Иван Федорович, пытаясь вспомнить командира упомянутой дивизии. События последних дней смешались в его затуманенном алкоголем сознании в одну пеструю круговерть. Лица, имена, корабли – все сливалось в бессмысленный хоровод, мельтешащий перед глазами. – Веневитин, кажется… Ну, точно контр-адмирал Веневитин… Он же сгорел на своем флагмане в дуэли с «Екатерины Великой»…

– Это прежний командующий, – поправил Самсонова, Демид Александрович. В его голосе звучало плохо скрываемое раздражение. – Новый куда более деятельный и опасный. Да, вы его прекрасно знаете, ведь он некоторое время назад служил под вашим руководством…

Зубов многозначительно посмотрел на Самсонова, ожидая реакции. Он прекрасно знал, как взвинчен и раздражен сейчас диктатор. И намеренно провоцировал его, подначивал, будто хотел добиться какой-то определенной, только ему известной цели.

Иван Федорович на миг замер, будто громом пораженный. В его затуманенном сознании стали медленно всплывать какие-то смутные образы, обрывки воспоминаний.

– Он с Черноморского флота?! – сначала удивился, а потом сильно разозлился Иван Федорович. Кровь бросилась ему в лицо, на щеках заходили желваки. Адмирал почувствовал, как внутри него поднимается темная, удушливая волна гнева. – Такой же ренегат, как Козицын?! Кто это, черт возьми?!

– Контр-адмирал Васильков, – ответил Зубов, спокойно, почти равнодушно, будто его ничуть не волновала вспышка ярости Самсонова.

– Ааааа! – зарычал Иван Федорович. Его лицо исказилось от бешенства, глаза полыхнули безумным огнем. Он вскочил, опрокинув стул, и принялся метаться по комнате, словно раненый зверь в клетке. – Ну, конечно, куда без этого выскочки! А его уже начал забывать! Васильков – пусть его черти раздерут! Опять путается у меня на пути… Так это ему его родственичек Дессе доверил командовать 34-ой? Ладно, доберемся и до этого трусливого сопляка…

Диктатор брызгал слюной, потрясал кулаками, выплескивая в пространство всю копившуюся злобу и обиду. Васильков! Это имя жгло его память каленым железом, бередило старые, незажившие раны. Что ж, видно придется преподать урок еще раз. Только на сей раз – последний и окончательный.